The Demon in My Dreams

Лети ко мне, мой светлый ангел, Лети, и крылья опалив, Взор долу опустив печальный, Узри красу земель моих. И позабыв, шагни навстречу, Вбери в себя мое тепло. Ведь свет твой ангельский не вечен - Куда растратил ты его?.. Незатейливый мотив вплетался в шум волн, то теряясь в гулком рокоте, то выныривая на поверхность… Голос – бархатистый, ласкающий слух – показался Анжелике смутно знакомым. Она беспокойно заворочалась и протянула руку в поисках мужа, но поймала лишь пустоту, скользя ладонью по прохладному шелку. Внутренняя тревога усилилась. Кто же это поет?.. И почему этот нежный голос ей так неприятен? Анжелика попыталась сосредоточиться, но тяжелая, вязкая дремота путала мысли. Ласковый голос… темный локон на обнаженном плече… мягкие, чуть пухловатые губы и… улыбка. Леденящая душу, дьявольская улыбка. Анжелика содрогнулась, в приступе удушающей паники пытаясь вернуть себе контроль над телом и разумом. Наконец, ей удалось снова пошевелиться, пальцы нащупали плотную ткань камзола, и она сжала плечо мужа, одновременно открывая глаза. Но еще до того, как она увидела то, что увидела, графиня поняла - что-то не так. Жоффрей не стал бы укладываться спать в камзоле. А вот темноволосая женщина, вольготно расположившаяся на их супружеском ложе, сделала бы это с удовольствием. Грудь Амбруазины мерно вздымалась, сама она смотрела в потолок и продолжала напевать себе под нос. Анжелика онемела от ужаса, продолжая сжимать пресловутый камзол – темно-зеленый, бархатный, тот самый, что едва не стоил им с Жоффреем счастья и самой жизни. Резкий поворот головы, и Амбруазина обнажила в улыбке белоснежные, заостренные зубы: - Соскучились, дорогая? Истошный, нечеловеческий вопль вырвался из груди Анжелики, и в тот же миг видение рассеялось. Пропало неестественное, желтоватое свечение, окутывавшее дьяволицу. Вокруг была темнота, тишину нарушал лишь плеск волн о борт Голдсборо, на ее талии мирно покоилась рука мужа. Он заворочался, в попытке притянуть ее поближе к себе. - Все хорошо, моя дорогая? – сонно прошептал он. – Вы метались во сне. - Все… все в порядке, - медленно выталкивая воздух из легких, Анжелика попыталась справиться с бешено бьющимся в груди сердцем и сжимающим его ужасом. – Все хорошо, любовь моя, спите, - быстро проговорила она, видя, что Жоффрей готов окончательно проснуться, почувствовав что-то неладное в ее голосе. – Я хочу выйти на палубу, подышать. Я скоро вернусь. Коротко поцеловав мужа в щеку, наспех одевшись и накинув манто, она покинула каюту. Стоило подняться по винтовой лестнице, как ее окутал холодный, влажный воздух, и Анжелика принялась жадно глотать его, в попытке выровнять дыхание и прогнать туман в голове. Постепенно ей это удалось. Облокотившись на перила, она пристально смотрела вдаль, думая о том, сколько еще ей придется расплачиваться ночными кошмарами за встречу с этой женщиной. За то, что впустила ее в свою жизнь. За то, что позволила – или, точнее, не помешала – умереть вот так. Ведь она знала, «видела» заранее, что произойдет. Какая-то незримая нить протянулась между ней и этим жутким созданием, и хотя в ту ночь ей казалось, что она вот-вот порвется, сейчас Анжелика уже не была в этом так уверена. Она снова вздрогнула и ненадолго прикрыла глаза. Амбруазина заслужила смерть, даже такую страшную, может быть – даже страшнее. Но это не отменяло того, что она сама ничего не сделала, дабы помешать этому. Точнее сделала, но ровно столько, сколько было нужно, чтобы успокоить собственную совесть, а потом просто села и стала ждать. А немногим ранее, когда она вырвала ее из рук разъяренной толпы – думала ли она о спасении живого существа или просто хотела усмирить животные страсти? Анжелика знала ответ. - Вы ли это, мадам? – тихо прошептала она, покачав головой. Было и еще кое-что – мстительная радость, нездоровое, садистское удовольствие, что на мгновение всколыхнулось в ее душе, когда она слушала нечеловеческие вопли этой женщины. Удовольствие, которое она задавила в себе в то же мгновение, и в котором не готова была сознаться. Да и в чем сознаваться? Эта женщина едва не уничтожила ее саму и все, что было ей дорого. Так стоило ли удивляться тому, что она испытала облегчение, избавившись от нее? Одержав верх?.. Последняя мысль задержалась в ее голове. Анжелика любила это. Любила пьянящий, головокружительный вкус победы и успеха. Да и кто нет? Но ей это удавалось чаще других. И пусть у нее случались крупные, даже катастрофические проигрыши, она не боялась рисковать и действовать. Не боялась идти вперед, делать решительный шаг, спускать курок, если потребуется… Но эта победа была иной. Она дурно пахла. До сих пор отдавала гнилью, впрочем, как и все, связанное с Амбруазиной де Модрибур. Но с нее довольно. Она не позволит больше Амбруазине присутствовать в ее жизни, если понадобится – найдет индианку по прибытии в Квебек и разберется при помощи их особых умений. Пусть она никогда не принимала подобное всерьез, стоило признать - встреча с этой женщиной пошатнула многие ее представления. Анжелика поежилась, чувствуя себя продрогшей – следовало вернуться в каюту. Небо уже начало сереть перед хмурым рассветом, а утром они должны подойти к одному из островов Новой Франции, где состоится важная встреча. И она должна выглядеть на ней соответствующе. Анжелика сделала шаг в сторону двери, ведущей в нутро Голдсборо, и замерла. Что-то было не так. Но что именно? Она медленно обвела взглядом палубу, темнеющие мачты и свернутые паруса, потом прислушалась… Отвратительный, заставляющий сжиматься под казалось бы теплой накидкой холод, снова пробрался внутрь. Как же она раньше не заметила? Она тут совершенно одна! А так не должно быть. Не может быть. Где Эриксон, Куасси-Ба, остальная команда? Все эти глубоко преданные ее мужу люди? - Кого-то потеряли, мадам? – жаркий, издевательский шепот опалил кожу на щеке. Анжелика резко обернулась, и крик застыл у нее на губах. Она уже была не на корабле. Тьма вокруг сгустилась, а воздух словно наэлектризовался, став тяжелым и душным. Вспышка молнии заставила Анжелику вздрогнуть всем телом и в то же мгновение она поняла, где находится. Узкий крытый проход и деревянный настил, освещаемый лишь лунным светом, изредка льющимся сквозь стремительно бегущие по небу рваные облака, да вспышками зарницы над чернеющим морем – сомнений быть не могло, она уже переживала это однажды. Только в этот раз она словно бы смотрела на происходящее со стороны – две темные фигуры, закутанные в плащи, близко-близко друг к другу. До ее уха донеслись отголоски приглушенного разговора: один голос взволнованный, чуть дрожащий, но говорившая изо всех сил старалась держать себя в руках – она сама; второй – торопливый, жаркий, чуть насмешливый, дразнящий и искушающий. Хотя Анжелика не могла слышать всего, сейчас она вспомнила этот разговор слово в слово. И теперь она действительно видела его – мягкое, золотистое свечение, словно языки присмиревшего пламени, окутавшие Амбруазину. Эти языки вытягивались, словно щупальца – осторожно и вкрадчиво, они плавно извивались, окружая вторую фигуру, которая в последний момент отшатнулась. Анжелике показалось, что она услышала сдавленное шипение. - Ах! Не старайтесь снова казаться образцом добродетели, - донесся до нее ненавистный голос. Уже испытываемый ею прежде, подавляющий все другие мысли и чувства страх овладел Анжеликой. Нужно было бежать – не важно куда, просто скрыться из этого места, растаять в воздухе, если потребуется. Та Анжелика справилась, но сейчас она была слишком слаба и напугана, она позабыла, каково это – ощущать ее близость, бороться с ней и в любую секунду быть готовой к нападению... Анжелика попыталась сделать шаг назад, но с ужасом осознала, что не может двинуться с места. Почти в то же мгновение тонкие белые руки цепким кольцом обвились вокруг ее талии, а по спине разлился знакомый жар от соприкосновения с той, кого она так упорно хотела считать побежденной. И мертвой. – Помните этот момент, дорогая? Анжелика поняла, что не может выдавить в ответ ни слова. - О, не переживайте, - пальцы, убравшие золотистый локон от ее уха, намеренно коснулись кожи, заставляя внутренне содрогнуться от противоречивого, двусмысленного ощущения. Совсем как тогда… - Я и так знаю, что вы помните. Две фигуры снова слились в одну. Амбруазина продолжала убеждать Анжелику из прошлого мягким, вкрадчивым шепотом, в то время как ее руки развязывали тесьму накидки, которая вскоре упала к ногам обеих женщин. Это падение показалось Анжелике бесконечным – она точно помнила, что такого не было. Она ведь оттолкнула Амбруазину и сбежала. Заперлась в своем домике и еще долго не могла прийти в себя, она это помнит. - О, вы уверены, моя дорогая? – снова раздался насмешливый шепот. – Вы так забавно держитесь за этот отказ. Думаете, он что-то меняет? Что хоть кто-то из них способен заметить отличие? Нет же. Все они – кто когда-либо желал вас или меня, все они искали только собственную грязь и находили ее. Но смотрите же… Анжелика послушалась, желая поскорее изгнать из своей души разъедающие ее слова, но она мало что могла разглядеть. Лишь смутное шевеление, едва улавливаемые звуки, и вдруг вполне отчетливо – тихий, сладостный стон. О, она слишком хорошо его знала, слишком хорошо знала себя. Но этого не может быть! Не могло… Анжелика вперилась взглядом в две тесно переплетенные фигуры – вот одна женщина прижала другую к стене и припала губами к ее обнажившейся груди, и чем больше она присматривалась, тем реальнее ощущала то, что должна была чувствовать та, другая Анжелика. Мягкие руки на ее талии, проникающие под блузку и ласкающие живот, ловкие пальцы, забирающиеся под пояс юбки, опускающиеся все ниже, нежный язык, выводящий огненные узоры на ее груди. Затуманенным сознанием она отметила, что он действительно был раздвоенным, но это уже не пугало так, как прежде, наоборот – это приносило особое наслаждение, чувственность смешивалась со страхом, желание с отвращением, опьяняя куда сильнее и слаще вина из дикого винограда. Ненавистные губы сомкнулись на ее соске, а пальцы достигли своей цели, проникая внутрь, и удовольствие оказалось сильнее ужаса. Она выгнулась дугой и застонала, лишь краем сознания отмечая, что снова способна двигаться. Страх отступил, и она притянула темноволосую голову еще ближе, забываясь в удушающих объятиях… Местность вокруг преобразилась – ровный, желтоватый свет залил укутанную туманом поляну, зеленые ветви клонились под тяжестью плодов до самой земли, густой воздух был напоен сладостью, а сама Анжелика, обнаженная, возбужденная до крайности, изнемогающая, оказалась лежащей в густой траве под извивающимся над ней идеальным телом дьяволицы… Неожиданно все пропало. Огромное облегчение, смешанное с не меньшим разочарованием сбивало с ног. От понимания того, что могло произойти, к горлу подкатила тошнота. Анжелика попыталась найти опору и не смогла – темнота снова поглотила окружающий мир и в этот раз в нем не было даже проблеска... чего? Надежды? Робкой, затерявшейся на мглистом небе звезды... Темнота и абсолютная, готовая раздавить ее тишина – вот все, что ей оставалось. Пропали и объятия, но это не успокаивало. Анжелика чувствовала, что она еще где-то поблизости, совсем рядом. Потянуло холодом, и Анжелика обхватила себя руками в нелепой попытке то ли согреться, то ли защититься. Она по-прежнему испытывала жгучее желание, а еще пустоту и одиночество. Но она не должна себя так чувствовать, у нее же есть… кто?.. - Дьявол? – фыркнул голос из пустоты, и Анжелика обняла себя еще крепче, до ломоты в ребрах. – У вас слишком скудное воображение и знание мифологии для такой образованной особы, моя дорогая. Впрочем, это неважно. Важно, что вы впустили меня в себя, - неизвестно откуда взявшийся ровный свет выхватил из темноты идеальную фигуру, нагота которой была прикрыта лишь длинными прядями волос, которые казались живыми и шевелились в такт ее словам. – Не сейчас, нет, это, к нашему взаимному сожалению, всего лишь иллюзия, - она подошла вплотную и выдохнула эти слова прямо в губы Анжелике. – Но вы позволили этому зверю растерзать меня и это… - она впилась в ее рот коротким, жадным поцелуем, затем резко отстранилась и улыбнулась как-то ужасающе мягко, вкрадчиво, - это прекрасно. И кто бы стал вас винить, графиня? Кроме вас самой, конечно, - раздвоенный кончик вновь показался меж раздвинутых в улыбке пухлых губ. – Знаете, а ведь Амбруазина тоже не сразу поддалась. Но я умею быть… нет, не настойчивой – терпеливой, - и снова этот гортанный смех, от которого нестерпимо хотелось зажать уши. «Что? О чем она?» - помутившийся от происходящего разум Анжелики метался в панике, выхватывая лишь обрывки слов, словно мучительно-яркие, пронзительные вспышки. - Я стану призраком на краю вашей тени, графиня. – От убедительности этих слов Анжелику бросило в жар, а затем опять в холод. - Вашим персональным демоном. И буду искушать вас снова и снова, - она склонилась к самому уху Анжелики, горячий язык лизнул мочку, - и ждать… ждать, пока вы не оступитесь. Вы должны мне это, маркиза ангелов… Серебристый смех словно пригвоздил Анжелику к месту, она задыхалась, чувствуя, как он проникает в нее и заставляет дрожать всем телом. - Анжелика… - в голосе дьяволицы появились тревожные нотки, он становился громче и глубже. – Анжелика, любовь моя, проснитесь, вы вся дрожите!.. Анжелика наконец сумела сделать вдох и открыла глаза. Первое, что она увидела – взволнованное лицо мужа, склонившегося над ней. - О, Жоффрей, - простонала она, кидаясь в спасительные объятия. – Эта женщина, нет – это существо, оно хочет заполучить меня… - Тихо, моя дорогая, это всего лишь кошмар, - Жоффрей коснулся губами ее виска. – Здесь нет никакого существа, только мы с вами… Он еще долго гладил и перебирал ее волосы, нашептывая слова утешения, помогая понять, какой из миров реален. Постепенно страх отступил, но Анжелика еще долго не могла успокоиться, вовсе не разделяя уверенности мужа. Утро выдалось хмурым. Мало-помалу графине удалось прийти в себя, но внутри нее поселилось тяжелое, давящее чувство надвигающейся беды. Она как раз поднималась на палубу, чтобы немного проветриться, когда звонкий голосок дочери вывел ее из оцепенения. Слабая улыбка осветило лицо Анжелики. Она сделала шаг в сторону каюты, когда сумела расслышать последние слова напеваемой Онорины песенки и резко побледнела. Ведь свет твой ангельский не вечен. Куда растратил ты его?.. Сознание помутилось, и Анжелике пришлось схватиться за стену, чтобы удержаться на ногах. Она заставила себя войти в каюту, проигнорировав радостный возглас Онорины и вежливое приветствие Иоланды. Едва уловимым движением она приказала Иоланде уйти, затем опустилась на колени и, положив ладони на плечи дочери, пристально посмотрела ей в глаза. - Где… где ты слышала эту песню? – ей пришлось очень хорошо контролировать себя, чтобы не встряхнуть Онорину. А ведь совсем недавно она думала о том, как хорошо, что Онорины не было рядом в то время, когда... Анжелика оборвала собственные мысли и с нажимом повторила вопрос: - Где, Онорина? - Я... я не знаю, мама, - испуганная странным поведением матери, прошептала девочка, - я не помню… - Никогда – ты слышишь – никогда больше не пой ее! – голос Анжелики дрожал, но она изо всех сил старалась не сорваться. – Ты меня поняла? - Поняла, поняла, - быстро закивала Онорина. – А в чем дело? – прирожденное любопытство все же взяло верх над осторожностью. - Ни в чем, девочка моя, ни в чем, - пробормотала графиня, крепко прижимая к себе ребенка. Только сейчас она до конца осознала простую и ужасающую истину – эта битва еще не окончена. Возможно, конца ей не будет вовсе…