Я, наверное, не слишком взрослый

      Асако Нацуме всего шестнадцать. Она живёт сегодняшним днём и решает проблемы по мере их поступления. Она терпеть не может парней и не умеет дружить с девушками. Она не выносит одиночества и прячет настоящую себя в интернет сети. Нацуме боится темноты, но гораздо больше – лишиться того кусочка счастья, что так нежданно-негаданно на неё свалился – людей, с которыми она успела сблизиться. Асако считает, что любовь делает человека взрослее, но, влюбившись, ведёт себя, как ребёнок. Она искренна во всех своих чувствах и поступках и не верит, что можно притворяться, будто тебе с кем-то хорошо и весело. Нацуме считает себя самой нерешительной девушкой на планете, но твёрдо знает, что не сдастся.       Экран ноутбука погас, и маленькая комнатка окончательно погрузилась в темноту. Нацуме вскинула голову и, не успев толком проснуться, поспешно нашарила выключатель настольной лампы. Сумев разлепить пока только один глаз, девушка потёрла ладошкой щёку, на которой остался отпечаток клавиатуры. Мигнул зелёными цифрами будильник, отмерив три часа ночи. Рядом с ним, всем своим бумажным существом выражая немой укор, покоился так и не отданный пакет с сувенирами. Нацуме насупила брови и показала ему язык, потыкала пакет пальцем, слушая шуршание.       «До фестиваля обязательно отдам!»       Это решение гармонично вписалось в цепочку предыдущих: «сразу после приезда», «как только куплю новые туфли», «когда пойдём с Митти делать уроки в магазине». Каждый из этих вагончиков-намерений в решающий момент был безжалостно раздавлен горой страхов и предположений. Стоило Асако начать подниматься по ступеням магазина, бурное воображение рисовала картины одну ужаснее другой: девушка и спотыкалась на ровном месте, падая лицом вниз прямо под ноги Ми-чану; и в порыве чувств попросту швыряла в него злополучным пакетом; и не могла вымолвить ни слова, переволновавшись… И в завершении каждого кошмара на яву Ми-чан попросту отвергал её подарок.       Нацуме затрясла головой, ещё больше взлохмачивая без того стоящие дыбом рыжие волосы, и стиснула кулачки.       «Обязательно отдам! Завтра, до фестиваля, мой последний шанс!»       Асако Нацуме ещё не ответила взаимностью ни на одно признание в любви. Она опасается людей, которые, теоретически, могут сделать ей больно, но продолжает безумно любить человека, разбившего ей сердце.       Мисаве Митсуёши уже двадцать пять. Он в долгах, как в шелках, и часто едва успевает разобраться с наваливающимися на него проблемами. Он несёт ответственность за магазин и ходячее бедствие в виде двоюродного младшего брата. Митсуёши редко болеет, но кашляет почти постоянно и всерьёз задумывается над тем, чтобы бросить курить, однако его редко можно застать без сигареты в зубах. Он постоянно замечает, что слишком стар для молодёжных развлечений, но каждый раз с удовольствием присоединяется к компании одноклассников Хару, посещающих магазин. Мисава редкостный тормоз и способен до последнего не замечать как чувства других, так и свои собственные. Он почти не снимает тёмные очки, чтобы не пугать братьев глазами, слишком похожими на глаза их отца, и чтобы было проще врать.       В полдень в магазин только-только начал подтягиваться народ. Облокотившись на прилавок, Митсуёши лениво наблюдал за группами школьников, захватившими игровые автоматы и оккупировавшими диванчики. Менеджер держал в губах сигарету, но, скорее, по привычке, не затягиваясь. И, опять же, только по привычке, улыбался.       Когда на лестнице вновь раздались шаги поднимающихся людей, Ми-чан вскинулся и заинтересованно прислушался. Ему когда-то говорили, что можно узнать человека по звуку шагов, но проверил на собственном опыте он это совсем недавно и отличить пока мог только одного человека. Уже больше недели это было для него своеобразным развлечением – угадать приход Нацуме-чан. Не так это было сложно, потому что каждый её визит был весьма своеобразным и ни один так и не завершился – за всё это время Мисава с Асако не увиделся. Всякий раз, приходя, Нацуме поднималась в магазин мучительно медленно, словно становилась на каждую ступеньку обеими ногами и размышляла по полминуты, стоит ли продолжать путь. Иногда она решалась подняться до самой двери, и Митсуёши уже готовился её поприветствовать, но звонкий цокот каблучков возвещал, что увидеться с Асако вновь не удастся.       В том, что это была именно Нацуме, Ми-чан первое время сомневался, но от этой девушки исходила какая-то совершенно особенная энергетика, и даже старый чёрствый менеджер не мог её не почувствовать.       Распахнулась дверь, и в магазин ввалилась знакомая компания во главе с Сасаяном. Митсуёши ответил на приветствие коротким кивком. Настроение отчего-то резко испортилось, захотелось курить. Парень запустил руки в карманы брюк, шаря в поисках зажигалки. Не глядя, установил на прилавок первую попавшуюся табличку и направился к двери, взялся за ручку, но так и застыл, не поворачивая её. Курить можно было только на лестничной площадке, но, если Митсуёши выйдет, рискует опять отпугнуть Нацуме. Эта игра не может продолжаться вечно, и когда-то они всё же должны пересечься, и Митсуёши решил, что эта встреча произойдёт сегодня.       Всё ещё держа руку на ручке двери, Ми-чан прислонился спиной к стене рядом. Отсюда хорошо было видно, как Сасаян успешно отбивает один мяч за другим, подбадриваемый выкриками друзей. Митсуёши несколько нервно стиснул ручку, готовый распахнуть дверь и выскочить на лестницу, как только услышит знакомые шаги. Если понадобится, но окликнет Нацуме, если она вновь решит сбежать – бросится следом. Но увидеться они обязательно должны именно сегодня. Каким-то шестым чувством Мисава осознавал, что это его последний шанс.       Митсуёши Мисава не умеет строить отношения. Ему проще отпустить, чем бороться за кого-то. Расставания не вызывали в нём особых переживаний. До недавних пор. Ведь раньше ему не приходилось расставаться с кем-то, чувства к кому не ограничивались простой симпатией.       Загодя зная, что ей не хватит смелости подняться на последнюю ступеньку, Нацуме ступила на лестницу. Пакет в её руках предательски громко шуршал, ударяясь о колени – девушка прижала его к груди.       Две ступеньки. Пять. Семь. Асако взбиралась вверх по лестнице со скоростью черепахи, уставившись себе под ноги. Первый лестничный пролёт закончился неожиданно, Нацуме чуть не упала, когда занесённая нога не нашла опоры, зато появился повод остановиться и перевести дух.       «Сейчас я поднимусь ещё на дюжину ступенек, войду и просто отдам ему пакет».       Всё действительно просто, разговаривать с ним будет необязательно. Только: «Ми-чан, это вам!» и невозмутимо удалиться.       А вдруг он будет не один?       Нацуме похолодела. Нет, это не страшно. Не страшно ведь? Даже если в магазине помимо Митсуёши будет кто-то ещё, она всё равно… преодолев последний лестничный пролёт, посмотрит на дверь и снова сбежит.       Он притаился в закутке рядом с дверью, беззвучно выкуривая одну сигарету за другой. По его расслабленной позе невозможно было догадаться, что он кого-то дожидается, но он стоял так, чтобы иметь в поле зрения лестницу.       Нацуме заметила его в последний момент, когда поднялась на верхнюю площадку и почувствовала запах знакомых сигарет. От неожиданности она разжала пальцы и выронила пакет; кажется, внутри что-то разбилось – звук был характерный.       - Здравствуй, Нацуме-чан, давненько ты…       Митсуёши едва успел схватить её за руку. Могло показаться, что у Асако даже волосы налились краской смущения. Она инстинктивно выдернула руку и отшатнулась… а позади лестница.       - А Нацуме-тян, оказывается, неуклюжая.       Девушка обиженно надула губы и отвернулась. Разодранная коленка саднила; в кулачке Асако сжимала осиротевший каблук. Левая босоножка так и осталась лежать на ступеньке, а каблук Нацуме почему-то прихватила с собой, когда её (стыд-то какой!) подняли на руки. Больше всего она надеялась, что этого никто не видел. Когда Ми-чан занёс её в магазин, были слышны игровые автоматы, но вот кто за ними был, Нацуме не разглядела. Сейчас она сидела в подсобке на коробке то ли с чипсами, то ли с шоколадными батончиками.       - Но, несмотря на это, очень милая, - примирительно сказал Митсуёши, смачивая ещё один тампон в перекиси.       - Льстить не обязательно, - пробурчала Нацуме в сторону, пытаясь сохранить остатки достоинства. Она скрестила руки на груди, словно на подсознательном уровне готовилась защищаться от возможных последующих саркастических выпадов со стороны молодого человека. Видимо, она слишком надолго прервала общение с Митсуёши, раз забыла, что на издевательства или подшучивания над девушкой он не способен.       Нацуме ждала, что он скажет. Ми-чан молча клеил ей на коленку разноцветный пластырь, разве только едва заметно улыбался. Красная полоска, чуть ниже синяя, поверх них наискось светло-зелёная, и напоследок подуть, исполняя древний ритуал, излечивающий любые раны.       - Спасибо. – Девушка пригладила получившуюся на коленке заплатку.       - Всегда пожалуйста.       Вот за это она его и полюбила – за бесконечную заботу без требования чего-либо взамен. Кажется, он даже сам не понимал, что то, что он делает – проявления заботы, это просто было частью его природы. Пока Митсуёши будет оставаться таким, Нацуме будет его любить, что бы он ни говорил.       - Кстати, Нацуме-тян, я тут подобрал мимоходом, это ведь ты уронила?       На колени пытающейся незаметно смахнуть непрошенные слёзы Асако плюхнулся злополучный бумажный пакет, уже порядком мятый, внутри которого брякнули осколки хрупких сувениров. Нацуме шмыгнула носом, под который ей тут же сунули упаковку бумажных платков, и осторожно запустила руку в пакет, надеясь, что хоть один подарок, самый, по её мнению, важный, уцелел. Митсуёши наблюдал за ней, сидя на корточках и подперев рукой подбородок, со странным выражением умиротворённости на лице, словно то, что они сейчас сидят друг напротив друга в тесной тёмной каморке, окружённые коробками и хламом, натасканным Хару, - самое нормальное и правильное, что когда-либо происходило с ним в жизни.       Нацуме, всё же не избежав нескольких неглубоких царапин, наконец-то достала небольшую продолговатую коробочку в цветных ромбиках и решительно протянула её Ми-чану, немного не рассчитав расстояние между ними, так что коробочка ткнулась Мисаве прямо в нос. Парень чихнул.       - Что это?       - Подарок… Сувенир! Из поездки. Мне показалось, ну… что они милые.       Пока не забирая коробочку, прямо в протянутых руках девушки Митсуёши внимательно рассмотрел подарок со всех сторон, поднял крышку и заглянул внутрь.       - Хорошо, что ты сказала «милые», а не то, что они мне пойдут.       На бархатной подстилке лежали очки в ярко-жёлтой оправе, похожие на два солнышка с лучами разной длины, с такими же жёлтыми стёклами.       - Если тебе не нравится… - Нацуме раскраснелась и от стыда готова была расплакаться. Она уже не смогла бы объяснить, что этот подарок чисто символический, носить его не обязательно, Асако всего лишь хотела показать, что для неё Ми-чан подобен солнышку.       - Я этого не говорил!       Пока девушка не забрала коробочку, Митсуёши выхватил очки и молниеносным жестом фокусника водрузил себе на нос, собственные зацепив душкой за воротник футболки. Его карие глаза за жёлтыми стёклами отливали бронзой.       В душе Нацуме возмущение боролось с умилением. Ми-чан не должен вести себя, как ребёнок. Он взрослый, сильный и серьёзный, такие не потакают прихотям шестнадцатилетних школьниц и не носят клоунские очки. Но сейчас он ужасно милый. Точно пушистый котёнок с янтарными глазами, которого только и хочется, что бесконечно тискать.       Асако никогда не была и не считала себя смелой или решительной, способной на какой-то безумный поступок. Но она была влюблённой старшеклассницей и могла совершить его по глупости.       Держа спину абсолютно ровно, Нацуме качнулась вперёд и звонко чмокнула Митсуёши в губы. Когда девушка вернулась в прежнее положение, отголосок этого звука ещё стоял в подсобке, отдаваясь в ушах странным дребезжанием. Постепенно, вместе с тем, как звук окончательно исчезал, глаза Нацуме расширялись от осознания того, что она сделала, смущение запаздывало, так что пока на её лице отражался только ужас.       «Он разозлится… Он уже объяснил, что для меня в его сердце нет и не будет места. Теперь он точно разозлится».       Митсуёши расхохотался. Этот жест, этот звук ассоциировались у него с чем угодно, но только не с романтикой. Они были ужасно, просто до безобразия детскими. И родными.       - Не… Не смейся, - дрожащим голосом потребовала Нацуме. Чувства в ней окончательно перемешались, она успела пожалеть о каждом своём действии и слове, обо всём произошедшем за сегодняшний день, и лихорадочно размышляла, как будет скрываться от Ми-чана всю оставшуюся жизнь. – Ты же взрослый человек… Не смейся!       - Не такой уж взрослый.       В комнате раздался ещё один громкий «чмок».       - Не-не-не-не. – Нацуме дрожащими пальцами прикрыла губы, шокировано уставившись на довольно улыбающегося молодого человека. – Не шути так, пожалуйста! Это очень жестоко… Что ты делаешь?       Митсуёши, увлечённо дёргающий её за свешивающиеся вперёд прядки волос, на время прервался.       - Тебе не нравится? – Он удивился вполне натурально. – Извини, я вообще не очень хорошо разбираюсь в ухаживаниях, но, кажется, школьниц полагается дёргать за косички. У тебя косичек нет, так что пришлось импровизировать.       - Это уже совсем по-детски!       - Хочешь, чтобы я ухаживал за тобой по-взрослому?       - Как? Нет!.. Да… Я не уверена. – Девушка с трудом сглотнула подступивший к горлу комок. – Зачем вообще нужно за мной ухаживать? Ты очень убедительно говорил о том, что для меня…       Митсуёши вмиг стал серьёзным. Он поправил на носу очки, словно этот жест добавлял ему уверенности.       - Тогда на мосту я бессовестно врал. Старые чудаки часто так делают, с годами-то ума не всегда прибавляется, особенно в делах сердечных. А после жалеют об этом, только исправить то, что натворили или разрушили своей ложью, сложно.       Он снова протянул руки к лицу девушки, намотал на пальцы рыжие прядки и легонько потянул на себя.       - Можно, я попытаюсь?       Митсуёши Мисаве всего двадцать пять. Он не умеет целоваться и вообще плохо разбирается в делах сердечных. Он часто совершает ошибки, но готов сделать всё, что в его силах, чтобы их исправить. Он ещё слишком молод, чтобы говорить о чём-то «никогда».       Асако Нацуме уже шестнадцать. Она начинает задумываться о будущем, знает, что такое одиночество и разбитое сердце. Она не умеет целоваться, но никогда в этом не признается. Она умеет ждать и хоть знает, что не всегда люди оправдывают доверие, готова дать второй шанс.       Они считают, что целоваться в тесном пыльном подсобном помещении, заваленном коробками и прочим, откровенно, бесполезным, хламом – самое нормальное, что может произойти в жизни людей, которые любят друг друга.