Месть Томаса Марволо Реддла

      Молодой человек идет по дороге. Она не асфальтирована, покрыта песком, который, как и трава по обеим сторонам дороги, в ярком солнечном свете сияет яркими, радостными красками. Но юноша не смотрит на раскаленное солнце, которое еще не палит, но уже вполне греет. Начало лета…       А он идет, опустив глаза, грузно. Словно король на своей коронации – медленно и чинно. Только вокруг никто не скандирует его имя, и поэтому он не улыбается. Но этой ледяной уверенности в его глазах хватило бы на всю толпу. Так он идет, погруженный в свои мысли и не сразу останавливается, когда его зовут.       - Том! Том, Том, - как не вовремя! Кажется, этот голос уже начинает его раздражать, не успев появиться.       Он останавливается медленно, словно нехотя. Оборачивается, кажется, только за тем, чтобы попросить убраться прочь. Не хватало еще кого-то втягивать в этот идеальный план.       Люси улыбается вместо приветствия. Собирается подойти к нему. Но он тут же делает шаг от нее, в сторону своего пути.       - Прости. Сейчас нет времени.       На самом деле время еще есть. Просто хочется дойти, смакуя в голове все возможные сценарии встречи, гадая, как громко он будет кричать, и как будет вымаливать прощение, ползая на коленях.       Он уже забывает о ней. Видит впереди дорогу и продолжает двигаться.       - Куда ты?       Опять оборачивается. Уже начинает злиться. Если ты, черт возьми, появляешься раз в несколько лет, не интересуясь всё это время, где я и куда иду, почему я должен отчитываться теперь?       Она смотрит несколько ошеломленно. Интересно, это оттого, что я теперь так говорю с ней или потому что я вырос? Да, теперь я с нее ростом. Не ожидала? Это даже мне странно. Будто ты уменьшилась и в одночасье превратилась в точку. Эта картина отвлекает, но лишь на несколько секунд.       Она смотрит так… Как смотрели на меня девчонки в школе, когда я, проходя мимо, чуть улыбаюсь. Просто смешно, как они краснеют. И как удачно, что с Минни этих проблем нет. А Люси… Я что, единственный юноша, которого она видела? Наверное, просто не может осознать, что теперь мне не укажешь.       - У меня дела, - да, вот так. Сухо и официально. Ты, дорогая моя феечка, можешь смело ставить галочку напротив моей фамилии в списках людей, которых ты должна обойти. Мистер Реддл жив и здоров и умирать не собирается. Разве что лишить кого-то жизни… Но ведь того человека нет в твоих списках. Или?       Я горько усмехаюсь, представляя, как она когда-то, возможно, прилетала вот так и к этому уроду. Но нет, этого не может быть, он же маггл.       - Том…       - Давай встретимся здесь позже, ладно? – я пытаюсь быть дружелюбным. Кто знает? Может после всего того, что я собираюсь сделать, все что мне будет нужно – прилечь к ней на плечо и заснуть под ее щебетания?       - Это касается твоих родителей?       - Да.       - Мама? – спрашивает она так, будто речь идет о ее собственной матери.       - Нет, она умерла при родах, - ее лицо стыдливо краснеет. Но меня сейчас занимает не это.       - А отец? - но теперь отвечать я не намерен. - Твой отец жив?       Я ничего не чувствую. Ну, жив и жив. Скоро не будет. Это как-то утешает.       - Мне нужно встретиться с ним, - признаюсь я все-таки ей. Зная ее, она сейчас отстанет от меня. Дело как ни крути – важное. Встреча с родителем – слезы и обнимания, разумеется. И не важно, собираюсь ли я душить его в этих объятиях – и так и так мне лучше одному. Она понимает это, я вижу. Так почему не отстает?       - Ты грустный какой-то, - говорит она как-то виновато.       Но я не готов продолжать бесполезный разговор. Время, отсчитанное мной на персональный ад для Тома Реддла-старшего, скоро начнет свой отсчет, а я еще даже не подошел к дому.       - Мне, правда, пора.       И я иду, не оглядываясь и больше не слыша ее.       Тогда она обгоняет меня и становится прямо на пути.       - Ты уверен, что хочешь его видеть?       Я не выдерживаю. Я срываюсь на нее. Я слишком сильно подогрел свою ненависть, предназначенную для него. И теперь не могу контролировать ее выбросы. Кажется, такими темпами она не дойдет до адресата.       Я делаю шаг, разделяющий нас и вот я впритык стою перед ней. Точнее, нависаю. Мне уже 16, я сдал СОВ и все на отлично. Уже взрослый. И не нуждаюсь ни в ком.       - Уйди с дороги. Я теряю время.       Мне почему-то становится жутко оттого, как она смотрит на меня снизу вверх. Странно, что руками голову не закрывает, честное слово. Как будто это ее я сейчас собираюсь убить…       - Нужна ли тебе эта встреча? – спрашивает она меня тихо и спокойно.       - Да, - под стать ей шепчу я, только мой шепот больше похож на шипение ядовитой змеи, - да, я хочу увидеть его. Посмотреть, как он задрожит, узнав кто я.       - А кто ты?       Я гляжу на нее как на сумасшедшую.       - Я. Его. Сын. С волшебной палочкой к тому же. Думаю, он знает, что это за штука. Как-никак отымел волшебницу.       Люси вздрагивает от этих грубых слов. Ничего, детка. Сама напросилась.       - Он маггл. Я хочу, чтобы он захлебнулся собственной грязной кровью. Эта кровь должна смыть с меня этот позор.       - Не надо. Том, пожалуйста!       У меня больше нет сил, мне на самом деле пора. Я толкаю ее.       От неожиданности она падает. Впрочем, и у меня потери. Я со вздохом поднимаю выпавшую из кармана тетрадь.       Она не встает. Я, то ли чтобы оправдать себя, то ли просто от желания поделиться хоть с кем-то, показываю ей надпись на дневнике.       - Видишь? “Том Марволо Реддл”. Это маглловское имя. Я ненавижу его за это! До него в моем роду не было магглов.       Она почти плачет, лежа на дороге. Она действительно всхлипывает, неуклюже встает и опять бежит ко мне.       - Пожалуйста, Том! Не делай этого. Мой брат… рассказывал, что это очень плохо – убивать. Ему сказали убить одного человека. Это было ужасно. Том.. Давай лучше я!       Я беру ее руки и отцепляю от себя. Но я не буду ее обижать. Я ошибся. Она беспокоится не о нем, а обо мне. И все не могу остановиться.       - Ты не понимаешь! Он бросил ее! Когда она уже была беременна мной! Ее жизнь… она в сотни раз была ценнее его! А ЕМУ было ПЛЕВАТЬ!!!       - Дай мне посмотреть на тебя.       Она сражается со мной. Я не позволяю взять свое лицо в руки и заглянуть мне в глаза… Тогда она хватает мою голову в железную хватку, хотя и безболезненную. А потом целует. В губы. По-настоящему. И я пропадаю в этом живительном потоке, который словно вымывает из меня всю ту грязь и мерзость, которая словно прилипла ко мне, когда я осознал кто мой отец.       И вдруг – за мгновенье – я не успеваю ее остановить, - проникает в мое сознание. И вся та ненависть, которую я коплю с тех пор, как придумал этот план, покидает меня. В голову вселяются новые образы. Они как-то странно созвучны моим предпочтениям. Они мне приятны.       Я забываю обо всем. Куда я шел? Зачем я здесь?       Она отрывается от меня. Смотрит, спрашивая. А вокруг – начавшееся лето, трава, золотая дорога и ее глаза.       Мне кажется, я выжат как лимон. Тогда она проводит рукой по волосам, расчесывая. И говорит нежно, как и раньше.       - Мы пойдем к нему. Ты встретишься с ним, - и поднимает палец к моим губам, не давая сказать, - но не будешь его убивать. Если хочешь его помучить, можно обратиться в суд.       - Чтобы эта история стала всеобщим достоянием? Ни малейшего желания.       - Тогда сделай лучше. Дай его совести мучить себя.       И мне кажется невероятным, что в этом оглушительном потоке белой магии я еще сумею мыслить здраво. Но нет – мое сознание даже стало яснее.       Я беру ее под руку и мы устремляемся по пыльной дороге к дому на холме. Как истинные аристократы. И мне это нравится.       - Если ты все-таки решишь его убить, дай это сделать мне, - вальяжно замечает она. И я вижу, что и она повзрослела. Ее спина прямая, походка величественна. Жесты манерны.       - Я подумаю, - в тон ей отвечаю я.       И мы опять идем. На этот раз мы серьезны – мы идем карать и спасать от самих себя одновременно. Так что миссия у нас серьезная.       Мой план состоял в том, чтобы назначить встречу для отвода глаз и чтобы никого, кроме нас с ним там не было. Явиться туда, в этот чертов дом. Чтобы, может быть, упиваться животным наслаждениям, разукрашивая стены грязью красного оттенка.       Теперь я вроде как с дамой. Мне необходимо соответствовать.       Я смотрю на нее. Она улыбается. Одобрительно, но не более. Без детской наивности. И шепчет мне заговорщически, будто кто-то может услышать. Может, мои демоны?       - Я все-таки надеюсь на мирное разрешение ваших вопросов.       Ну, теперь понятно. Реддл, ты же аристократ! Ты не должен выражаться грубо. Ты должен выражаться возвышенно. Как и всегда.       Мои безупречные манеры ни у кого еще не вызывали претензий. Но ситуация, с которой я столкнулся сейчас, видимо, вывела из себя, вот и все. А, оказалось, это такая же ситуация, как и все остальные. Как если бы я собирался говорить с преподавателем о повышении оценки. Выше голову и ровнее спину. Вот так. Ведь именно так решают все дела наследники Слизерина – невозмутимо и с прямой спиной.       Но саму канву действий это не меняет. Мы подходим к двухэтажному дому с аккуратным садиком. Вышедший к нам через калитку дворецкий осведомляется, чем может помочь нам.       - Мне назначена встреча с мистером Реддлом, - произношу с видом снисхождения. И ничего, что мне 16, а он уже в возрасте. Его социальный статус гораздо важнее. Он это понимает и лишь молча сверяется со своими записями.       - Хозяин уже ждет Вас, - произносит он и подозрительно косится на Люси, которая, конечно же, не записана там.       - Моя спутница…       - Хозяин просил пригласить всех, кто придет с вами. Заходите.       Пригласить всех. Как мило с его стороны.       И мы чинно проходим в дом. Широкая прихожая, в глубине которой поднимается широкая лестница.       - Прошу Вас, - дворецкий указывает мне на лестницу.       Я, без дальнейших изысков, устремляюсь наверх. Даже не помню, зачем. И лишь когда я поднимаюсь наверх, вижу его. Конечно, я сразу узнал его. Такие же темные волосы и овал лица. Он, похоже, тоже – при виде меня он вздрогнул.       Он стоит позади широкого кресла с мягкой обивкой. На кресле, в отличии от остального интерьера, темно-красные цветы, цветущие вдоль длинных стеблей, и напоминающие копья. С ним гармонирует только столик – его цвет и фон, на котором изображены цветы на кресле, одинаковый – бежевый. Весь остальной дом, как снаружи, так и внутри – практически идеально белый – белые стены, белые вазы, белая мебель. И только небольшие узорчики из цветов – синие и зеленые иногда попадаются на глаз. Какие мы белые и пушистые…       - Добрый день, - наконец говорю я, устав ждать, когда мужчина напротив начнет разговор.       - Здравствуйте, - кивает он, - прошу, присаживайтесь.       И, держась за кресло, обходит его, чтобы сесть.       Я опускаю взгляд на небольшой диванчик с той же расцветкой, что и кресло. Видимо, комплект.       - Признаться, - он избегает смотреть мне в глаза, и сцепляет пальцы в замок, - я решил, что кто-то разыгрывает меня, когда Бен сообщил мне имя… Это же Ваше имя? - он поднимает на меня несмелый взгляд.       - Мое имя Том Марволо Реддл, - киваю. В остальном я – неподвижная статуя. Не хочу мешать показывать для меня этот спектакль.       - Вы мой сын? – несмело выдает он, когда мы оба устраиваемся друг напротив друга.       - Вероятно, - я наконец-то вспоминаю, зачем я здесь. - Быть может, Вы расскажете мне свою историю и мы сможем вместе разобраться? - он бегло смотрит на меня. Смотри-смотри. И пытайся найти лазейку. Иначе петля затянется.       - Только после Вашей, - хрипит он. У мистера Реддла пропал голос?       - Ну что ж. Моя мать, Меропа Мракс, родив меня, сказала дать мне это имя. Том в честь отца и Марволо в честь…       - Деда, - заканчивает за меня он. - Вы не против – я выпью?       Конечно, хотя зачем спрашивать? Он уже наливает себе в низкий бокал янтарную жидкость, в которой я, будучи студентом Слизерина, признаю виски.       Он делает внушительный глоток и, видимо, набравшись храбрости, смотрит прямо на меня. Так проходит еще некоторое время.       - Как она? – наконец спрашивает он. Лучше бы просто разбил бутылку себе о голову. А так в колонку плюсов таблицы под названием “Если я его убью” добавляется еще один пункт.       - Мертва, – отвечаю я в тон ему. Глоток, который он делает в это время, очень удачно становится ему поперек горла. Правда, я несколько разочарован – неужели если он сегодня умрет, то не от моей руки?       Но нет, он откашливается. И смотрит на меня абсолютно обескуражено. Отставляет бутылку. Видимо, еще не все понятно, чтобы напиться, укоряя судьбу. И он выжидающе смотрит на меня. А я молчу, потому что если я начну свою гневную тираду, последние два слова в ней он попросту не переживет.       И спрашиваю себя – а чего я, собственно, жду? Можно просто убить его, без крови на стенах и этих кресле и диванчике... И усмехаюсь про себя, потому что вытянутые красные цветы мне сейчас явственно представляются этими кровавыми брызгами. Да, крови тут и так хватает. Так что просто Авадой…       - Давно она умерла? – говорит он осторожно, отвлекая меня от планирования его убийства.       - При родах.       Он склоняет голову и закрывает ее руками.       - Я не знал…       Внезапно внизу раздается звон разбившегося фарфора. И мой отец, только что горестно упавший на свои руки, вдруг находит в себе силы поднять голову и встать с нахмурившимся лицом.       - Что-то разбилось, Бен? – голос мгновенно возвращается к нему.       И это действует отрезвляюще. Как Люси. Я вдруг ощущаю опять в себе этот поток.       - Вы все знали.       Тем временем он замечает мой недобрый взгляд, но все еще держится. И мягко усаживается в кресло под крик своего дворецкого, прибежавшего в комнату.       - Эта девчонка, пришедшая вместе с ним, разбила любимую вазу вашей матушки!       - Не называйте ее так, - говорю я спокойно. Если бы они меня знали, предпочли бы, чтобы я кричал.       Дворецкий, вероятно, собирается возразить, но хозяин дома делает ему несколько жестов, прося успокоиться и уйти. Мы вновь одни.       Что ж, теперь моя очередь.       - Итак, - я удобней располагаюсь в кресле, - о своей матери Вы заботитесь, значит, Вы не женоненавистник, а то я, признаться…       - Я не знаю, что со мной произошло тогда, - он наклоняется ко мне через стол, - я помню только, что как-то оказался в незнакомом домишке с ней. Я и раньше-то ее видел всего пару раз и – уверяю – не давал никаких поводов. Я сам собирался жениться и вовсе не на ней, - последнее он высказывает чуть ли не с вызовом. - Так вот, я помню только, что проезжал около ее дома, было жарко, как сегодня. Она вышла с чашкой воды и предложила передохнуть. Была сильная жара, я отказался заходить к ней, помня о вспыльчивости ее батюшки, но выпил. Видимо это была не простая вода, потому что очнулся я, как уже и сказал, в незнакомом месте. И она здесь же. Улыбается и спрашивает, люблю ли я ее. Конечно, я испугался. Вот я пришел в себя, а вдруг она опять меня отравит? Как только оказалась возможность, я бежал. Родители долго не могли простить меня. Моя невеста… Разочаровалась во мне и вышла за другого.       Я встаю. Мне все ясно. Передо мной человек без амбиций, статуса, желаний. Он то, что есть – грязь под ногами. И огорчает меня все еще лишь одно – что меня назвали в его честь. Убийство его мне внезапно представляется не иначе как работа погрязнее отмывания полов в школе - я, как староста, назначаю подобные наказания тем провинившимся, для кого такая перспектива отработки хуже снятых баллов и чуть ли не смерти.       - Но теперь, когда ты нашелся. Мой сын, - он тоже встает и протягивает ко мне руки, - прости за то, что я сделал. Прошу тебя. Ты же видишь, она сама виновата.       Но я отступаю на шаг.       - Ну, что же ты? Я же твой отец…       - Вы не задавались вопросом, почему она не вернулась в родные места, как и Вы? Это оттого, что она умерла.       - Я… Чего вы хотите? Денег? Давайте договоримся – я дам Вам все что угодно, я заплачу Вам сколько угодно, а Вы не будете предавать нашу историю огласке?       Я сажусь обратно в кресло. Это интересно. Он, счастливый, что удалось заинтересовать меня и надеяться, что соседи не будут тыкать пальцем. И считать тебя другим. Хм… А вот я знаю, что это, когда ты чужой.       - Вы живете здесь с родителями? - я продолжаю обращаться на вы, пытаясь сохранить хоть какую-то очевидную стенку.       - Да, если Вам здесь понравилось, есть спальня для гостей. Скажем, что вы – дальний родственник по линии…       - Это ваш единственный дом?       - Да, иначе я жил бы отдельно, - улыбается он мне.       - Я хочу этот дом, – говорю я. И понимаю, как все просто.       Том Реддл меняется в лице. Пожалуй, сейчас кинется мне в ноги и будет умолять убить его.       - Но дом – это все, что есть…       - Я знаю. Она тоже осталась без дома тогда. Как и я, - я гляжу на него. Мне уже скучно и неинтересно продолжать разговор.       - Напишите документ, что отдаете дом и все, что в нем находится мне, как наследнику. И мы с вами больше не увидимся.       Он, видимо, в шоке. Или еще раздумывает?       - В противном случае я иду в полицию и рассказываю им, как вы бросили беременную от Вас женщину, которая к тому же являлась Вашей законной супругой. И как ребенку пришлось сидеть в приюте, покуда его отец спал здесь на мягкой перине. Боюсь, в таком случае вам выделят койку в другом, охраняемом месте.       Он тут же вскакивает с кресла.       - Не смейте! Я же был под ее наваждением!       - Вы думаете, Вам поверят? – искренне удивляюсь я.       - Но Вам еще нужно будет доказать, что Вы – мой сын.       Мне становится совсем смешно.       - Если очевидное внешнее сходство между нами не является достаточно весомым доказательством, я предъявлю свои документы. И так или иначе заявлю о своих правах на наследственность. И, между нами говоря, по наваждениям я тоже мастер. Можете вообще не проснуться.

***

      Мы с Люси опять идем к этому дому. Уже второй раз за сегодня. Мы только что из Лондона. Заходили к мадам Малкин, выбирали мне костюм. Который покупает мне Люси. Я удивленно смотрю на нее, но она лишь весело подмигивает мне. “Ты стал совсем взрослым”, –умиляется она и проводит по щеке рукой. Надеюсь, никто не заметил. Потом ели мороженое – день действительно жаркий. Вечером я уже сам беру несколько бутылок недорогого, но симпатичного шампанского и, взяв под руку Люси, опять иду к дому, который теперь принадлежит мне. Дворецкий теперь смотрит без иронии и приветствует поклоном головы. Мы заходим внутрь. На улице сгущаются сумерки, и дом выглядит несколько диковато в полумраке. Я включаю свет. Но везде мне чудится он. Везде эта белизна, цветы, везде… И это неприятно. Как будто забирает силу. Как дементор.       Я выключаю свет и решительно покидаю это место.       Дворецкого я застаю у калитки. Он оборачивается ко мне:       - Сэр?       - В доме кто-нибудь есть? – ходить туда самому и проверять нет никакого желания.       - Нет сэр, все разошлись, остался только я.       - Прекрасно, - обворожительно улыбаюсь ему. - Не найдется ли у Вас спирта и спичек?       Люси стоит рядом и непонимающе смотрит на меня. Но я, наконец, придумываю правильное решение.       И, когда Бен, не поняв меня, хотя нет, так даже лучше, приносит мне бутылку виски, такого же, которое пил с утра его прошлый хозяин, я смотрю на нее. А потом швыряю ее в стены дома, и она со звоном разлетается о деревянную поверхность.       - Ещё, - командую я удивленному Бену, и зажигаю спички. Пламя резко охватывает ту часть стены, на которую пролилась жидкость. Я распахиваю окно, находящееся дальше по стене, и закидываю новую бутылку внутрь. Следом летит огонь.       Когда дом полностью загорается, я чувствую, что отдал на это все свои силы. И, что самое главное, я наконец-то чувствую удовлетворение.