Ладони

Удивительным стало то, что Гарри все-таки взглянул на видео. Поразительным было то, что сеть оповестила меня строчкой «собеседник набирает сообщение». Но… ужасным было, есть и будет то, что ответа я так и не дождался. Лиам был безмерно рад даже этому. А я… а я тоже, наверное. Вот только это самое чувство радости мгновенно улетучилось уже под вечер. Я все еще был в том самом одеянии, в котором предстал на видео. Все еще уповал на то, что Гарри откликнется и напишет мне, что ужасно скучал и что все его недельное молчание было одной ужасной случайностью, некстати явившимся обстоятельством, причиной которому были неполадки с электричеством или ошибки сети. Но это все вранье, и сейчас я сижу в сумерках своей комнаты, изучая узоры на своем одеяле, в то время, как Лиам дремлет на кресле прямо перед компьютерным столом – мой верный Хатико в ожидании непонятно чего. Внезапно в комнату вбегает мама. Она слишком возбуждена и напугана, и взглядом я допытываюсь у нее, что же стряслось. С ошалелыми глазами она говорит мне, что внизу меня кое-кто ждет. Я подрываюсь со своего места, летя вниз со скоростью света, запинаясь о ступеньки и, наконец, представая перед… ним. Он стоит посреди моей пустой гостиной, переминаясь с ноги на ногу. Завидев знакомую фигуру, он закусывает нижнюю губу в попытке… наверное, не блеснуть мужеством и не расплакаться, хотя, возможно, мне это чудится. Неуверенной поступью я приближаюсь к нему, и плевать я хотел на эту неделю молчания, на свои мешки под глазами и заверения Лиама – сейчас существует лишь этот чудесный мальчишка с моим сердцем в руках и улыбкой, достойной разве что совершенства. Мы оказываемся на расстоянии дыхания, когда Гарри шепчет: -Я все видел. Я киваю головой. -Я хочу тебе кое-что сказать. Я снова киваю, отключаясь от окружающего мира. -Помнишь, я сказал, что мне везет на дурачков? А что мне остается, как снова не кивнуть? -Точнее, на дурачка, - улыбается он, обезоруживая всего меня. Я гляжу на его губы. -Должно быть, ты, будучи… дурачком, решил, что ты мне не нужен, да? А теперь настала моя очередь рубить правду. Я твердо киваю, а затем опускаю глаза в пол. Слышу вздох Гарри. -Решил, коли я молчал всю неделю, то отверг тебя самым безобразным образом и теперь окончательно забыл? Подумал, что мне может быть дорог кто-то другой: кто не надевает подтяжки только потому, что они нравятся мне, кто не слушает каждый вечер мои любимые песни, кто не делает меня счастливым всякий раз, когда… пишет мне обыкновенное «спокойной ночи»? Я поднимаю на него глаза и гляжу в упор, потому что сейчас он до боли в груди нужен моему несчастному сердцу. Глаза начинает щипать. -Понадеялся, что я так просто забуду твои первые слова, написанные мне больше месяца назад, и нашу чудесную прогулку под моросящим дождем здесь, стоит отмотать назад семь грустных дней? Я морщусь от воспоминаний. Голос Хаззы начинает дрожать. -Знаешь, Лу, я никогда не встречал такого, как ты. Никогда не чувствовал себя таким нужным кому-то. Я плачу, потому что ужасно хочу сказать ему то же самое – слово в слово. -Ты стал мне очень дорог, знаешь… - он опускает глаза и понижает голос до шепота. – Прости, что не сказал тебе об этом вовремя. Я просто испугался. Я все понимаю. Кому захочется добровольно брать на себя такое бремя? -Я испугался, как подлый трус, Лу. Я никому не говорил о нас, даже Найлу. Всю эту неделю я спорил сам с собой. «И снова я тебя понимаю» -Прошу, прости меня за то, что сделал тебе больно. Я и сам от себя порой отказывался, - он качает головой, хлюпая носом. – Но… после увиденного сегодня я… - он снова глядит на меня, - раз и навсегда кое-что для себя решил. – Он обводит комнату взглядом опухших глаз и снова возвращается ко мне. Он указывает пальцем на себя. Затем – раскрытой ладонью касается моей груди. После – прижимает пальцы руки к своим алым губам и… его ладонь ложится к нему на сердце. Я понимаю его скрытое послание. «Я тебя люблю». И этого достаточно.