Декабрь

       Хибия ненавидит декабрь всей своей душой.       Этот холодный ветер, пробирающий несчастного студента до костей, эта липкая слякоть, мерзко чавкающая под ногами каждый раз, когда ему приходится пешком возвращаться домой; эти, черт возьми, тонны украшений и, наконец, главный раздражающий фактор - популярный айдол Кисараги Момо на каждом шагу. Реклама с ней висит даже на информационном табло в университете; песни надоевшей знаменитости играют в каждой второй забегаловке, по телевидению в сотый раз показывают ее клипы, от одного вида которых Амамию начинает тошнить, а пресса так и пестрит оранжевым, выделяя заголовки статей о ней. Хибия бледнеет, как только кто-то из его друзей или одногруппников заговаривает об айдолах; а все потому, что ему очень не повезло быть лично знакомым с представителем оных. И этот айдол преследует его не только с экранов телевизоров или радиоприемников - Амамию она и вправду... преследует. На улице, в университете, или даже в метро, то бишь там, где ей совсем не следует быть.        - Извините, не найдется ли у вас минутки поговорить об айдоле нашем Момо... - безбожно гнусавит высокий женский голосок, и Хибия покрепче сжимает поручень, пытаясь сохранять спокойствие - за спиной у него стоит сталкер-Кисараги, разодетая в страшный персиковый пуховик с капюшоном, растянутую серую шапку поверх парика и солнечные очки. Зимой, вечером, в метро. Как хипстер-бомж, который почему-то выбрал своей жертвой его, Амамию Хибию, ни в чем не повинного студента, у которого скоро сессия и закончилась стипендия. Отчаянный рывок в сторону двери был мгновенно остановлен ухватившей его за руку певицей:        - Чего это у тебя такое кислое лицо, а? Опять на хот-доги не хватило? Не волнуйся, сегодня я приготовлю тебе тамагояки и бенто на завтра, - посчитав, что эти слова достаточно успокоят бедного парня, Момо задорно хлопнула его по спине и звонко рассмеялась, ненадолго забыв про конспирацию - гнусавый голос. - Зайдем в комбини по пути, хорошо?       Хибия устало кивнул, не в силах сопротивляться, и невидящим взглядом уставился в окно, пытаясь не обращать внимания на то, как Кисараги поправляет шарф на его шее.

***

      Момо ужасно готовит - на крохотной кухоньке Хибии буквально за пятнадцать минут после начала готовки воцарился полнейший хаос, разврат и шумиха; она тут же разбила любимую тарелку Амамии с нарисованным вручную пингвинчиком ("О боже, Хибия! Пингвинчик! Ты прямо как онии-чан с его кружкой с мишкой, он до сих пор прячет ее у себя в комнате, ха-ха!"), умудрилась рассыпать на пол рис и случайно задела головой плафон светильника, опрокинув его ("Хибия-я, как же ты тут ходишь, ты же намного выше меня-я!"). И это не считая импровизированных концертов и подозрительного запаха, доносящегося из кухни, пока студент судорожно искал таблетки от головной боли и какие-нибудь беруши. К несчастью, ни того, ни другого под рукой не оказалось, а сама девушка на просьбы вести себя чу-у-уточку тише и осторожнее не отреагировала.        - Ты превращаешься в Эне, - вздохнул Амамия, наблюдая за тем, как Кисараги выносит из кухни тарелку с чем-то неопределенным, на вид и запах напоминающим куски поджаренной гумы. Тошнотворные рефлексы не заставили себя ждать, и он вынужденно скривился. Момо, кажется, почувствовала себя неловко, но упоминание Эне тут же оживило ее.        - О, у Эне, то есть Такане-сан, все прекрасно, она на работе продвинулась и собирается замуж! Она еще никому не говорила, это секрет, но тебе-то можно сказать, - она пристально посмотрела на Хибию и улыбнулась. - Ты все равно сейчас почти ни с кем не общаешься...        - Кроме тебя, - вяло возразил тот, осторожно ковыряя палочкой непонятную субстанцию в своей тарелке. - У меня учеба, времени нет. Совсем. А еще, оба-сан, твое блюдо... кхм... слегка не удалось.        - Будто бы ты готовишь лучше, - надулась Момо, в отместку напялив на друга свой парик, - и прекрати уже с своим "оба-сан", хорошо?

***

      Амамия вышел в аптеку всего на десять минут; ему еще предстояло написать реферат, а голова раскалывалась до такой степени, что он забыл снять парик перед тем, как оказаться на улице; Кисараги задыхалась от смеха, когда он, весь покрасневший и раздраженный, вбежал в квартиру и скинул искуственные волосы на пол. На улице шел мокрый снег, Хибия ссутулился и шаркал подошвами по асфальту, думая о том, почему он так ненавидит это время года и айдольный ажиотаж.       А когда вернулся во второй раз - с порога сообщив Момо, что он принес ей гематоген, - девушка спала. Нагло раскинулась на его единственном диване, обмотавшись его же полосатым шарфом и положив голову на плюшевого тюленя, которого сам Хибия нередко использовал как альтернативу подушке. Мало того, всеми любимый идол бесстыдно храпела и даже во сне обвиняла в чем-то Шинтаро.       Амамии пришлось писать реферат, сидя в жутко неудобной позе на полу. А еще ему пришлось накрыть Кисараги теплым бабушкиным пледиком, убраться после нее на кухне, обреченно выкинув обломки своей любимой тарелки и плафона, помыть посуду, приготовить скромный ужин из остатков продуктов, заснуть под звуки ее храпа и потом просыпаться несколько раз из-за боли в мышцах и затекших конечностях.        - Дай гематоге-е-е-ен, - сквозь сон промычала Момо, когда Хибия в очередной раз проснулся и для себя решил, что лучше вообще не спать, а перекусить и таки дописать незаконченный реферат. - Шпашибо, - прошамкала она уже с набитым ртом, необычайно ловко для спящей перехватив лакомство у самого рта парня. - Ты все-таки не такой плохой, каким кажешься.       Амамия кашлянул и почувствовал, как теплые руки Кисараги обнимают его за шею. Она тут же засопела, наверняка притворяясь спящей; но ее хватка была поистине мертвой, и ему не оставалось ничего другого, как смириться с положением и попытаться перетянуть на себя кусочек пледа.        - Плед не отдам, - воинственно прошептала Момо, все еще не отпуская его шею. - Но можешь взять свой шарф, если хочешь.        - Какая ты добрая, старушка, - съязвил Хибия, прикрывая глаза и готовясь засыпать. Девушка дернулась, кажется, от упоминания "старушки".        - Только потому, что ты отдал мне гематоген, - тихо буркнула в ответ.        - В следующий раз не отдам, - пообещал Амамия и услышал, как она насвистывает мотив традиционной колыбельной ему в левое ухо. Ответа не последовало, и юноше удалось проспать до утра - пусть все тело и ломило от сна в таком положении, и под утро Момо снова захрапела, ни капли не ослабив хватку...       В этом году Хибия наконец осознал, почему же он так ненавидит декабрь: и вовсе не из-за "айдольного ажиотажа" или эйфории перед праздниками, а потому, что никогда толком не высыпается в таких-то условиях. А постоянное недосыпание делало его в два раза раздражительнее обычного.       Даже с колыбельными Момо.       И твердо решил, что в декабре следующего года он исправит ситуацию: переедет в квартиру побольше и наконец купит себе нормальную, широкую двуспальную кровать, чтобы они спокойно помещались там вдвоем.