Муравьи

В пегасне было тихо. Тишина, сплетаясь с редкими звуками, казалась осязаемой и стояла сплошной стеной. Лишь пеги фыркали изредка, да беспокойный Тит Михайлов безмолвно мастерил что-то из нескольких щепок и бечёвки, сидя в углу. Стояло раннее утро, и солнце не пыталось ещё пробить робкими лучами тугую пелену тумана, казалось, что-то должно произойти, простое, домашнее, привычное, до боли знакомое, но очень приятное. Тит не собирался сегодня нырять. Их не до конца оформившаяся организация, плохо ещё знающая, что вообще делать-то надо, пыталась создать индивидуальное расписание каждому из ныряльщиков. За неимением лучшего наименования, способ проникновения сквозь землю в иной мир с лёгкой руки Митяя прозвали «нырянием». Всех это, в общем-то, устраивало. Только на секунду Тит отвлёкся от своего дела, прислушиваясь к шорохам и сопению в тишине, но его тут же прервали. Дверь едва не слетела с петель от мощного пинка. Звук, сотрясший воздух и разбудивший большую часть лошадей, тут же затих. В пегасню стремительным шагом вошла девушка, держащая в руках колчан, из которого торчала одинокая стрела. — Маланья? — полуудивлённо произнёс Тит. — Кто же ещё, — глубоким грудным голосом ответила девушка. — И чего тебе не спится? В такую-то рань? — А не знаю. Не спится, и всё тут. Ты всё мастачишь? Тит кивнул и вернулся к работе. Неизвестно как в полутёмной комнате Маланья увидела мимолётное движение, но больше она к разговору не возвращалась. Тихо подошла к своему любимцу-пегу и погладила того по серой гриве. Пег дёрнул ухом и приподнял подрагивающее веко. Не обнаружив ничего интересного, снова притворился спящим. — Вот проныра! — едва слышно рассмеялась Маланья. — Ленится всё. — Угу, — Тит немногословен, но если уж разговорится, то может рассуждать часами на одну и ту же тему, особенно если последняя ему интересна. Маланья закинула колчан за спину, чтобы не мешался, и стала кормить пегов, хотя время ещё только подходило. Её любимец, серый в яблоках конь по имени Анатоль, проявил себя настоящим обжорой. Как только в поле зрения появился овёс, конь довольно фыркнул и потянулся к желанному яству, бросив притворство. Маланья ещё раз довольно убедилась, что каким бы хитрым не был Анатоль, еда всегда поможет его перехитрить. Когда она подошла к следующему пегу, ей в глаза сразу бросилось отсутствие некой важной вещи. — Где подкова Вестника? — поинтересовалась она у Тита. — Он её вечером сбил. Мокша сказал: пусть до утра стоит. Негласными лидерами всегда были Митяй Желтоглазый и его лучший друг Мокша Гай. — Помоги заменить, сил нет смотреть, — попросила Маланья с состраданием в голосе. Тит встал и, откинув за ухо свесившуюся каштановую прядь, полез за подковой. — Сейчас, покормлю Лану и Вьюгу. Я быстро, — заторопилась Маланья. Вскоре подкова была прибита на положенное место, и Тит вернулся в свой угол. Небо светлело, избавляя немногих бодрствующих в этот ранний час от необходимости жечь масло в лампах. Наступило то самое, очень редкое мгновение предрассветной тишины. Немногие замечали, что именно за некоторое время до рассвета затихает всё, на минуту, две, на час или на вечность, умещающуюся в несколько секунд, а лишь только петушиный крик прорежет туман, возобновляется обычный шум места, где в огромном количестве проживают подростки или едва-едва вышедшие из подросткового возраста молодые люди. Жизнь кипит в их жилах, она же и в воздухе. Всё погрузилось в тишину. Даже бесцеремонная Маланья была сражена ею. Она положила колчан на землю, присела на несколько кирпичей, притворяющихся стулом, напротив мутного зеркала и задумчиво всмотрелась в своё отражение. Вроде и не уродина, но и красавицей не назовёшь... Пальцы сами собой нарушили целостность и без того небрежно заплетённой светло-русой косы. Маланья ещё глубже погрузилась в раздумья. Тит тоже молчал. Уже утро, а он так и не ложился спать. На самом деле, он не спал уже два дня, и теперь его клонило в сон. Всему виной была маленькая тайна Михайлова: позавчера он принёс с двушки кусок коры, на которой были яйца насекомых. Всю позапрошлую ночь он старательно согревал кору руками и дыханием, в надежде, что из яиц вылупятся маленькие букашки, но тщетно. Сегодня же он просто расставил аккуратно свечи вокруг неё и почти всю ночь следил, чтобы ничего не подожглось. В пегасню пришёл недавно, когда решил, что ничего не получится. Прокричал петух, прервав сон спящих и мысли сидящих в пегасне. Предсказания сбылись — двор наполнился шумом вскочивших с кроватей ныряльщиков, кто-то умывался, кто-то расчёсывал волосы, закончившие утренние процедуры девушки, весело болтая, шли готовить завтрак. Маланья встала с импровизированного стула и пошла в трапезную. Готовить её не звали, как слишком неловкую, она отлично справлялась и с другими обязанностями. За огромным столом сидели уже практически все — не хватало только Тита да ещё нескольких человек. Маланья села на своё обычное место и приняла участие в весёлом разговоре. Парни хохотали и стучали ложками по столу, шуточно требуя кашу. Тит за столом так и не появился. *** Тит Михайлов быстрым шагом вошёл в свою комнату и бросил мимолётный взгляд на стол. Нечто привлекло его внимание. Он подошёл поближе и вгляделся в кусок коры между почти догоревшими свечами. Не поверил глазам, подумал, что это после бессонной ночи всё кажется зернистым, приблизил лицо к столу... потрясённо выдохнул. Вся кора, как и стол вокруг неё, и свечи, была покрыта муравьями, каждый из которых тащил сосновую иголку или какой-нибудь листик. Тит долго наблюдал за насекомыми, и только через полчаса до Михайлова дошло, что надо кому-нибудь рассказать, а вскоре его светящаяся физиономия озарила комнату Мокши Гая и Митяя Желтоглазого...