Время

Мицуеши смотрит и не может сдержать улыбку. Асако почти двадцать пять, она живет в бешеном темпе преуспевающей мангаки, бегает на пресс конференции и пьет чай литрами. Сонно трет глаза, когда он приходит навестить ее с утра и хохочет над очередной историей за пончиками; Нацуме давно не ребенок, она смотрит слишком взросло, и смех у нее такой же – не визгливый как раньше, а глубокий и приятный на слух. Да и Нацуме уже не Нацуме. Асако почти двадцать пять, она живет в бешеном темпе преуспевающей мангаки, а в ней живет дитё Сасаяна. И ее. Она вспыхивает, намыливая тарелки, когда Мик-чан вспоминает об истории на свадьбе тех двоих; взмахивает руками, а пена разлетается по всей кухне – Мицуеши дружески журит ее и она смеется. – Да уж, ему не очень повезет с мамочкой! Мицуеши почему-то становится до ужаса неуютно. Это неправильно, это недопустимо в принципе – атмосферой семейного благополучия разит почти на весь дом, на подоконнике стоят старые фотографии, а рядом под лучами осеннего солнца греется такая же старая кошка; время в этом доме идет неумолимо быстро, но кажется, что стоит на месте – Мик-чан хмыкает себе в ладонь, и поправляет очки. Асако шутливо обижается. – Эй, ты должен был сказать, что из меня получится отличная мама! Мик-чан, так нечестно-о! Нечестно много чего в этом мире хочется сказать ему, но он молчит; в конце концов, тебе уже не пятнадцать и ты не без памяти влюблена в меня – добавить. Мицуеши отхлебывает чай и смотрит на волосы давно_уже_не_Нацуме­. Они на солцне рыжо-яркие, и он с грустью замечает, что на не их свадебной фотографии почти такие же. – Тебе нужно было выходить замуж в оранжевом платье. Асако смотрит недоуменно: – Тогда никто бы не понял, что я невеста, Мик-чан! – и оборачивается. – Сохей, твой чай стынет!.. Время в этом доме идет семимильными шагами, но кажется, что стоит на месте – солнце льется сквозь шторы, Асако с дикой для беременной девушки прытью срывается отчитывать мужа, а старая Мико смотрит с почти пониманием. – Главное чтобы они были счастливы, не так ли? Она. Улыбка выходит почему-то донельзя печальной.