Художник

Каждый раз, когда он берет в руки кисть — я с ужасом в глазах замираю, ожидая увидеть очередной шедевр на стене. Его фантазии может позавидовать любой художник, потому что я нигде раньше не встречал сочетание настолько пёстрых цветов, да еще и в таком обилии. Видели бы вы, насколько серьезное выражение лица у него, как только дело касается его же рисунков. Я и представить не мог, что трехлетний ребенок может быть до такой степени серьезным, пока не увидел Бинга таковым. Знаете, это настолько удивительно, когда дети резко меняют свои интересы и начинают увлекаться чем-то абсолютно новым для них. И они настолько увлечены, что не нуждаются в какой-либо критике и комментариях взрослых, потому что им все равно. Сначала мой сын был без ума влюблен в то, что делает Доминик — барабанные палочки стали для малыша буквально всем. Теперь же Доминик таскается с кистями или красками. И не раз на почве этого разворачивались скандалы — уж больно Кейт не нравится новая интерпретация обоев. А Дом, казалось бы, получал настоящее эстетическое наслаждение от очередной мазни на стене. В художественном плане из него специалист наверняка лучше меня будет. Я предлагал Ховарду Бинга в качестве дизайнера интерьера, но он деликатно отказал мне, как и моему сыну, указав на то, что его дом не подлежит такого рода эксплуатации. Бинг, конечно же, не понял ни единого его слова, но мотание головой в качестве отрицания были предельно понятными. Ребенок, собственно, не расстроился. Кто же расстроится из-за такого пустяка, если в собственном доме еще так много не изрисованных стен? Каждая плоскость для него служит своего рода полотном. Чем больше площадь той самой плоскости — тем ярче сияют его глаза, а руки уже тянутся творить. И я солгу, если скажу, что мне абсолютно не нравится его новое увлечение. Наверняка в этом что-то есть, просто скандалы меня выводят из равновесия и на автоматизме вызывают раздражение, когда я вижу хоть что-то, что связано рисованием. И, ей-богу, я держусь со всех сил, чтобы не сорваться на своем ребенке, но порой этих сил мало. Слишком мало для меня. — Бинг, солнце мое, ну что это такое? Ты снова? — собирая баночки с красками, которые то и дело, что мешались в ногах, я присел на пуф. — Папа! — Ну что папа? Я не вредничаю, просто ты сам знаешь, как не нравится это все маме. Ты ведь не хочешь, чтобы она снова кричала на тебя, верно? Вот и я не хочу, милый мой. — Папа, смотри! Папа, — он показал своим относительно крохотным указательным пальчиком на меня, — и я! — затем показал этим же пальцем на себя. Не совсем понимая того, что он пытается мне объяснить, я решительно кивнул, надеясь на то, что он все же объяснит мне это другим способом. — Мы — семья! — заключил Бинг, указав на стену. Знаете, я был готов плакать. Действительно плакать от того, что я увидел. Мой пока что маленький, но горячо любимый сын нарисовал нас на стене. На этой чертовой стене, обои на которой так нравились Кейт. И я чувствовал себя самым счастливым человек, потому что я — отец. Отец этого чудесного и талантливого ребенка, который меня любит больше, чем кого-либо другого на этой планете.