Deranged love

      Чимин — блядь. Откровенная и самая натуральная блядь. Ко всему прочему ещё и наркоман. На иглу он подсел не так уж давно, но баловаться начал разнообразной дрянью некоторое время назад. Поэтому можно сказать, что он нарик со стажем, и как ещё его земля носит, а не погребла под парой метров рыхлой и свежевыкопанной — не понятно до сих пор.       Пак уж и не помнит, да и не хочет задумываться, как оказался на самом дне этой жизни. Вроде бы родился, чуть подрос, начал ходить, разговаривать, постепенно перевалил в подростковый возраст, а дальше… А дальше провал в памяти, который зияет черной дырой, обшарпанными стенами и старым продавленным диваном, на котором он и лишился девственности. С одной стороны, ему бы должно было быть от себя противно и мерзко, но с другой — уж какой он есть, простите, другого не получилось. Поэтому Чимин и не жалуется, а лишь получает удовольствие, в очередной раз ложась под кого-то и пошло выстанывая имя человека, которого он забудет через секунду после того, как кончит. Его это уже давно не смущает, он привык.       Юнги в очередной раз матерится и пытается заставить выблевать всё то, чего наглотался Чимин за сегодняшний вечер. Это тоже не первый раз, когда Шуга вот так вот вовремя приходит домой и застает того почти без сознания. Минни, конечно же, влетит в очередной раз, но это будет потом, а пока что первоочередной задачей Юнги стоит откачать этого полоумного, чтобы коньки не отбросил раньше времени. Хотя что Мин, что Пак сомневаются, а когда это то самое время будет.       На самом деле, Шуга любит своего, пусть и сводного, но братца Пак Чимина. А мелкий в свою очередь любит своего хёна. Потому что он хён-хён, хён-хён-хён, и агрх убрали все руки от моего ути-пути беззащитного тонсена [1]. Да и вообще можно сказать, что их любовь давно перекочевала из разряда братской в нечто непонятное и доселе необъяснимое. Иначе как объяснить все эти их интимные прикосновения, двусмысленные взгляды и пошлые шуточки между собой? Да только если тем, что они трахаются периодически. Но окружающих это мало заботит, что там между этими двумя. Главное, Пак стабильно подставляет кому-то зад за бабло, а Мин — приторговывает наркотой. Поэтому и деньги-то у них водятся, хоть и не честно заработанные. Хотя тоже как ещё на это посмотреть.       Если честно и откровенно, то Намджун сам не понимает, как он мог втрескаться в это создание по самые уши, брови, макушку и прочие части тела. Нет, Ким прекрасно осознает и признает, что это создание выглядит по-ангельски невинно и в то же время чертовски соблазнительно. И что вообще-то он характером больше смахивает на большого ребенка. Только вот… Стонет он откровенно по-блядски. Нам это понимает с самых первых минут, когда наблюдает, как за каким-то парнем и его Чимином закрывается дверь туалета, а оттуда начинают доноситься недвусмысленные звуки.       Намджуна раздражает, что Чимин для всех — это блядь всех блядей, он профессионально раздвигает ноги перед любым встречным и поперечным, а Шуга у него — и за брата, и за любовника, и за сутенёра, в общем-то, тоже. Но что-либо поделать с этим он не может. Как минимум потому, что он не контролирует этот район, да и вообще он не контролирует ничего. И это бесит вдвойне.       Ким с удовольствием закрыл бы этого пацанёнка где-нибудь у себя дома или в той же клинике для наркоманов, будь такая возможность. Да и вообще постарался бы вытащить его из этого дерьмища, но подобного сделать не дает блядский Юнги. А Чимин, кажется, даже не замечает самого Намджуна, который просто воет рядом с этим мелким дьяволенком.       Всё оборачивается полноценным и локальным пиздецом, когда обдолбанный Пак лезет целоваться к РэпМону на очередной вакханалии по случаю неизвестно чего. Хотя в этой квартире постоянно происходят вакханалии, это уже неново и всем давно известно. И что эта квартира самих братцев-акробатцев — тоже.       Намджун честно ахуевает от такой наглости, когда мелкий паршивец перелезает к нему на колени, прижимаясь всем телом и потираясь своим стояком о нарастающее возбуждение в штанах Кима. На что Юнги лишь гиенит в своей обычной манере, сидя напротив, и, наклоняясь вперёд, шепчет почти одними губами:       — А ты попробуй. Тебе понравится. — И с кошачьей ухмылкой протягивает тонкую, бледную руку со сжатым кулаком.       Чимин отрывается на пару мгновений от губ старшего и переводит затуманенный наркотиками взгляд на своего хёна. Тот лишь качает головой, да продолжает ухмыляться, когда Ким протягивает ладонь, на которую падает маленький пакетик с неизвестными таблетками, маленькими, белыми. Намджун принимает своеобразный дар, встаёт и утягивает за собой Пака, якобы в комнату, а на самом деле выводит его из квартиры. Чимин кажется безвольной игрушкой, куклой, которую ведут-везут куда-то. Ему просто насрать куда и что, лишь бы поскорее оказаться под кем-то, потому что нестерпимо хочется ебаться.       Когда они добираются до квартиры самого Намджуна, Мин уже готов на стенку лезть и выть от недостатка «любви». А Ким лишь заталкивает его внутрь квартиры и пытается привести в чувства.       На самом деле, когда Чимин не под наркотой, то он очень даже милый паренёк. И никакая не блядь. Но об этом теперь знает ещё, кроме Юнги, только РэпМон. А он-то уж постарается, чтобы этот маленький секрет не узнал никто. Потому что слишком уж тот откровенный, честный, милый и невинный аки агнец божий. Хотя это какое-то уж дикое, даже кощунственное, сравнение с его-то образом жизни. И вроде ничего не предвещает беды, видимо, Чимин привык оказываться в незнакомых квартирах с незнакомыми людьми, кроме того, что Пак в действительности та ещё сучка, особенно если начинается ломка.       — Хён, мне плохо, — тихо тянет бледными и искусанными губами Чимин во время ужина.       Он почти ничего не ест и лишь брезгливо ковыряется в тарелке. Намджун подозревает, из-за чего тому плохо, но делает вид, что не замечает ничего. Пак повторяет снова, желая добиться хоть какой-нибудь ответной реакции, но её снова не следует, что раздражает крайне. Шатен хмурится и поджимает губы, стараясь терпеть, но он не привык, потому что Юнги-хён всегда помогал ему, давая новую дозу. А тут облом.       Ким старается запереть мелкого в комнатке, больше похожей на чулан, чтобы переждать период ломки. Он надеется, что всё обойдется, хоть и понимает, что поступает без согласия Чимина. Но он слишком уж хочет вытащить того из всего этого дерьма. Правда, получается откровенно хреново, но всё же. Он часами слушает завывания Мина и его истерики, переживает очередные приступы агрессии и просто ждёт, когда закончится этот ад, его персональный ад, потому что ему больно видеть такого Пака.       Но он лажает, когда ему на телефон приходит странная на вид смс-ка с просьбой прийти по указанному адресу. Нет, подобное уже случалось с учётом рода деятельности Намджуна, поэтому он, совершенно ничего не подозревая, собирается и идёт. Предупреждает мелкого, что уйдет на пару часов, но обязательно скоро вернётся. Тот молчит и не отвечает, даже ничего не кидает в дверь, чтобы Ким проваливал.       Не то чтобы было очевидно, что там его поджидала мелкая шпана, с которой пришлось подраться, но вполне предсказуемо. Так думает сам Нам, вытирая кровь с разбитой губы. И ему в голову не закрадывается мысль, что это было подстроено с одной лишь целью — отвлечь. Осознание этого приходит лишь тогда, когда он возвращается в пустую квартиру: дверь нараспашку, вещи перевернуты отчасти (видимо, что-то искали, а нашли или не нашли непонятно). Но хуже всего Мону становится, когда он видит вскрытую дверь чулана и отсутствие Чимина там. Теперь настаёт очередь Кима выть от бессилия.       Шуга доволен собой: потребовалось всего-то ничего, чтобы разыскать квартиру того наглеца, что попытался упиздить у него самое драгоценное сокровище — его любимого братца, Пак Чимина. Вскрыть её тоже не составило проблем, уж что-что, а такого рода вещи тоже приходилось делать не раз и не два. Так что каких-то полчаса и Юнги снова обнимает Чимина, успокаивая и говоря, что «вот прям щас они вернутся домой, и всё встанет на свои места». Так, как они привыкли.       Чимин снова окружен привычными вещами: пьянки-гулянки, наркотики и секс, море секса и похоти. Ему кажется, что он отсутствовал вечность, хотя на самом деле — всего-то сутки-двое. Но это становится почти роковым для него, он не понимает ещё больше ни своих поступков, ни поступков Юнги. Но старается не зарываться в этом всём, ему совершенно не хочется бороться, проще плыть по течению, а там — куда вынесет. Этой же тактики придерживается и Шуга, снова наблюдая, как Чимин отдаётся кому-то, перед этим накачавшись наркотой. Хотя ему, как старшему, наоборот, следовало бы тащить мальчишку за уши вверх, ближе к поверхности, к воздуху. Но чего нет — того нет.       Ким приходит через неделю, прекрасно осознавая, что может получить взамен на свои предыдущие действия в адрес Чимина. Как таковое — это было похищение человека и удержание взаперти против его воли, это тянет на нехилый срок, если бы они были нормальными людьми, а не теми, кто принадлежит к миру криминала и прочей швали. Так что максимум — ему светят разборки с местной братвой и драки до полусмерти. Но этого ничего нет, что заставляет Намджуна удивленно вскинуть бровь, когда он видит взгляд исподлобья от Шуги и блядскую полуулыбку на губах Чимина. Он не понимает, что здесь происходит, потому что рассчитывал совершенно на другое.       — Тебе просто повезло, что Чимину поебать на твои выходки. И что у него память, как у аквариумной рыбки: три секунды, и хуяк — новый аквариум, — шипит Юнги, когда рядом на диван опускается Намджун, а следом на колени к тому плюхается и сам виновник всего этого пиздеца.       Так продолжается эта хренотень. Всё просто летит к ебеням. И это относится ко всем троим. Потому что Намджун жопой чует, что влияние этих двоих скажется и на нём тоже. Потому что Юнги подозревает, что не сможет просто так полностью отпустить своего Чимина к этому придурку. Потому что Чимин… А Чимину просто посрать с кем трахаться, лишь бы было хорошо, потому что он привык получать то, чего хочет.       Всё идёт по пизде ещё больше в тот самый момент, когда Намджун валит Чимина на кровать в соседней комнате, целуя и больно прикусывая смуглую кожу на ключицах. Он осознает это как-то смутно, потому что разум затуманен желанием, а ещё тем, что всё-таки умудрился подсунуть Киму сам Чимин через поцелуй, мокрый и пошлый, такой же как и он сам. Пак сжимает в кулаке высветленные волосы Мона на затылке и стонет, прикрывая глаза и прижимаясь разгоряченным телом к блондину. Наверное, это то самое, чего больше всего желал старший, как этот несносный дьяволёнок будет стонать под ним, отдаваясь только ему. Своеобразная услада для ушей Намджуна, которая претворилась в жизнь.       Юнги сидит в зале, переполненном разного рода людьми, абсолютно разношерстный сброд всего того, что так не жалуют обычные люди. А ему не привыкать, он сам такой же, не лучше, но и не хуже этих обдолбанных в хлам тел, что лавируют между немногочисленной и потертой мебелью и такими же как они сами людьми. При том, что Шуга привык к постоянным загулам младшего, он не может понять, что его так бесит. То ли само присутствие Кима, то ли то, что он сейчас трахает Чимина. Хотя это тоже не в новинку, что Чимина трахают, такое случается каждый божий день, а то и за вечер пару-тройку раз. Но сейчас собственник внутри Мина просто рвёт и мечет в ярости, не давая спокойно сидеть и ждать, когда эта парочка вернётся в общую комнату, а сам Юнги потребует соответствующую плату за пользование телом тонсэна.       Когда Юнги слышит редкие всхлипы и стоны за тонкой дверью спальни, он просто не сдерживается и подрывается со своего насиженного места. Он идёт туда, сам не зная для чего. И то, что он видит, скручивает внутренности в тугой жгут: лежащий на кровати Намджун вызывает какое-то подобие улыбки на губах парня, а оседлавший его бедра Чимин — даже какую-то гордость. А ещё стойкое желание присоединиться. Да, он не намерен делить безраздельно Пака с этим долбоёбом, который ворвался в их «размеренную» с младшим жизнь.       Намджун едва ли улавливает момент, когда где-то в ногах кровать прогибается под весом ещё одного человека. Он лишь краем глаза замечает, как красиво контрастируют бледные худые руки на груди смуглого Чимина. Тонкие пальцы ведут вниз по животу, тут же обхватывая плоть Пака, и тот знает, улыбается, потому что его Юнги пришёл к нему. Мелкий продолжает двигаться, насаживаясь на член Кима до конца и откидывая голову назад на плечо уже голого Шуги. Соприкосновение холодной кожи с разгоряченной вызывает у обоих толпы мурашек и дрожь. И только сейчас Мон понимает, кто именно к ним присоединился.       Наверное, именно в этот момент им всем бы остановиться и прекратить сходить с ума. Но ведь это так заманчиво падать вниз коллективно, перекладывая всю ответственность на другого и так по кругу. Намджун уже не испытывает той антипатии к Шуге, которая была при первом знакомстве когда-то. Он гладит фарфоровую кожу с россыпью проступающих синеватых капилляров, ему доставляет особое удовольствие, как Чимин целует Юнги в то время, когда он натягивает того на свой член. Его даже забавляет то, что Пак лежит на спине под ними всеми, а Шуга трахает его и сам насаживается на член Намджуна.       Время замирает в этой комнате, когда стоны прекращаются, а три тела, переплетя руки-ноги между собой, пытаются отдышаться от бурных оргазмов и этого секс-марафона. Они не знают, что сказать друг другу, да и стоит ли вообще что-либо говорить в данной ситуации. Просто все понимают, что этот пиздец накрыл их неотвратимо и резво, как понос от молока с огурцами. И вариантов теперь не так уж много, но над всем они подумают потом. Как-нибудь потом, а сейчас стоит закрыть глаза и отдаться смертельной усталости, что заволакивает сознание. И предрассветный час — самое темное время суток, сулящее яркий рассвет, что краешком алого солнца заползает через тонкий тюль к ним в комнату, где лежат три неподвижных тела.