Найтись и потеряться

- Девочки, я минут на пятнадцать отбегу, хорошо? - Дана заглянула в бухгалтерию, застегивая пуговицы легкого пальто. «Девочки» как раз заваривали чай - в начале рабочего дня обязательна чашка чая и отчет о проведенном накануне вечере, об успехах детей и промахах мужей. В уютном кабинете, уставленном цветами в разноцветных горшочках, наполненном ароматами духов, это делать так приятно, и Данины коллеги неукоснительно соблюдали эту традицию долгие годы. - А ты куда? Ой, а ты в магазин пойдешь? - встрепенулась Ирина, красивая, полная и энергичная женщина лет сорока. Она всегда обращалась ко всем с улыбкой, немного ироничной, и Дане часто казалось, будто Ирина подшучивает над ней или тихо посмеивается. - Да нет, я до Сбербанка добегу, за квартиру заплачу, и быстро обратно, - Дана повесила сумочку на плечо, готовясь выйти из кабинета. - Фу, какая ты, - в притворной обиде сморщила носик Ирина. - А за пятнадцать минут ты все равно не управишься. Я вчера весь обед там просидела, такая очередь была. Центр города, чего ты хочешь. - Ну я же к открытию бегу, может, не много с утра народу наберется. Буду надеяться, что все еще спят, - улыбнулась девушка. - Ну, ну, давай, дерзай, оптимистка ты наша, мы тебя прикроем. Но чтобы через час была в офисе, а то начальство заподозрит что-нибудь, ясно? - Ясно, спасибки! Вопреки ожиданиям, за десять минут до открытия народу набралось достаточно, и через час Дане пришлось бы покинуть битком забитый зал, чтобы вернуться в офис, так и не дождавшись своей очереди. Она остановилась в нерешительности у самых дверей, рассматривая разношерстную толпу, заполнившую просторное фойе перед заветной дверью, пока еще закрытой. Оставаться, или возвращаться обратно? Самым первым стоял уроженец Кавказа, и обратив внимание на вбежавшую в фойе девушку он принялся бесстыдным образом разглядывать ее. Как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой, как умеют делать только лица кавказской национальности. Дану всегда раздражала подобная бесцеремонность. Она начинала испытывать неловкость и неуверенность, словно стояла раздетая на сквозняке, поэтому неприязненно покосилась на мужчину. Он же улыбнулся ей, и улыбка вышла такой залихватски компанейской и заговорщической, что девушка не удержалась и улыбнулась в ответ, иронично и смущенно одновременно. Мужчина это оценил. Когда царственный охранник банка торжественно открыл двери в вожделенный операционный зал, стоящий первым черноглазый чернобровый мужчина кивнул Дане головой, пропуская ее вперед себя. С округлившимися глазами девушка несмело шагнула через порог, ожидая в свой адрес упреков и грубостей от честно отстоявших очередь посетителей, но прошла в абсолютной тишине и первая оторвала билетик. Уже через пятнадцать минут Дана вернулась в офис. Навстречу ей по коридору шагала Ирина. - Что, я же говорила, что бесполезно пытаться, - сочувственно покивала она головой, направляясь мыть грязную посуду. - Ну, я бы так не сказала, - загадочно улыбнулась Дана, помахав оплаченными квитками у нее перед носом и любезно раскрывая для нее дверь в дамскую комнату. - Вот это да! - женщина завистливо посмотрела на нее со своей фирменной насмешливой улыбкой. - Вот что значит красивая женщина. Спасибо, дорогая, - и с легким вздохом прошла к умывальнику. Дану всегда смущали заявления подобного характера. Красивой она себя не считала. Красивых людей вообще на свете очень мало. Больше - миловидных, симпатичных, приятных, но и к ним себя Дана относила с большой натяжкой, если только пребывала в хорошем настроении. Вот ее Андерсон - красавец, как раз из той небольшой горстки людей на земле. Таких единицы, и они на перечет. Как только подумала о нем, у нее перехватило дыхание, как бывало всегда, когда она представляла себе его точеное лицо с безупречными чертами, красивое и выразительное. Знойный мужчина. Манекенщик, модель. Внизу живота привычно заныло, руки увлажнились. Боже, она хочет его! Дана поспешно вошла в свой крошечный кабинетик и закрыла дверь, прижавшись к ней спиной. Здесь, в замкнутом пространстве три на четыре метра, в окружении стен в светло-зеленых тонах она чувствовала себя в полной безопасности, надежно укрытая от посторонних глаз и излишнего любопытства - ее коллеги любили постирать чье-нибудь белье и перемыть кому-нибудь косточки. Что ж, это сколько угодно, только без нее. Она с трудом справилась с пуговицами на пальто, в котором вдруг стало нестерпимо жарко, и стащив наконец его с хрупких плеч, не глядя набросила на металлическую вешалку в углу. Мысли об Андерсоне выбили ее из рабочего ритма, и сейчас ей требовался свежий воздух. Дана прошла к окну, по пути бросив сумку на стол, заваленный документами. Уличный шум проник в помещение, но девушка привычно не замечала снующих пешеходов и проносящиеся машины, все ее мысли были поглощены мужчиной ее мечты. Она живет только им, в остальное время или страдая от невозможности соприкасаться с ним, или благополучно забываясь на какое-то время, когда можно спокойно поработать или сделать какие-то обыденные дела, бессмысленные, как и вся ее жизнь до встречи с ним и без него. Нежная мелодия звонка вывела Дану из раздумий. Очнувшись от грез она подбежала к столу и принялась рыться в сумке в поисках мобильного телефона. Отдельные листки со стола слетели на пол, но девушка даже не заметила этого. Главное, чтобы успеть нажать вызов до того, как мелодия оборвется. Успела. - Милый, - выдохнула она, счастливо улыбнувшись. Снова слушать его голос, снова пропускать сердечные удары, снова волноваться, как в первый раз, и снова падать в эту бездну страсти и красоты - да, она согласна. - Привет, Данюсь, - похоже, он навеселе. - Слушай, Данюсь, я это... Я сегодня задержусь, мы тут отмечаем удачный контракт. Сама понимаешь, повод сильный. Меня потом домой отвезут, так что ты меня сегодня не жди, хорошо? Я буду пьяный, глупый, в общем, никакой. Ага? Почему так заколотилось сердце? Почему так сжало и скрутило внутренности? От того, что ее ждет унылый вечер в пустоте и одиночестве? Или потому¸ что в трубке слышны взрывы хохота и женские голоса? Модели, красавицы, воровки. О, мало кто из них равнодушен к ее Андерсону. Дана осторожно обошла стол и села в свое кресло, уставившись на циферблат настенных часов на противоположной стене. Обычные круглые часы, единственные свидетели Даниных мечтаний и печали. - Эй, ну ты что? Детка, ты расстроена? Ты не хочешь порадоваться вместе со мной моим успехам? - голос мужчины такой нежный, такой ласковый. Как можно оставаться равнодушной к этому тембру, к такой мягкой и нежной буке «ш». И плевать, что он забыл сообщить ей, что ждал этот контракт, и не важно, что не поделился новостью о его удачном заключении. Главное, он все же позвонил и предупредил ее. - Родной, все хорошо, я все понимаю. Давай, повеселись там, но не хулигань, слышишь? - она заставила себя улыбнуться. Мягкий голос, мягкая интонация. Он ни за что не догадается, что она почувствовала на самом деле. Он сделал ей больно, но как же может быть иначе? Он таким родился - причиняющим боль своей красотой, своим ростом, своим телосложением, своей улыбкой. Она знала, на что шла, выбрав его. Или не знала? Или не выбирала? Это добровольное рабство, когда захватывает дух, когда счастье - если даже плетка вместо ласки, когда гневный взгляд - все же взгляд в ее сторону. Она готова выпрашивать его внимание, она готова вымаливать его ласки, она готова ждать вечность одной улыбки. Только бы дождаться. Вздохнув, Дана придвинула к себе несколько папок. Чтобы составить отчет, понадобится время, и лучше начать прямо сейчас, если она не хочет просидеть здесь допоздна. Начальник обязательно поинтересуется результатом ее работы, и не стоит лишний раз его раздражать своей медлительностью. Дана перебирала листы, раскладывая их и доставая новые, но сосредоточиться не получалось, перед глазами вставал родной образ. Андерсон... Они познакомились случайно, и для любого другого человека это закончилось бы пощечиной и какими-нибудь гневными словами, но... лишь взглянув в его бездонные глаза, на умопомрачительный изгиб его губ, она потеряла голову. В тот вечер она скучала на какой-то вечеринке, куда отправилась с Романом, позволив уговорить себя, впрочем, как и всегда. Бывшие одногруппники куда-то утащили ее спутника, и Дана уныло ходила из комнаты в комнату, отводя глаза от незнакомых людей. Тогда-то он и подошел. Высокий, стройный, какой-то нереально-хрупкий и изящный, с бокалом вина в длинных тонких пальцах с крупным перстнем на мизинце, с толстой цепью на шее. Узкие черные брюки, ярко-зеленая рубашка расстегнута на груди, открывая обширный участок тонкой нежной кожи, к которой так хочется прикасаться руками, губами, тереться о нее щекой. - Кто-нибудь здесь делает минет? - спросил он, не сводя с нее темно-синих глаз. Задохнувшись от нахлынувших чувств, где смешались стыд, возмущение и острое желание, Дана застыла, не в силах произнести ни слова. Незнакомец же ждал ответа. Ждал именно от нее. - Я не знаю, - наконец выдавила из себя Дана. - Спроси у хозяина квартиры. Полагаю, он должен был заранее озаботиться этим вопросом. Она хотела уже пройти мимо него, но почувствовала его ладонь у себя на локте. Боже, у нее будет ожог! Как сладко, как больно. Причем во всем теле! - Постой, может быть, мы не будем беспокоить хозяина, и сами разберемся? - спросил он. Определенно, он обучался гипнозу, потому что от этого взгляда невозможно отвести глаз, и хочется сделать все, что угодно. Что ему угодно. Было ошибкой оставаться рядом с ним и смотреть в синюю бездну глаз, которая манила и не отпускала, до головокружения, до сухости во рту, до сбоя дыхания, но Дану уже затянуло. С первой секунды, с первого его вздоха, который проник в ее естество, наполняя все тело его влиянием, отравляя кровь, подчиняя ее нервы и волю. Она не помнила, как оказалась в огромной ванной комнате, где они пили из одной бутылки вино, прямо из горлышка, смеялись, и неземной красоты мужчина обнимал ее, шептал ей какие-то слова, смысл которых Дана не могла понять, но весь его вид, выражение его лица недвусмысленно говорили о том, как он к ней относится в этот момент. «Что я делаю!» - пронеслось у нее в голове, но как-то отстраненно и мимолетно. Она все равно не смогла бы остановиться. Она не испугалась, когда дверь сотряслась от мощных ударов и, наконец, сорвалась с петель. В проеме показалось бледное, перекошенное лицо Романа. Он ничего не сказал, только боль отразилась в приятных чертах строгого лица. «У меня грязная душа», - безучастно подумала тогда Дана, обернувшись к нему, и снова прижалась к тому, кто стал теперь для нее смыслом жизни. Они сбежали ото всех, поймав такси. В тот вечер она была в наркотическом угаре, в нирване, но мысль о том, что она оказалась полностью зависимой от желания Андерсона, пугала и заводила ее, но радости не доставляла. Она ничего не могла с этим поделать, никто не смог бы тогда остановить ее. Весь день Дана провела в борьбе с воспоминаниями, сгорая в обличительном огне своей совести. Кое-как ей удалось создать подобие таблицы с необходимыми данными, но это творение еще было далеко от того варианта, который можно было бы показать директору. Обрадовал ее лишь тот факт, что начальник сам заглянул к ней за полчаса до окончания работы и сообщил, что уезжает по делам, а значит, можно следом за ним самой потихоньку собираться домой. Дана со вздохом взяла свой мобильный и убрала в сумку, понимая, что сегодня не стоит ждать звонка, и не имеет смысла проверять его на наличие присланных эсэмэсок – Андерсону будет не до нее. Закрыв окно и погасив свет в своем кабинете девушка выглянула в коридор. Никого, все наводят красоту перед выходом на улицу. Их фирма расположена в центре города, и коллеги Даны желают выглядеть так, будто являются завсегдатаями этого фешенебельного района, не желая отличаться от тех, кто постоянно обретается в самом центре мегаполиса. Да им и самим приятно ловить свое безупречное отражение в зеркальных витринах фешенебельных бутиков. Накинув пальто, Дана осторожно повернула ключ в замке, стараясь не шуметь. Тихо ступая, она незамеченной прошла по коридору и вздохнула свободно, только когда оказалась на улице. Стемнело, зажглись фонари и неоновые вывески над магазинами, вечер вступал в свои права, маня загадками и соблазняя тайнами ночной жизни. Многочисленные кафе и ресторанчики зазывали в свои уютные залы красочными рекламными вывесками, но сегодня Дана не замечала приятного оживления вокруг, хотя очень любила брести по главной улице города в сторону остановки, разглядывая куда-то спешащих людей, растворяющихся в недрах салонов, кофеен и гостиниц. Тяжелые воспоминания преследовали ее весь день, и сейчас не давали покоя. Наверное, до конца своей жизни она будет чувствовать вину пред Романом и помнить его лицо, искаженное мукой. Особенно в такие дни, как сегодня, когда она сама оказалась брошенной и забытой. И в автобусном стекле, запотевшем от жаркого дыхания усталой толпы, она сейчас видела Ромкины глаза. Тогда, через два дня после ее предательства, под вечер он заявился к ней домой. Он был пьян, что очень напугало Дану. Нет, она нисколько не переживала за себя, она была уверена в том, что этот высокий сильный человек, в прошлом десантник, а сейчас сотрудник СБОРа, никогда не обидит ее. Он скорее сломает себе руку, чем поднимет ее на нее, но... то, что он напился, говорило ей о многом. Ему больно, очень больно, и он потерялся, лишившись опоры под ногами. А он смотрел на неё во все глаза, и взгляд был пристальным, как у трезвого человека, опьяненного душевной болью. Роман нервно сглотнул, глаза щипало от близких слез, и он отчаянно моргал, пытаясь загнать их обратно, туда, где поселилась тупая ноющая боль с прострелами ужасающего страха. - Ты как? - спросил он заплетающимся языком, качаясь и пытаясь ухватиться за косяк двери, постоянно от него отпрыгивающий. Дана устало вздохнула, потянула его за рукав в свою маленькую прихожую. Усадила на банкетку, сама осталась стоять перед ним. - Ты уже не моя? - спросил он, не в силах поднять на нее глаза, боясь прочитать в них ответ, кажущийся таким очевидным, но надеясь на то, что невысказанный вслух, он еще может быть иным. - Ром, - прошептала Дана, и мужчина зажмурил глаза. - Не надо, все понятно, - проговорил он, притянув ее к себе, обхватил талию дрожащими руками и уткнулся в живот. Такой родной запах. Здесь все родное, и эта маленькая прихожая, и старое зеркало на стене, и обшарпанный линолеум с проплешиной у входной двери. - Прости меня, - снова прошептала Дана, и ее губы задрожали. Она ненавидела себя в эту минуту. Причинять боль ему - самая большая подлость, но она ничего не могла изменить. С ней останутся ее уважение к этому человеку, ее безграничное доверие к нему, и сожаление, что она его подвела, обманула. Он как-то сразу связал все свои мечты и надежды с ней одной, и долгое время это грело ей душу, но... она никогда не испытывала с ним того, что открыл для нее Андерсон за эти два дня ее жизни, или НЕжизни? В ту минуту Дана понимала только одно - заберите у нее Андерсона, и ее не станет. Она просто не выживет с той болью, которая откроется, когда его отдерут от ее тела, от ее сердца, от ее души. Она дала уйти Роме из своей жизни тогда, и вот она сама осталась одна, и впереди ее ждала целая ночь без Андерсона. Или целая жизнь? Дана едва не проехала свою остановку. Она очнулась от резкого удара в бок, когда какая-то женщина не посчитала нужным попросить разрешения пройти мимо нее и сделала это самостоятельно, зато девушка успела выскочить из переполненного автобуса в последнюю секунду. Поправив пальто с чудом сохранившимися пуговицами, она медленно побрела к дому. Как пережить этот вечер? Как сейчас сдержаться, чтобы не расплакаться? Так было всегда, когда обстоятельства вынуждали их проводить время врозь. Любое расстояние между ними мучило ее, словно это смерть разлучила их навеки. И она умирала каждый раз без него, чтобы вновь возродиться с его появлением, с его улыбкой, с его ласковым, и чуть насмешливым: «Детка, ну иди же ко мне». Рассеянно кивнув соседям, встретившимся во дворе, Дана забежала в подъезд и неспешно поднялась на свой этаж. Оставив за порогом суету угасающего дня, она вошла в пустую квартиру и включила свет во всех комнатах, как делала всегда, когда вечерами оставалась одна. Она не переносила темноту и тишину. Очень уж остро они давали почувствовать ей одиночество. Это всегда было время страхов, волнений и сильного сердцебиения. До тех самых пор, пока она не слышала звонок в дверь. Андерсон! Он никогда не открывал дверь сам. Заявлял, что нет большей радости, чем быть встреченным на пороге родной улыбкой любимого человека. И за эти слова Дана прощала ему ночные возвращения за полночь, вскакивая без слов, и на крыльях несясь к двери - он вернулся! К ней! Не раздеваясь, девушка прошла в зал. Гардины никогда не закрывали окна, и свет фонарей назойливо заглядывал сейчас в комнату, где на диване валялся отвергнутый свитер Андерсона - с утра он долго выбирал, в чем же отправиться на репетицию - в кресле скучал забытый им журнал, оставленный еще с вечера, пока он ждал Дану из душа, на столе сиротливо вздыхала его чашка с недопитым утренним чаем. «Ну вот ты и со мной», - с бесконечной печалью подумала Дана, взяв чашку с холодным чаем. Выпила залпом, поморщилась - Андерсон всегда очень сильно его сластит. Но это единственное, что он позволяет себе делать «через чур», больше ни грамма сладкого, и никаких других излишеств. Его фигура - это его хлеб. И икра на нем, как он всегда пояснял, лукаво подмигивая зачарованной девушке, чем вызывал волны восторга, лавиной проносящиеся через все ее тело. Сбросив пальто прямо на пол, Дана натянула на себя вязаный свитер, хранящий тепло любимого мужчины и легкий аромат его одеколона, и с ногами уселась в кресло, сбросив на пол журнал. Конечно же, журнал мод с роскошными девушками. Дана всегда ревновала его к моделям, с которыми он работал. Молодого человека это всегда сильно смешило. - Да они страшные, как смерть, - говорил он с улыбкой. – Видела бы ты их до того, как им сделают профессиональный мейк-ап. - Правда? – сомневалась в честности его ответа девушка. - Говорю тебе, они страшилища. Не то, что ты, - и выражение его глаз менялось. Как только Дана видела этот его взгляд, все внутри у нее обрывалось и ухало куда-то в бездну, над которой невесомо оставалась парить ее бестелесная свободная душа, обласканная в лучах синевы его глаз. Этой ночью девушке приснился кошмар. Каким-то образом она оказалась на болоте, ночью, одна. Вокруг мрак с оттенками фиолетового, темно-синего и черного цвета, заброшенность и безлюдье. По краям трясины высится мощный забор черного леса, пики деревьев рвут чернильное небо в клочья, мрачное серое облако закрыло тусклый глаз луны. Но вдруг что-то блеснуло впереди, в болоте. Девушка подбежала и с удивлением увидела прямо на кочке яркую длинную нить, напоминающую новогодний 'дождик', разноцветное елочное украшение. Конец ленты терялся в глубине трясины. Девушка нагнулась, дотянулась пальцами до красочной ленты, потянула к себе, и та легко поддалась. Рядом оказалась еще подобная, и еще одна. Они переливались всеми цветами радуги, сильно контрастируя с окружающей одноцветной мрачностью. Дана взяла несколько лент и потянула их за собой, сразу найдя дорогу к дому. Дом почему-то был частный, одноэтажный, деревянный. Она повесила ленты на застекленной террасе и отправилась досыпать, пока не наступило утро. И тут случилось что-то ужасное. Девушка увидела в окно, как дом окружили мрачные фигуры, много, и это явно не люди. Контуры человеческие: и голова, и туловище, и руки с ногами, но то, что это не разумные существа, как-то сразу бросалось в глаза. Их походка не была человеческой, и сами они походили скорее на смоляные фигуры без лиц, чернильно-черные болванки. И вот стоят, заглядывают в окна и чего-то ждут, и не уйдут, пока не заберут свое, то, что принадлежит только им. Сердце девушки сильно заколотилось от ужаса, пока ее вдруг не озарило, за чем же именно они вернулись. Она бросилась на террасу, непослушными пальцами открепила от гвоздя радужные ленты, странное детище мрачных болот, и выбросила за дверь. Вскоре все фигуры разошлись, оставив ее в покое. Дана резко раскрыла глаза. Мягкий свет бра успокаивал, и вскоре ее дыхание выровнялось. Это просто сон, глупый сон. Дана повернулась на другой бок, и тут же замерла, кажется, она поняла смысл этого сна. Натянув теплый мужской свитер, она прошла на кухню. Поставила чайник на огонь и закуталась поудобнее, пряча руки в слишком длинные для нее рукавах. В голове крутилась только одна мысль: «Не бери то, что тебе не принадлежит, все равно придется отдать, вернуть, оставить». Сердце заныло, стало так плохо, беспокойно и тоскливо. Она присвоила себе чью-то чужую вещь, или чьего-то чужого человека... нет, она просто не проснулась окончательно, это ночной морок все еще держит ее в своей власти. Дана тряхнула головой, потерла глаза, достала чашку и коробочку черного чая с корицей. Резкий свист чайника заставил ее вздрогнуть от неожиданности, и слезы, наконец, навернулись на глаза. Чужой человек. Не принадлежит ей. И если это не так, тогда почему она постоянно боится потерять Андерсона? Почему ей так мучительно больно оставаться без него? И что, в таком случае, мешает ей безгранично доверять ему? Почему тогда она потеет от страха и ее бьет дрожь, когда зуб на зуб не попадает от ужаса при мысли о неминуемой разлуке? Почему она сама не верит в прочность и долговечность этих отношений? Девушка закрыла лицо руками. Боже, как же она несчастна. За что ей это? Почему? Она просто хочет быть с ним, подчиняться ему, растворяться в нем, отражаться в его глазах, вызывать его улыбку, заставлять его сбиваться с дыхания, и всегда притягивать его, заставлять возвращаться к ней. Она всего лишь хочет быть женщиной, к которой радостно возвращаться... Чайник все свистел, а она беззвучно рыдала, закрыв лицо руками, и слезы сочились из-под пальцев, капали ей на колени. До утра она просидела на кухне, уперевшись лбом в оконное стекло, глядя на улицу, в предрассветную серость. Мелкий дождик моросил, ослепляя окно, и тоска не отпускала ее. Из комнаты донеслась мелодия будильника, и Дана заставила себя подняться. Пора собираться на работу. Жизнь продолжается, и никто не отменял ее обязанность вовремя приходить на работу, выполнять свои должностные инструкции, спрятав личные переживания и эмоции куда подальше. От назойливых глаз, от недовольного начальника, и даже от себя самой. Она устала. Как же она устала притворяться, что у нее все в порядке, что она счастлива, что ей совсем не больно. Нет, больно. И от того, что она очень обидела Романа, и от того, что нет никаких перспектив в отношениях с Андерсоном, и от того, что никуда не спрятаться от собственных обвинений в распущенности, в бесхребетности. Ну не может она без него. Нашла его, а себя потеряла, и изменить ничего не хочет. *** В автобусе она удачно устроилась у окна и решила немного вздремнуть. Есть, по крайней мере, полчаса, раз дома под утро не нашлось ни минутки для того, чтобы сомкнуть глаза, но назойливый звонок мобильного телефона вывел ее из забытья. Инка. Подружка. Чего ей надо в такую рань? Она никогда не звонила ей в восемь утра. - Дануль, это ты? - веселый звонкий голосок подруги всегда так греет душу. Жизнерадостная, светлая и красивая - она была совершенным антагонистом Дане, и этим всегда ее и привлекала. Впрочем, как и всех, кто хоть раз пообщается с Инкой. Ее невозможно забыть, мимо нее трудно пройти и не оглянуться. - Я, а это ты? - Дана усиленно моргала, чтобы прогнать сон. - Данусь, я по поводу твоей новой работы. - Чего-чего? - Ну ты что, уже не ищешь? - Ах, да, конечно, ищу. Но пока не нашла. - Зато я нашла! У нас есть такая тетенька, Лариса Ивановна... - Инк, меня к вам не возьмут, квалификация не та, - сразу перебила Дана, чтобы не мечтать впустую о несбыточном. - Да я не про нас, не перебивай ты! У нее дочка работает в одной фирме, частной, но ужасно серьезной. И вот там начальник ищет себе личного помощника, секретаря-референта. Я сразу вспомнила о тебе, и даже телефончик взяла для тебя, ты понимаешь? Можешь позвонить и записаться на собеседование. - Позвонить-то я могу, и даже, может, записаться, но что это изменит... - Ну ты как всегда, оптимизм из тебя... выдавливать по капле приходится, - Инка рассмеялась. - Короче, пересылаю тебе номер телефона эсэмэской, а ты звони, прям сейчас, слышишь? - Слышу, - буркнула Дана. - Я вообще-то в автобусе еду. - И хорошо! А вот все за тебя и порадуются, - поддержала ее подруга. - А вчера не могла мне позвонить? - Не, вчера не могла, извини, - и тон такой странный, то ли она улыбается, то ли лениво потягивается. - Ну понятно, причина столь уважительная, что не смею более упрекать, - хмыкнула Дана. - Ладно-ладно, а сама-то! - засмеялась Инка. - А я... одна, - неожиданно для самой себя призналась девушка. - Вот! Я сразу сказала, что так и будет, этим все и закончится! Говорила я тебе, или нет? - возмущенно затараторила Инка. Ей никогда не нравился этот денди, слишком эгоистичен, самовлюблен и зациклен на одном себе. А из Данки веревки вьет. - Инка, если делаешь доброе дело для меня, так и делай, а плохих - не надо. Мне и так тошно, - пробормотала Дана. - Ладно, все, умолкаю, самой пора на работу. Так что звони, вечером мне отчитаешься. Целую, удачи, пока! - и подруга отключилась. Через минуту телефон ахнул, оповестив о пришедшем сообщении, но Дана решила дождаться, пока доедет до места и хотя бы выйдет на улицу. *** Войдя в теплый холл офисного здания Дана достала мобильный, набрала присланный подругой номер и замерла, слушая длинные гудки соединения. Десять раз хотелось сбросить вызов, но она просто зачарованно стояла и не двигалась, прижавшись к стене около входной двери. Возможно, оттого, что очень хотелось спать, и лень было делать лишние движения. И движения мысли в том числе. «Не съедят же меня, в конце концов!» - оптимистично подумала Дана, но ее чуть не съели. - Слушаю, - раздался в трубке неожиданно резкий и громкий мужской голос. Дана растерялась. Не известно почему, но она полагала, что звонит в отдел кадров, какой-нибудь милой девушке, а тут такое энергичное и строгое «слушаю». - Ээээ... ммм... - попыталась Дана объяснить ситуацию, не в силах собрать разбежавшиеся от окрика мысли, но ее грубым образом перебили. - Вы корова? Тогда при чем тут я? Мычите в другом месте. Дана опешила. - Але, у Вас есть еще что сказать мне, но на человеческом языке? - решил дать ей шанс оправдаться неведомый мужчина. - Вообще-то, есть. Вам на каком из человеческих языков сказать? На французском, или на английском? - девушке никогда не нравился такой натиск, давление и насмешки. Она реагировала на это несколько иначе, чем ожидалось - начинала дерзить. Теперь с той стороны произошла легкая заминка. - А давайте первую часть Вашего сообщения на французском, а закончите по-английски, - разрешили ей голосом с нотками иронии. - А давайте я лучше уйду по-английски, - буркнула Дана, совсем приуныв. Вот и поговорили. - Воля ваша, - разрешили ей. - Только один вопрос: откуда у вас этот номер телефона? - Ну, мне его дали, одна моя подруга. - А подруга у нас кто? - А подруга у нас Инка, но вам это вряд ли о чем-то скажет. - Вы правы, ни о чем не сказало. Но я так и не получил ответ на поставленный вопрос. - Вы ищете помощника? - Допустим, ищу. - А мне передали этот номер, чтобы позвонить и записаться на собеседование, - Дана уже была не рада этому разговору, раздосадована, что вообще позвонила, но просто бросить трубку стыдилась. Почему-то ей казалось это жутко неудобным. - Немного проясняется, но почему по-русски? - тон по-прежнему строгий. - Что? А... как же... не поняла... - Вы же собирались проворковать мне на языке любви первую часть вашего обращения ко мне, - напомнил ей злопамятный мужчина. Сердитый тон никак не вязался с содержанием его речи, и Дана вконец смутилась. - Вообще-то, я не знаю других языков, - призналась она. - Зачем же предложили мне выбор? Девушка, вы, я уверен, очень милая, и я согласен дать вам бесплатный совет: говорите и предлагайте только то, за что вы можете ответить, что в силах исполнить, доказать и аргументировать. В противном случае репутация пустышки вам обеспечена. Вот так сразу! Дана не могла найти слов, держала трубку у красного от стыда уха и моргала в предрассветную муть за окном. - Извините, но я не пустышка, даже если вам так хочется в это верить, - произнесла она тихо. - Девушка, милая девушка, - мужчина устало вздохнул. - Если честно, меньше всего я интересуюсь вашим умственным содержанием. Это вы мне позвонили и до сих пор не сообщили ничего вразумительного, а я вас слушаю, а мое время, не постесняюсь заметить, деньги. - И сколько же я вам должна за потраченное на мое оскорбление время? - все, ее понесло. Сейчас он первый бросит трубку, возмущенно чертыхнувшись, не иначе. - Да бога ради, считайте, что вы попали на аттракцион моей неслыханной щедрости. Итак, вы - помощница? - Уже не уверена в этом, - пробормотала Дана. - И я, но стало интересно. Вы готовы пройти собеседование? - Готова ли я? Не знаю. А что для этого нужно? Валерьянка, корвалол? - Нет, всего лишь два купальника. Открытый и закрытый, - сообщил сухим деловым тоном мужчина. - Что? Вы в своем уме? - забывшись, вскричала Дана. Это уже не входит ни в какие ворота. Он что, издевается? Инка уверяла, что фирма серьезная, а тут, похоже, балаган какой-то с домом терпимости на пару. Смех в трубке заставил ее захлебнуться своим возмущением. - Девушка, вы умеете держать себя в руках? - Я только это и делаю, - проворчала Дана. - И я хочу понять, нам стоит дальше продолжать этот странный разговор, или все же я по-английски, как бы... - Хорошо, уговорили, приходите в платье, или в чем вы там ходите, - соблаговолил согласиться мужчина. - Сегодня у нас какой день недели? - Вторник. - Отлично, вторник... Давайте, скажем так... в пятницу! Вам подойдет? - Да, конечно. - Время? Как вам удобно? - Лучше вы назовите удобное для вас время, а я подстроюсь. Это, все же, в моих интересах. - Вот это, я понимаю, разговор, - усмехнулся мужчина. - Вы работаете? - Да. - Как насчет вашего обеденного перерыва? Готовы рискнуть потратить его на беседу со мной? - А готова. Кто не рискует, тот не пьет... - Помилуйте, Вы еще и пьете? На этот раз Дану не смутил строгий тон мужчины. Она уже понимала, что это очередная попытка задеть ее и посмеяться. - Боюсь, что после разговора с вами, стану. - Ну полно, не такой уж я и ужасный, - усмехнулся таинственный абонент. - Или все же ужасный? - Нет, конечно, - беспечно отмахнулась девушка. - Не ужасный. А просто очень ужасный! - Вот и отлично! Тогда в пятницу в обед. А обед у нас во сколько? - А обед у вас будет с двенадцати до тринадцати. - Отлично, вот вместе и пообедаем. Итак, жду вас в моем офисе. - Ой, а это где? - Дана растерялась. Она же понятия не имеет, куда надо ехать. - А вот кто дал вам мой личный номер телефона, пусть и сообщит, где меня искать в пятницу. До встречи, девушка, - и мужчина отключился. Разговорчик, однако, получился. Это как же с ним работать можно будет? Но придя в офис и включив свой компьютер, Дана обо всем забыла, переключившись мыслями на своего любимого человека. Он улыбался ей с экрана компьютера, никогда не давая забыть о себе надолго. Дана на автомате принялась печатать сводные таблицы и как-то умудрялась отвечать на телефонные звонки, но все ее мысли были заняты Андерсоном. Она не решилась позвонить ему с утра, прекрасно сознавая, что богемные люди, вернувшись с вечеринки под утро, обычно спят в то время, когда простые смертные трудятся или бездельничают в своих офисах. Она все надеялась, что он сам наберет ее, как только раскроет свои прекрасные глаза. Она снова и снова представляла его сонного, как он мило щурится и моргает. Вот он трет свое лицо, пытаясь прогнать остатки сонливости, встречается с ней взглядом и улыбается своей волшебной фирменной улыбкой, сияющей с многочисленных плакатов, городских баннеров и модных журналов. Вот он тянет к ней руки, но целует осторожно, почти не разжимая губ. «Извини, - говорит он, - мне срочно нужно умыться». И уносится в ванную комнату, где долго плещется, принимает душ, и выходит преображенный, благоухающий ароматами свежего тела, геля для душа, лосьона, молочка, дезодоранта и одеколона. Если при Романе Дана считала, что очень много мужской парфюмерии в ее доме, то с появлением Андерсона ее ванная комната стала напоминать модный магазин элитного парфюма. Плеяда разномастных флаконов, бутылочек и баночек разных форм и цветов, ароматов и консистенций расположилась и в зеркальном шкафу, и на стеклянной полке над раковиной, и на металлической полке, где раньше сиротливо ютилась лишь пара флаконов самой девушки. Она обожала все это рассматривать, нюхать, вдыхать. Так она ощущала его присутствие, когда он вынужден был оставлять ее, отправляясь на очередную фотосессию в Вену, или на дефиле в Рим, или куда-то еще. Наступил обед, а звонка так и не последовало. Часы показывали половину первого, и девушка рискнула нарушить покой своего мужчины. С замирающим сердцем она набрала его номер, слушая долгие гудки, с нетерпением ожидая соединения, когда услышит такой родное и дорогое «Да?». Чуда не произошло. Ни сейчас, ни полчаса спустя. Дана дала ему еще минут пятнадцать, потом еще двадцать, потом набирала его каждые десять минут. Безуспешно. Андерсон не брал трубку. Дана уверяла себя, что нет причин для волнений. Или он до сих пор спит, или не слышит звонок. В восемь вечера девушка была сражена наповал - Андерсон отключил телефон! Он не только не позвонил ей, но вообще выключил телефон! Через пол часа до нее достучалась здравая мысль, что аппарат мог разрядиться, а он так его и не нашел, и не услышал ни одного входящего звонка. Дана решила ехать к нему, но не радость наполняла ее в предвкушении встречи, а страх. Откуда он взялся, неужели так подействовал сон? Это все ерунда, надо выбросить из головы и не вспоминать! Она уныло смотрела на его окна, замерев в салоне такси, прижавшись к стеклу, и слезы закипали на глазах. Два окна его однокомнатной квартиры-студии были черны как ночь. Цвета ее отчаяния и тоски. - Девушка, что делать будем? Вы выходите, или еще куда-то поедете? - поторопил ее шофер. - Да, я выхожу, спасибо, - Дана расплатилась с водителем и вышла во двор. Она понимала, что нет смысла подниматься в квартиру, но, может, он все еще спит? Или в темноте смотрит телевизор, задернув шторы так плотно, что синий свет от экрана не пробивается на улицу? Медленно ступая вмиг отяжелевшими ногами, девушка поднялась на второй этаж и замерла перед дверью. До нее не доносилось ни звука. Абсолютная тишина. Вот у соседей справа прошаркали шлепанцы, хлопнула дверь. Вот слева возится ребятня. Бренчит посуда, бурчит телевизор. А из-за его двери не доносится ни звука. Дана положила руки на холодный металл двери и прижалась разгоряченной щекой, закрыв глаза. «Милый, где ты?». - Его нет, - вывел ее из задумчивости мужской голос. Сосед Андерсона вышел на лестничную площадку в одних тренировочных штанах, с голым торсом. - И не было сегодня, по-моему. Я весь день дома. Обычно он появляется под смех и крики девчонок и парней, которых притаскивает с собой, но сегодня ничего такого не было, - и он закурил. Не говоря ни слова, Дана побежала по ступеням вниз, выскочила во двор, подставила лицо прохладному воздуху, мельчайшим снежинкам, решившим опуститься на темную землю. Ребятня носилась по двору с клюшками наперевес, лаяли выгуливаемые псы, шла обычная жизнь, и только она выпала из нее, погрязнув в своих страхах и одиночестве. Знакомый голос окликнул ее. Дана хотела улыбнуться, но не смогла. Так и обернулась, с болью в глазах, с выражением безысходности на белом, как снег вокруг, лице. Роман в волнении смотрел на нее. По иронии судьбы он жил в соседнем дворе, по соседству с ее любовником. - Привет, - также безуспешно попытался улыбнуться молодой человек. На плече спортивная сумка, черные брюки заправлены в высокие шнурованные ботинки, короткая куртка, знаменитая шапка-маска, закатанная почти в маленькую тюбетейку. - А я вот, с тренировки возвращаюсь, - Роман решил заполнить паузу, понимая, что Дана в данную минуту говорить не может. Он видел ее глаза и понимал, откуда в них такое страдание. Такая родная, такая близкая, и... такая несчастная. Ненависть к смазливому подонку, уведшему у него его Дану, привычно захлестнула его. Сволочь, что же он с ней делает! Как он ее ломает! Она создана петь и порхать, а вместо этого он втаптывает ее в грязь! А она молчит и даже не сопротивляется. - Ты прекрасно выглядишь, не смотря ни на что, - сказал он чистую правду. Для него давно уже не существует никого прекраснее и желаннее этой девушки с такой милой улыбкой, с такими глубокими глазами. В его сердце живет она и боль. Боль отверженности. И та страшная картина с того проклятого вечера. Уж лучше бы он не выламывал ту дверь. Все бы отдал за то, чтобы никогда не знать, что там происходило. - Ром, я пойду, - ожила, наконец, Дана. - Извини, мне пора. Молодой человек встал у нее на пути. - Постой, - почти с мольбой он смотрел на нее. Под пристальным взглядом опустил глаза. - Дана... я хочу сказать... - Ром, прости, но не надо ничего говорить. Я все понимаю, - она сделала шаг в сторону от него. - Не надо. - Даночка, - он почти шептал. - Ты добрый, ты честный, ты порядочный... - девушка нервно сглотнула. - Я вообще не стою тебя, - в глазах заблестели слезы, сердце разрывалось на части. - Прости меня, - и, опустив голову, она прошла рядом с ним, торопясь покинуть этот двор. Она не ожидала столкнуться с ним, совсем забыв, что это возможно. Они давно не виделись. Девушка вспомнила, как они сидели в кафе несколько месяцев назад. Вокруг шумели радостные люди, туда-сюда сновали озабоченные официанты, бурлила жизнь. Роман не сводил взгляда с ее лица, она не поднимала глаз от своей чашки с остывшим кофе. - Как ты живешь? - спросил мужчина после долгого молчания. Дана только пожала плечами. Разве она живет? Разве можно назвать жизнью ее состояние между отчаянием и сумасшествием. Разве можно назвать любовью то, что с ней происходит? - Ты похудела, - констатировал факт Роман. - Да, аппетита совсем нет, - кивнула Дана, по-прежнему рассматривая содержимое своей чашки. - Он тебя изводит, ты стала другой. Часто ли ты улыбаешься? - с каждым новым вопросом Роман все больше бледнел. Его сердце разбивалось вдребезги вновь и вновь. Разве этот моральный урод ее любит? Он мучает ее. Сколько еще времени пройдет, прежде чем он выпьет ее до дна и отбросит в сторону, чтобы навсегда забыть? - Роман, я ни за что не променяю эту свою жизнь на что-то другое, - тихо сказала тогда девушка. - Да, я понимаю... - Роман вымученно улыбнулся. - Я просто хочу, чтобы ты знала, что если ты останешься одна... Дана вспыхнула от этих слов, шумно втянула воздух и дернулась, но Роман настойчиво продолжил, чуть повысив голос. - Даночка, родная, ты всегда можешь вернуться ко мне. Какая угодно, израненная, или счастливая, потерянная, или самодостаточная, любая. Ты просто приди ко мне, если захочешь. Потому что я все равно буду тебя ждать. Иначе... иначе зачем это все? - Роман отвернулся, сильно заморгав. Зачем ему жизнь без этой девушки? Просто теряется смысл, смывается яркость, забывается вкус. Не остается причин дорожить ею, и появляется опасность сложить голову на поле боя. - Дана, - голос Романа заставил её вздрогнуть. - Я провожу тебя. Опять этот умоляющий взгляд, будто она чего-то стоит, что-то значит после всего, что сделала с ним. О, нет! Этого она не выдержит! Когда же он оставит ее в покое! Прошло столько времени, а он по-прежнему на что-то надеется. - Рома, я сама, - сказала она четко и твердо, поднимая воротник куртки и натягивая на замерзшие руки перчатки. Он услышал, и понял. Ему не надо повторять дважды. - Дана, - крикнул ей вслед Роман достаточно громко. Что поделать, с годами у него выработался командный голос. - Дана, я буду ждать, когда ты вернешься ко мне. В любое время дня и ночи. Или позвони, и я сам примчусь за тобой. Ты слышишь? Девушка неслась прочь. От этого всепрощения, от этого милосердия, от этой несчастной ненужной любви, которую она в любом случае не заслужила. *** Ее знакомство с Романом было абсолютно случайным, но этот человек словно знал, чего хочет, и получил это, благодаря своей настойчивости и упорству. Тем зимним утром Дана стояла на обочине дороги, ожидая неизвестный микроавтобус с неизвестным водителем по имени Вячеслав. Накануне вечером директор позвонил ей домой из аэропорта, сообщив, что в офис она поедет с этим человеком, чтобы передать ему деньги и ключи от его загородного дома. Почему она не могла отправиться на работу как обычно, на рейсовом автобусе, она не понимала, но уточнять не решилась. Вероятно, директор счел ее доставку личным транспортом своего подрядчика более удобной и быстрой. На деле же все вышло иначе. Вячеслав задерживался уже на двадцать минут, а учитывая, что Дана пришла в назначенное место еще раньше, боясь опоздать и не имея привычки заставлять кого бы то ни было себя ждать, то уже изрядно замерзла на пронзительном ветру, стоя в осенних сапогах по щиколотку в снегу, медленно покрываясь снегом из-за легкой, но продолжительной метели. Рядом затормозил автомобиль, но, увы, не микроавтобус, а значит, это не за ней. Дана никогда не рассматривала в упор людей, не разглядывала машины, не интересовалась тем, что происходит вокруг. Всегда погруженная в свои мысли, в свой мир, наполненный впечатлениями от прочитанных книг, отголосками романтических песен, аурой лирических фильмов, девушка никогда не скучала наедине с собой. И если бы не эта промозглость и сырость, она долго могла бы наслаждаться своими ощущениями и душевным покоем, который уже начинал испаряться по мере продолжительности ожидания. Автомобиль сдал чуть назад, поравнявшись с ней. Водитель наклонился через пассажирское сиденье к опущенному стеклу. - Девушка, доброе утро, не меня ли вы ждете? - спросил улыбчивый парень. Короткая стрижка, светлые волосы, прямые черты, открытое лицо, такое правильное, такое чистое. - Нет, - Дана отвернулась, давая понять, что разговор продолжать не будет. - Ну, видимо, тот, кого Вы ждете, задерживается, - продолжал парень ей в спину. Дана промолчала, лишь подняла воротник пальто. Да, она не была готова к такой встрече рассвета. Уже давно ехала бы в теплом автобусе, подъезжая к офису. И главное, некуда позвонить, не беспокоить же директора, жалуясь ему на необязательного подрядчика. - А не хотите подождать того, кем бы он ни был, в моей машине? - продолжал парень. - Нет, - снова буркнула девушка. Эта назойливость стала раздражать ее. - А у меня тепло. Я вам и печку включу, погреете свои бедные ножки, - соблазнял ее парень, улыбаясь во весь свой красивый рот. Дана резко обернулась. - Послушайте, - сказала она решительно, но сдерживая свой тон, на что парень насмешливо зацокал языком. - Я не буду к вам садиться, а вы не будете дразнить меня своей печкой, хорошо? Это... не красиво, - она снова отвернулась. - Не красиво? Не красиво что? Пытаться спасти человека от неминуемой простуды? Девушка, я просто желаю вам добра, - парень веселился. - Вы заболеете, будете пить лекарства, а они горькие. Я не могу с этим смириться. Как офицер, и в душе - честный порядочный человек, я просто обязан вас спасти, - говорил он весело. Его забавлял этот разговор. Он и сам не знал, почему остановился, но теперь он не за что не уедет. Слова о том, что он офицер, вдруг зацепили Дану, она обернулась. - Ну вот, совсем другой разговор, - ободрился молодой человек. Он вышел из машины и подошел к Дане. - Вот мое удостоверение, - сказал он, протягивая ей свой жетон Рыцаря Ордена. - Я не маньяк, не грабитель и очень даже неплохой человек. - Специальный батальон особого реагирования, - прочитала Дана, с трудом разбирая буквы в скудном свете тусклого фонаря. - Ого! Какая честь для меня быть обогретой офицером-СБОРовцем, - она впервые улыбнулась за это утро. - Ну, я не позволю этой улыбке пропасть, - ответил Рыцарь и распахнул перед ней дверцу. - Садитесь! - он подал ей руку, усадил в машину и помог пристегнуть ремень, после чего захлопнул дверцу, позволив ей насладиться покоем и теплом, разлитым по салону. - Хотите, ждите того, кто вас тут мучает на холоде, а хотите - я отвезу вас, куда прикажете, - предложил он, садясь за руль. - Итак, что скажете? - он повернулся к ней. - Ну, я бы сказала вам: «Везите меня на край света», но... позволю себе лишь попросить вас довезти меня до офиса, и черт с ним, с этим человеком, который все никак не может приехать, - вздохнула Дана. Офицер тихо рассмеялся приятным смехом и включил зажигание. Дана все же заболела, причем сильно. Когда она выходила вечером из офиса, едва держась на ногах из-за высокой температуры, она увидела знакомую машину. Роман вышел к ней навстречу. Его улыбка погасла, как только он понял, по ее лицу, как ей плохо. Без слов он усадил ее в машину и повез ее домой. Уложил на диван, прикрыв пледом, приготовил горячий чай, и, пообещав скоро вернуться, выскочил из квартиры, не забыв прихватить ее ключи. Дана не беспокоилась. Она как-то сразу прониклась доверием к этому высокому сильному мужчине. Такому уверенному и правильному, внимательному и воспитанному. Она с нетерпением ждала его возвращения, потому что без него вдруг стало неприятно тихо и даже пусто. С какой радостью она слушала звук ключа, поворачивающегося в дверях. - Не пугайся, это всего лишь я, - услышала она его веселый голос. Он заглянул к ней в комнату, увидел, что все без перемен, как было до его ухода, и прошел на кухню. Чем-то звенел, бренчал, и через какое-то время внес в комнату поднос с посудой. В глубокой пиале дымился куриный бульон, от чашки с какими-то заваренными травами поднимался пар, позвякивали флакончики с лекарством, лежали таблетки. В маленькой вазе красовались сиреневые ирисы. Это так восхитило Дану, что округлившимися глазами она взирала на своего нового знакомого, как на волшебника. Он принял эту награду как прекрасный подарок, поставил поднос на журнальный столик и принялся кормить и лечить девушку, млеющую от такого неожиданного внимания. Ночь он провел в кресле, рядом с Даной, периодически проверяя ее лоб, меняя холодную повязку, чтобы сбить температуру, а ближе к утру вызвал скорую. Дана загремела в больницу с воспалением легких, и десять дней провалялась там, навещаемая каждый день своим персональным Рыцарем. Вся палата угощалась сладостями и фруктами, которые Роман не уставал таскать ей каждый день в больших количествах. Он развлекал ее забавными историями, не сводя с нее улыбчивых добрых глаз, и Дана грелась в лучах его заботы, пробуждаясь от многолетней душевной спячки. В день ее выписки Роман взял на работе выходной, чтобы лично отвезти девушку домой, и был отпущен под дружное улюлюканье коллег-бойцов, с хлопками по спине и плечам, с двусмысленными пожеланиями силы и выносливости. В тот вечер он впервые остался у Даны на ночь. Все было красиво, романтично, мило. Розы, свечи, вино, нежность, шепот невпопад, сбивчивое дыхание, сумасшедшие объятия, неожиданное падение с кровати под общий хохот, совместный душ, кофе утром в постель, долгие поцелуи у двери перед расставанием. В течение короткого времени в ванной прописалась новая зубная щетка, бритва, лосьоны для бритья. В шкафу прибавилось одежды, для чего были куплены новые плечики. В прихожей поселились мужские тапки сорок третьего размера. Иногда Дана ходила по своей квартире, раздвигая панель шкафа, чтобы провести рукой по пиджакам и рубашкам, хранящим легкий нежный аромат одеколона, заглядывала в ванную, чтобы вдохнуть смешение запахов и ароматов, влезала в большие тапки, или с трепетом прикасалась к его расческе, хранящей его отпечатки. И никак не могла поверить, что она не одинока. Роман поразил ее своей добротой и заботой. Все в нем казалось правильным и единственно верным. С ним было спокойно и легко. Сейчас она думала, что ей просто льстило то, что этот глубокий честный человек так дорожил ею. Впечатляло его особенное отношение к ней, его повышенное внимание. И она видела, как у него кружилась голова от одной ее улыбки. Каждый раз, возвращаясь с опасных заданий, где он рисковал жизнью, ходя под пулями, он возвращался к Дане, такой теплой и уютной, и чувствовал себя счастливым. У него появилась тихая гавань. У него появился повод задержаться в этом мире, ради чего он перестал безрассудно геройствовать, чувствуя ответственность за человека, который однажды доверился ему, стал нуждаться в нем, в какой-то мере стал зависим от него. Может, она и не любила его, принимая его обожание, наслаждаясь светом его чувства, когда и не требовалось ее участие. Одно ее присутствие делало его счастливым, таким образом, ее собственные чувства оставались невостребованными. Это как-то не замечалось, но, как оказалось, сердце оставалось свободным. А разве Андерсону дороги ее чувства? Если Роман наслаждался своей любовью к ней, то Андерсон упивался ее любовью к себе. Все, что ему было нужно - это ее преклонение, и он сполна его получал. Взамен ей позволялось прикасаться к его божественному телу, вдыхать его аромат, запах самца и умирать от его магнетизма, растворяться в жгучей страсти, так до конца никогда и не утоленной. Дана легко и не раздумывая променяла Романа на этого мужчину. Несколько месяцев с Андерсоном пролетели как одна длинная ночь, с болью и счастьем, со слезами и стонами. Дана не помнила себя, отдаваясь своему чувству, посвящая себя своему кумиру, отдавая себя всю до капли, до вздоха, до стона. Но то же самое одиночество занозой сидело в сердце, и время от времени саднило, когда что-то задевало ее по неосторожности. Какая-то фраза, небрежно оброненная, какой-то жест, без почтения и уважения, странный взгляд, пробирающий до дрожи. Насколько нежным и внимательным был Роман, прикасаясь к ней, наслаждаясь ее близостью, настолько небрежным был с ней Андерсон. Дана часто ловила себя на мысли, что ей хочется сжаться, словно она оказалась на легком сквозняке, и чем-то прикрыться.