В шепоте ветра

Лед, как и должно быть - холодный, розы, как и прежде - красные. Ничего не изменилось. - Небо сегодня синее, Твелв, Найн, и на нем большое длинное облако…как веревка. - я тихонько смеюсь и комкаю в руках цветы. У меня не было причины спрашивать, какие вам больше понравятся. Наверное, те, что взрываются по прикосновению. – а на конце у него солнце – словно к нему можно пройти по этому канату. Подобную чушь может сказать только ребенок, но на самом деле не важно, что я скажу – их шепот в ветру будет лишь благодарить меня. Просто за то, что дарю им не слезы, а улыбки. Это очень тяжело – иногда я не могу заставить себя приходить сюда. Вырываться из той сверкающей стеклами тюрьмы, где никто не печется ни о ком. Иногда мне даже кажется, что я смогу вас отпустить. Отпустить – но не расстаться. Ведь это вы, безликие дети истории, наполнили меня жизнью до краев, в конце концов оказавшись опустошенными. Когда еще хочется жить, то это значит, что есть у тебя что-то любимое. Так, конечно, тяжелее, но вместе с тем и легче. - Я не жалуюсь. – содрогнувшись, улыбаюсь я. - Стараюсь отвлечься как могу, вот и все. Вспоминая, я просто не знаю, что делать. Иногда даже иду в ваше самое первое убежище…то, что от него осталось, и делаю вид, что встречаю вас. Глупая, глупая – в шепоте ветра слышен холод мелодий, грусть оседающих белесых хлопьев. Лиза, Лиза – в перекличке ветра мягкий смешок, и я вспоминаю, как Твелв взял меня за руку под разорванным бомбой небом. - Знаешь, Лиза. – улыбается, как солнце. – ты похожа на котенка. Не раскормленного и пушистого, а уличного и затоптанного жизнью. Но такого – знаешь – обязательно подберешь. Просто у таких котят невероятно красивые глаза. Закрываю глаза, ловя перышки воспоминаний, собирая их в одно целое – и чувствую, как вы совсем рядом. Что я снова дома. Я бы хотела приготовить вам что-нибудь – я прошу маму, мою бедную одинокую маму, каждый день, научить меня готовить карри. Кажется, у меня неплохо получается, у такой неумехи. До боли в проколотом сердце хочется вновь взять вас за руки, услышать мелодии холодных земель. Найн, а видел ли ты когда-нибудь настоящее северное сияние? Иногда по пути из школы пролетающие надо мной вороны вплетают перья в волосы – это весточки от вас. Видение длится лишь мгновение, но – навеки. И я послушно отпускаю призрачные руки. Другим я тоже дарю цветы. Даже Пятой – иногда мне кажется, что она была совсем не плохой. Ведь отчего-то же ее номер выколот рядом с вами. Ваши номера выколоты и на мне, как клеймо – никогда не забывать. Может быть, у грустного уставшего детектива тоже?... Смотрю на колья, вонзенные в землю. За каждым номером – ребенок в заплатках от эксперимента, рожденный от неизвестного отца. Какая мать отдала силы за его рождение? Без имени, без истории и памяти. Когда я умру – кто будет навещать вас и помнить? Ведь человек жив, пока жива память о нем. Этого вы хотели? Твелв, Найн. Безымянные, мои единственные и самые любимые. Улыбаюсь вам. Одним из нас, людей. Лучшим из нас. И кажется, что вы улыбаетесь мне в ответ.