Ультрамарин

Хару просто большой ребенок. Капризный, упрямый, закрытый: обозлится на что-нибудь – так и вовсе не достучаться до него. Ломать нужно стену, таранить мощными ударами, крошить в пыль, слой за слоем. Маска непроницаемая, глаза в сторону смотрят, а поймаешь взгляд – остекленеет, будет словно в пустоту пялиться. На все вопросы ответ заевшей пластинкой: все в порядке, ничего не случилось. С детства такой, ничуть не меняется с годами. Холодный, как рыба. Но все же такой особенный. Для каждого из нас по-своему. Глаза – чистый сияющий ультрамарин. Словно океан, запертый в черных кольцах радужки: глубокий, манящий... Взглянешь вглубь – велик риск больше никогда не вынырнуть на поверхность. В его глазах не отражается будущее, в них не поблескивают искорки мечты. Лишь синяя водная бездна. Без дна… И кажется, я, правда, утонул в них без шанса на спасение. Пробиться сквозь его купол отчуждения всегда сложно. Нужно говорить. Много, искренне. Выворачивать свою душу наизнанку. Бурным потоком изливать на него слова, выжимать себя до последней капли, только бы увидеть хотя бы тусклый проблеск интереса в ультрамариновых глазах. Это бывает больно – копать себя, вытаскивать на свет из промерзлой почвы капсулы времени, что были похоронены внутри долгие годы. Открывать их, выпуская наружу затхлый спертый воздух воспоминаний. Говорить, говорить, говорить, облекая в слова страсть, боль и страхи, несбывшиеся желания и отброшенные с пути цели… А Хару… Он просто смотрит в сторону. Губы сжаты в узкую полоску. Отчаянно захотелось схватить его за плечи, встряхнуть так, чтобы лицо запрокинулось, поймать на мгновенье его ответный ошарашенный взгляд! И я решился. Только вот не учел, как сильно хлестнет меня в ответ плеть ультрамариновой волны. Накрыло с головой… Не ожидая сам от себя, я стремительно прижал его к себе. Мои губы нашли его упрямый рот, пальцы с силой вцепились в плечи – клещами не разожмешь. Я с упоением целовал Хару. Боги, я целовал его! В ушах ревели потоки смертельных водоворотов, уносящих меня вниз, утаскивающих под толщу синей воды. Глубже, глубже, в бездонную пропасть его океанических зрачков. Я чувствовал, как мощная циклопическая стена с грохотом ломается у него внутри. Через три секунды, когда её обломки достигнут земли, все решится: я с ужасом ждал его реакции на свой спонтанный порыв. А потом он ответил мне. Крепкие мускулистые руки обхватили мою талию, ладони, вдруг сделавшиеся обжигающе горячими, скользили по спине, лаская кожу сквозь тонкую ткань футболки. Я забыл, как дышать. В висках стучали сотни тысяч барабанов. Мы целовались с исступлением, изголодавшиеся по близости, жаждущие откровений и ответов. Пусть и без слов теперь. Слова – они порой создают лишь иллюзию проникновения в чужой внутренний мир. До Хару одними словами было не пробиться. И я понял это только когда почувствовал, как сходятся вместе границы наших тел, грубо и бесцеремонно вторгаясь, подминая, сливаясь друг с другом. Наши губы, руки, кожа горели, сплавлялись в одно целое, нечто однородное. Слишком близкое. Одна кровать – случайная ошибка – вдруг перестала казаться ею, превратилась в самую нужную вещь в этом странном, хаотично вращающемся перед глазами мире. И ноги, внезапно сделавшиеся ватными, очень вовремя подкосились, роняя наши переплетенные тела в мягкие объятия бирюзового шёлка… Свежие простыни пахли океаном.