Безумие Родерика Ашера

Задыхаясь от наслаждения, я запутывал пальцы в шелковистых светлых кудрях и притягивал его голову ближе, впиваясь в сочный покорный рот, чтобы тут же оттолкнуть. Было невероятно упоительно видеть как распахиваются от недоумения и обиды глаза Алана. Прозрачно-голубые, даже несколько водянистые в обычное время, они густо потемнели, став бархатными и непередаваемо порочными. Я знал, что всему виной обычное возбуждение – зрачок расширился, затопив радужку, но мне нравилось думать, что Алан намеренно искушал меня. И я не мог, да и не желал противиться этому соблазну: сладостному знанию, что он мой, совсем мой. Отдающийся в мою власть, жаждущий моих ласк и моей жестокости. Свой сюртук Алан давно сбросил, но его тело по-прежнему было скрыто от меня слоями ненужной ткани. Впрочем, мои руки осторожно, но неумолимо исправляли эту оплошность. Сначала я освободил его нежное горло от хитроумных силков шейного платка, отбросив тот в сторону. Далее была очередь тонкой льняной сорочки. Мои ладони горели от желания сдернуть с Алана эту тряпку и почувствовать, наконец, теплую гладкость кожи. Но тогда бы мне пришлось избавиться от булавки с жемчужной головкой, что скалывала концы платка: я крепко сжимал ее, представляя восхитительные вещи, которые можно будет проделать с ее помощью. – Сними сорочку, – приказал я Алану, и он послушно потянул ее вверх, понемногу открывая моему жадному взгляду совершенство живота и груди. Зачарованный зрелищем я не утерпел и заставил Алана остановиться. Он повиновался, застыв с поднятыми руками. Боже, как же он был прекрасен! Настолько, что вызывал мучительное желание нарушить его ангельскую красоту, сделав моего Алана не таким идеальным, зато более земным. Я поспешил удовлетворить свое желание. Не сильно, но твердо, я провел острием булавки начиная от небольшого темного соска до аккуратной впадины пупка, с восторгом наблюдая как вслед за булавкой сокращаются мускулы и вспухает безобразная багровая борозда. – Родерик, – простонал Алан, но я его не слушал – мой взор уже был устремлен вниз. Туда, где серое грубое сукно встопорщилось под напором рвущейся навстречу мне плоти. Я уже представлял, как освобождаю его – чуть трепещущий, влажный фаллос… – Родерик, – громче позвал Алан, – очнись! Родерик, ты опять грезишь наяву! С трудом, с огромным трудом я вырвался из мира мечтаний, чтобы наяву попасть в ловушку зовущих глаз Алана и его манящих губ. Безумие. Это безумие неминуемо погубит меня, но хуже того, оно утянет за собой и моего друга. Я долго оттягивал неизбежное, но, кажется, дальнейшее промедление чревато ужасными последствиями. – Да, грежу. Что ж, это было в последний раз. Пришло время прощаться, друг мой. В силу непреодолимых обстоятельств, я должен буду покинуть тебя, вернувшись в отчий дом. Сердечные привязанности с годами тускнеют, и все же я прошу поклясться, что не пренебрежешь моей просьбой о встрече, буде такая случится, и ты приедешь ко мне. Поклянись! Поклянись мне! – Разумеется, Родерик, – воскликнул Алан, смущенный моей горячностью. – Но тебе не годится так переживать. И потом с чего это ты вздумал уехать, да еще так срочно? Хорошо, коли того требуют обстоятельства, езжай, но к чему эта драма? Я твой друг, и это останется неизменным, чтобы не случилось в дальнейшем… Алан мягко, но настойчиво увлек меня на диван, и я, чувствуя его телесную близость, вновь утратил покой и рассудочность. С силой высвободившись из его дружеских объятий, я выбежал из комнаты, напоследок бросив: «Помни про клятву!» Я знал, что расставание с Аланом разобьет мне сердце и, возможно, убьет разум. Но я не мог больше находиться рядом, дабы не оскорблять этого ангела своими греховными страстями.