Прокажённый

"Мы сыграем с тобой в песню, дружок. Блудный Лас-Вегас, бабло, вино и женщины - мы дадим тебе всё." Забавная история. Но потом одиночество, бедность и почти смерть. Мягкие и светлые лучи утреннего, ещё не полностью показавшегося солнца легко скользнули по крышам домов, пробежались по закрытым окнам, заглянули в просветы коротеньких улиц. От чуточку влажного асфальта и травы на газонах, покрытых росой, ввысь лёгкой дымкой подымалась морозная тишина. Сумрачно-солнечный, наступал рассвет. Рассвет, ставший последний в жизни Роба Молли. Умирающего беднягу так никто и не заметил. Еле передвигая хромые, распухшие и гноящиеся ноги, как нечто чуждое своему телу, он, тридцатилетний старик, медленно и обречённо брел по главной площади небольшого сонного городка. Каждый шаг давался с огромным трудом; дичайшая боль, пульсируя глубокими толчками, сотрясала всё тело Роба от босых ступней, оставлявших на асфальте кроваво-гнойные следы, до онемевших кончиков пальцев. Время от времени из груди бедняги вырывались звенящие надрывные стоны, стоны измученного умирающего комка нервов. Роб Молли был самой болью, её живым но мёртвым олицетворением; он брёл, просто брёл навстречу своей смерти... Ничего, ничего, никаких мыслей, чувств, слов, ничего не осталось. Но зато образы. Сотни образов в голове... Боль, мучение, страх и кровь. Кровь, тёплая и липкая; кровь, сильно отдающая медным запахом; кровь, заливающая горизонт... Задыхаясь, Роб остановился перевести дух, полностью распрямив согбенную страданьем спину. Боль, ужасающая, бесконечная, проревела в голове, и судорога исказила измождённое синюшное лицо. Бедняга чуть не грохнулся на влажный асфальт, тело полыхнуло невыносимым жаром.

***

20 МИНУТ СПУСТЯ

Роб протянул красную, покрытую гнойно-коричневыми язвами руку к ткани, закрывающей большое, в полный рост зеркало, сдёрнул её и отшатнулся в ужасе. Жуть... Всё, всё, боль, страх, тревога, мучение разом спали с лица, уступив место лишь ужасу, невыносимому искреннему ужасу. Роб увидел...самого себя. И понял, почему запах гноя так сильно мучил лёгкие; всё что он видел, было похоже на разложение заживо. Бедняга видел в зеркале какую-то жуткую пародию на человека. На щеках глубокие борозды, полные гноя, кожа, капающая с кончика носа и мочек ушей на грязную изодранную рубашку без половины пуговиц и кровь, стекающая с бледных губ. - Я гнию заживо, - неожиданно даже для себя произнёс Роб Молли. - Разлагаюсь... Что я такое? Мешок слякоти, студень, только и всего. Дико вглядываясь в зеркало, бедняга рассматривал язвы на руках и шее. Огромные, красно-белые, с глубокими ободками коричневой шелушащейся кожи, они внушали ещё больший страх, чем медленно стекающее лицо. Да, лицо и вправду стекало вниз: брови уже утонули в кипящем кожей и гноем лбу. "Мёртвые" волосы клоками падали вниз... Роб приоткрыл окровавленный рот, больше похожий на пасть какого-то ужасного зверя, потеряв при этом часть верхней губы. На месте многих зубов уже зияли дыры. Жёлтый, потрескавшийся язык шевелился вверх-вниз вверх-вниз и задевал гноящееся нёбо. - Я умру, и никто не увидит мой растёкшийся труп. Никто не похоронит меня, как человека. Я буду разлагаться тут вечно.... Кожа с лица отслоилась и, захватив с собой левый глаз Роба, противным ошмётком упала на босые ноги бедняги. Вздрогнув от омерзения, тот резко дёрнулся вперёд и ударился о зеркало...

***

Невероятной силы боль пронзила голову. Руки тридцатилетнего старика мгновенно задрожали. Ноги подкосились, выпрямились и снова подкосились. Погибающий Роб Молли рухнул на колени. Послышался хлюпающий звук отрывавшейся кожи. Гной и кровь брызнули во все стороны... Роб обхватил руками ноющую голову, однако тут же оторвал их. Снова хлюпающий звук. Противно.

***

Липкая субстанция с видневшимися уже костями, жуткое месиво из гноя, кожи и крови, бывшее когда-то Робом, медленно стекала на пол...