Второй шанс

      — Ты представляешь, то-сан?! — воскликнула я, искренне надеясь, что получится его отвлечь и экзекуция будет отменена.       — Что? — смерил меня тот весьма скептичным взглядом.       — Итачи-сан разрешил мне называть себя аники! — восторженно заявила я, слыша, как на задворках сознания нервно хохотнул Курама. — И сказал, что всегда мечтал о такой имото!       — Вообще-то, он сказал, что просто хотел имото, — фыркнул Курама.       — Не мешай! — буркнула я. — Или тебе с то-саном объясняться охота? Да и про ба-чан с эро-сеннином не забывай!       — Можно подумать, от моих комментариев что-то изменится, — хмыкнул Рыжий.       — Поздравляю, — спокойно сообщил то-сан и, развернувшись, пошел на кухню, откуда послышалось: «Спасибо за чай, Цунаде-сама».       — Ты что творишь?! — взвыл Курама, когда я сорвалась с места и влетела на кухню, но я проигнорировала его слова.       — Что? — спросил, оторвавшись от кружки с чаем, то-сан.       — Ты ничего так и не спросишь? — вырвалось у меня.       — А ты ответишь? — вопросом на вопрос ответил то-сан.       — Я… — не выдерживаю его взгляда и отвожу глаза.       — Вот видишь, — хмыкнул он и, отставив кружку, спокойным голосом продолжил: — Знаешь, Наруто, я, может быть, никудышный отец, раз не смог за столько времени понять своих детей… Ты лучший показатель этого, но я неплохо разбираюсь в людях… надеюсь. По крайней мере, без этого правителю нельзя, — нерешительно смотрю в его сторону и замираю, загипнотизированная его взглядом. Он специально смотрит мне в глаза, позволяя читать там все эмоции. — Я знал тебя ранее и прекрасно видел, как ты изменилась чуть более чем полгода назад, дочка. Я не буду врать: я рад этим изменениям, хотя и не знаю причину.       — Минато! — резковато сказали ба-чан и эро-сеннин хором, чем вызвали удивление у меня, но зациклиться на этом я не успела.       — Я знаю, Цунаде-сама, сенсей, — отозвался то-сан, но взгляда от меня не отвел. — Я не буду спрашивать, в чем дело: я обещал это Кушине. Я готов подождать, когда ты решишь рассказать все сама. Мне достаточно знать, что ты моя дочь, вот и все, — он наконец отводит от меня взгляд и вновь берет кружку с чаем.       — То-сан… — тихо шепчу я и, порывисто подскочив к нему, обнимаю. — Спасибо.       — Ну-ну, успокойся, — на секунду он замешкался, но вот я чувствую, как меня обнимают сильные руки. Ощущения непривычные… точнее… не такие, как с Саске, но мне тепло. Не замечаю, когда из глаз начинают литься слезы. Я сама не знаю, почему плачу. Это слезы не только мои, но и тех осколков личности местной Наруто. Нам обеим не хватало тепла то-сана. Нам обеим было одиноко без этого. Ка-чан, несомненно, — хорошо, но… ка-чан — это тепло и уют дома, а то-сан… защита, защита и уверенность в том, что тебя есть кому оберегать. И совсем неважно, что я уже давно выросла из того возраста, когда нуждалась в защите, что от меня самой иногда требуется защищать остальных. То-сан наконец стал для меня той стеной, за которой я всегда могу спрятаться, чьи руки закроют меня от несправедливости мира. Я всегда мечтала иметь то-сана, ведь… рядом с ним… я могу стать маленькой девочкой… девочкой, которую защитят, а не которая защищает. Пожалуй, единственный, кто до этого момента видел такую мою сторону, так это Саске, но он не то-сан и это совсем другое.       Я не знаю, сколько времени мы провели на кухне в обнимку, кажется, пару раз кто-то заглядывал и что-то спрашивал. Голоса смутно походили на ни-сана и не-сан, но я не обращала на это внимания. То-сан не выпускал меня из объятий все это время, просто осторожно гладил по голове и нашептывал какие-то успокаивающие глупости. Впрочем, в тот момент мне было все равно: я просто слушала его тихий голос, и все. Постепенно я успокаивалась, и на меня начала наваливаться усталость. Момент, когда я уснула, я не помню, но утром я проснулась в своей кровати от назойливого лучика солнца, который пробился сквозь плотно зашторенные окна. Вначале я даже не поняла, где нахожусь, и не могла вспомнить, как тут оказалась. Постепенно в голове стали всплывать воспоминания вчерашнего вечера. Мда… Сорвалась, хотя… С трудом встаю и подхожу к окну, голова (да и не только она) отзывается на резкие движения пульсирующей болью, открываю шторы и обнаруживаю, что солнце уже высоко. Прислушиваюсь к тишине в доме… Видимо, уже никого нет. Все, как всегда. Иду в ванную, чтобы умыться, и смотрю в зеркало. Единственное, что напоминало о моей прошедшей истерике, так это излишняя бледность лица, круги под глазами, пульсирующая боль и тяжесть в голове. Немного, но для осложнения жизни хватает.       — Курама, помоги, а? — прошу я своего рыжего друга, но ответа не получаю. — Курама? — вновь зову его, но в ответ опять тишина. — Ну и Мадара с тобой! — буркаю я и начинаю умываться, в тайне надеясь, что уж после упоминания своего врага он ответит, но напрасно. Прохладная вода облегчает мои страдания, но радоваться я не тороплюсь, как и начинать лечение самой. Слишком сильно придется концентрироваться, а значит, голова вновь начнет болеть, поэтому лучше спущусь вниз и найду какие-нибудь лекарства, а уже позже спущусь в подсознание и узнаю у Курамы, в чем дело! Не могла простая истерика так на меня повлиять!       — А это была не простая истерика, — негромкий голос Курамы отозвался в голове сильной вспышкой боли. — Извини, сейчас станет легче, — в рычащем голосе прорезались виноватые нотки, и по моему телу потекла теплая, почти обжигающая волна его чакры. А мне оставалось только радоваться, что я не успела уйти из комнаты и все это произошло до того, как я добралась до лестницы… иначе лететь бы мне было долго. Постепенно боль под воздействием несущей исцеления чакры стала уменьшаться, и я почувствовала себя лучше, однако она не ушла совсем, а просто затаилась. У меня возникло ощущение, что она вскоре может вернуться и как бы не в двойном размере.       — Что это было, Курама? — почувствовав, что теперь звуки не приносят таких страданий, осторожно спросила я, одновременно удобно устраиваясь в позе лотоса на кровати и спускаясь в подсознание.       — Слияние полностью завершено, — хмыкает в ответ мой рыжий друг. — Впрочем, неприятные ощущения у тебя не из-за этого, — и замолкает.       — А из-за чего? — устав ждать продолжения, спросила я.       — Видишь ли, золотце, — обманчиво мягкое начало, и после он срывается на разъяренный рев: — Ты дура, Узумаки! У тебя чувство самосохранения есть?! Или ты себя вообразила бессмертной?!       — Успокойся, Курама, — попыталась я вклиниться в разъяренные вопли своего личного демона.       — Успокоиться?! — взвился Лис. — Ты совсем не понимаешь, что произошло?!       — Нет, не понимаю, — покладисто согласилась я.       — Ты едва не перегорела, идиотка! — сдувшись, как проколотый воздушный шарик, сообщил мне Курама.       — Эм?..       — Ты, если не забыла, в теле подростка, дура, — мрачно буркнул Рыжий.       — И что? — не поняла я.       — Гормональная перестройка, быстрый рост тела, неустойчивая нервная система, неспособная выдержать сильные и длительные раздражители… — нудным тоном стал перечислять Курама, прикрыв глаза.       — Эм… Я повторюсь, но… ну и что? — склонив голову к плечу, спросила я. Курама замер и, кажется, перестал дышать… Мда… Зря я подала голос… И вскоре я даже могла оценить, насколько… когда Рыжий открыл глаза и в упор уставился на меня.       — Ты правда не понимаешь? — ласково спросил он меня.       — Эм… Да? — почему-то под взбешенным взглядом Курамы мне стало неуютно, и у меня вышел скорее вопрос, чем утверждение.       — Наруто, тебе очень повезло, что у вас в этот момент гостила Цунаде-химе, — неожиданно резко успокоился Курама и, положив голову на лапы, посмотрел на меня с дикой усталостью. — Твой срыв едва не выжег тебе чакроканалы, точнее, — нервная усмешка, — едва не покалечил тебе их.       — Что ты имеешь в виду? — нахмурилась я. Дело начало принимать слишком серьезный оборот.       — Наруто, как бы ты ни хотела признавать, но это тело во многом уступает тому, что было у тебя в том мире и в том возрасте. Оно слабее и нежнее. И дело даже не в том, что там ты вначале была парнем, просто из-за особенностей твоей жизни (мне оставалось только порадоваться, что он так обошел столь щепетильный вопрос и… пощадил мои чувства) оно было крепче и более подготовлено к стрессам, — спокойным, но с нотками напряжения голосом начал пояснять Курама. — Сейчас же ты в совсем неподготовленном теле, да еще и напряжение тебя не отпускает с первого дня, — видя, что я уже открыла рот, чтобы возразить, ведь пару раз я уже выпускала пар (или, если говорить прямо, у меня уже было несколько истерик), он раздраженно рыкнул на меня: — Не перебивай и слушай! — убедившись, что я молчу, продолжил: — С первого дня твое тело и разум работают на износ. Первое не отдыхает толком ни днем, когда ты тренируешься, ни ночью, когда я провожу работу с твоими чакроканалами. Второй тоже перегружен, ибо не только перерабатывал доставшиеся тебе воспоминания, раскладывая их по полочкам, но и ты сама его постоянно нагружала. Все это привело к тому, что ты, сама не заметив, превратилась в натянутую струну. Тронь — и рванет.       — Чем мне это грозило? — мрачно спросила я.       — Если бы не Цунаде-химе, то тебе бы перекорежило чакроканалы, — хмыкнул мой друг и, видя мой недоверчивый взгляд, пояснил: — Мы их слишком быстро тебе растягиваем, ведь у тебя чакры не просто в разы, а в сотни раз больше, чем у этого тела было раньше. У тебя постоянно были микротрещины и тому подобные проблемы. Обычно я успеваю их залечивать до того, как они станут проблемой, но твой срыв… Он заставил чакру носиться по всей СЦЧ хаотично, без особой системы увеличивая и уменьшая в разных частях организма скорость и силу давления чакры.       — Постой, но я же… не помню боли и… Я же успокоилась и заснула на руках то-сана? — растерялась я.       — Спорить не буду, — хмыкнул Курама. — Ты и правда уснула и успокоилась на его руках, только вот… тебя усыпила Цунаде-химе спустя несколько минут твоей истерики.       — Но… — попыталась возразить я.       — Йондайме потом сидел с тобой, пока твое состояние не стабилизировалось, и все это время по совету Цунаде-химе, которая лечила тебя, он говорил с тобой, — пояснил Курама. — Так что радуйся: ты отделалась легким испугом и запретом на техники в течении всего времени до экзамена. Тебя бы и с него сняли, но Акайо не позволил, да и Минато внезапно поддержал его.       — Вот как, — задумалась я.       — Угу. Тебе повезло, — устало согласился Курама. — Радуйся: теперь тебя никто доставать не будет, и время до экзамена ты сможешь потратить по своему усмотрению.       — Хоть какое-то утешение, — криво улыбнулась я.       — Наконец-таки сможешь посвятить свое драгоценное время для передачи чакры Шукаку, — ухмыльнулся Курама. — И не надо так смотреть на меня! — возмутился он, увидев мою скептичную мину. — Я не требую, чтобы ты ускоряла или выпускала чакру, просто будешь передавать ему практически всю свою накопленную за день чакру. В подсознании это сделать легко и не несет угрозы для твоего состояния.       — Во всем надо искать плюсы, да, Курама? — улыбнулась я, ощущая, как поднимается настроение после немного грубоватой, но искренней заботы обо мне моего рыжего друга.       — Естественно, — оскалился в ответ Курама. — А теперь проваливай: в твою комнату скоро войдут, — последнее, что я услышала перед тем, как меня выпнули из собственного подсознания.       — Наруто, ты не спишь? — послышался вначале деликатный стук, а после вопрос. Судя по голосу, это ни-сан. Секундное промедление, и мне сообщают: — Я вхожу!       — Ну и зачем ты спрашиваешь, если все равно входишь, не дожидаясь приглашения? — искренне возмутилась я. — А вдруг я не одета?       — После моего бытия АНБУ меня трудно испугать, — серьезно заявляет мне ни-сан. — Вставай, и идем завтракать, то-сан с ка-чан попросили меня за тобой проследить. Поэтому я буду рядом все оставшееся до Чунин Шикен время, — и, не дожидаясь от впавшей в легкий ступор меня ответа, смылся из комнаты.       — И что это было, Курама? — растерянно спросила я.       — Тебя только что назвали страшной, — ехидно сказал Курама. — Учитывая смысл фразы, можно добавить слово «очень».       — НИ-САН!       Продолжение следует…