Дом, где живет она

Раненое бедро не давало Долохову покоя, монотонно пульсируя. К тому же, это была та же нога, которую так удачно сломал Флитвик. Антонин подозревал, что хромота останется с ним навсегда, возраст уже не тот, чтобы организм излечивал себя сам. Но и отчаиваться не стоило. Да и нельзя было отчаиваться, впереди предстояло еще много чего сделать. И рабочая нога ему была необходима. Брустверу повезло чуть меньше, но он и моложе и шансы остаться при своих двоих у него были высокие. Всего лишь перелом щиколотки, а не как у Антонина – множественные переломы бедренной и берцовой костей. Антонину надоело сидеть в своей комнате и терпеть ноющую боль, он решил пройтись до кухни и заварить себе чай. Он вышел в гостиную и заметил в кресле, стоящем напротив печки, Гермиону забравшуюся в него с ногами и завернутую в плед. Она сосредоточено смотрела на огонь через приоткрытую печную дверку. - Что ты здесь делаешь? – спросил он, подходя ближе. Она вскинула голову, задумчиво его разглядывая и тихонько вздохнула. - Ищу ответы на свои вопросы, - съежившись под пледом еще сильнее, ответила Гермиона. - Находишь? – Антонин сел рядом с печкой, как бывало раньше, забыв про чай. Посидеть вот так вдвоем в последнее время не получалось. В доме, где живет она, теперь слишком много людей. Грейнджер отрицательно помотала головой. - А ты находишь? – помолчав пару мгновений, спросила она. – У тебя уже есть ответы? - А у меня нет вопросов, - горько улыбнулся Антонин. – Понимаешь, у меня одна сплошная прямая, - он провел по воздуху рукой, указывая направление, - без них. Все цели давно определены, все методы давно выбраны. Мне остается только пройти по этой прямой и нигде не споткнуться. - И какие у тебя цели? – заинтересованно спросила Гермиона, запустив пальцы в короткие волосы. - Остаться в живых, - усмехнулся Долохов, потирая бедро. – Но и это даже не главная цель. - И какая же главная? – думая о чем-то своем, по инерции спросила она. - Ты, - чуть слышно ответил Антонин, опустив голову, и поглядывая на девушку исподлобья. - Что я? – не вникая в ответ, переспросила Гермиона продолжая смотреть в печное чрево. - Ты – моя главная цель, - громче ответил Антонин. Грейнджер перевела на него взгляд. – Я хочу, - у него перехватило дыханье и последнее слово он произнес осипшим шёпотом, - тебя. Глаза Гермионы расширились, на щеках выступил румянец. Она хотела что-то ему ответить и уже даже приоткрыла рот, но так и не осмелилась, уткнувшись лицом в колени. Долохов решил не развивать щекотливую тему дальше и уже собрался все-таки пойти и заварить чай, но Гермиона его остановила. - Побудь со мной еще немного, - попросила она уже поднявшегося с места Антонина. Он улыбнулся и вернулся обратно. Они долго сидели молча, Долохов даже успел задремать. За это время из своей комнаты высунулся Кингсли, но увидев Гермиону и Антонина спрятался обратно. Видимо, тоже хотел чай попить, но решил не мешать. Сакамандер выполз из своей комнаты, сонным ничего не замечающим взглядом обвел гостиную, и как сомнамбула отправился в известное место, и так же сонно вернулся обратно. - Как твоё бедро? - наконец, разорвав тишину, спросила Гермиона. Долохов открыл глаза и виновато сморщился. - Ноет, - он потер порез. – Давай не будем о болячках. Чувствую себя старым и беспомощным. - Но ты не старый, - попыталась оправдаться Гермиона. – Ты хорошо выглядишь. Ты очень…, - она сморщила носик, подбирая нужное слово, - импозантный. Долохов только усмехнулся, потирая лоб. Дожили! Она сделала ему комплимент. - Можно мне… - она замолчала и посмотрела на него умоляющим взглядом, будто хотела, чтобы он угадал ее желания. Но он смотрел на нее с ожиданием, и ей ничего не оставалось, как закончить фразу самой. Вслух. Она набрала воздуха в грудь и проговорила на одном дыхании. – Можно я его потрогаю? – Антонин прищурился, не совсем понимая, о чем она просит. – Ну, в смысле шрам, - смущенно краснея, сказала она, и совсем уже вымучено добавила: - Шрам на бедре. Я хочу его почувствовать. Она готова была сгореть со стыда, под ничего не выражающим взглядом Долохова, и уже готовилась к отказу. Антонин рассеяно ее разглядывал еще с полминуты и поднялся с места. Гермиона подумала, что он сейчас уйдет к себе, так ей ничего и не ответив. - Можешь, - придушенным шепотом ответил он. – Иди сюда. Она быстро выбралась из плена теплого пледа и подошла к нему почти в плотную. Антонин взял ее ладонь и приложил к порезу, оставив свою руку поверх ее. Она почувствовала под пальцами неровные края глубокой раны, закрыв глаза и глубоко вдохнув, медленно провела ладонью вдоль пореза. По спине пробежали мурашки. Открыв глаза, Гермиона жадно втянула воздух, хищно расправляя крылья носа и ловя его запах. Он гипнотизировал ее своими чёрными глазами. Она облизала нижнюю губу и медленно двинула ладонь вверх по бедру. Антонин ее не останавливал и не убирал свою руку. Гермиона подобралась к поясу брюк и остановилась, вопросительно заглядывая в его глаза. Он никак не отреагировал. Она, набравшись смелости, скинула его руку и выдернула край сорочки из брюк и осторожно пробралась пальцами под нее. Антонин еле заметно вздрогнул. Гермиона почувствовала, как под ее пальцами напряглись мышцы, а кожа ощетинилась мурашками. Она медленно сдвинула ладонь вверх, ощущая под пальцами неровности. «Шрамы» - догадалась она. Гермиона вновь посмотрела на Антонина вопросительно, сделав малюсенький шажок навстречу. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Она вытащила руку из-под рубашки, и расстегнула самую нижнюю пуговицу на ней, мельком взглянув на Антонина. Он крепко сжал челюсть, и втянул носом воздух. Гермиона расстегнула еще пару пуговиц, освобождая их из петелек. Она сама не совсем понимала, что и зачем делает. Но, медленно и гулко бьющееся сердце, заглушало все ее мысли, и она повиновалась инстинктам. Наконец, она добралась до самой верхней пуговицы и, поддев ее двумя пальцами, расстегнула. Гермиона распахнула полы сорочки, разглядывая крепкое и хорошо сложенное тело Антонина. Он был сухопарый, если не сказать худой, но это дело правильного и своевременного питания. Но зато каждый мускул работал, как отлаженный механизм. Его грудь рвано вздымалась и опадала. Гермиона приложила ладонь в районе сердца, и почувствовала, как сильно оно колотится. Как сумасшедшее. Она приложила ухо к груди, слушая его, прижалась всем телом, обхватив его за талию. Антонин нежно коснулся ее спины, и провел пальцами вдоль позвоночника. Гермиона выгнулась как кошка. Они стояли так с минуту. Сердце Долохова, наконец, успокоилось, и он, расцепил ее объятия. Гермиона заглянула в его глаза затуманенным взором. Таким же, как тогда, у окна. И что-то подсказывало ему, что сейчас сбежать уже не получится. Гермионе казалось, что еще чуть-чуть и она совсем потеряет голову. Ему стоит лишь наклониться к ней и… И он наклонился. Коснулся ее горячих сухих губ своими. И ее будто разорвало изнутри. Гермиона крепко вцепилась в него, царапая неровно остриженными ногтями его предплечья, жадно ловя его поцелуи, загнанно дыша. Она чувствовала, как пульсируют губы, раздавая электрические разряды, как пощипывает щеки, как колется его борода. Чувствовала его руки, обхватившие талию, шарящие по ее спине. Как он алчно прикусывает ее плоть. В этот раз Антонин не смог сдержать себя. Она так на него смотрела, что у него подгибались колени. Он хотел ее. Сильно, страстно, до боли в паху, до звездочек в глазах. Он подхватил Гермиону и прижал спиной к печке, попутно снимая с нее теплый свитер, под которым оказалась маечка на тонких бретельках. Она хватала воздух ртом, и пыталась прижать его к себе не обращая внимания на горячую печку. Казалось, что она сейчас зарычит, если он снова ее не поцелует. Долохов посмотрел на нее немного замученно. - Нас могут увидеть, - попытался воскресить в них обоих остатки благоразумия Антонин. - Плевать, - глухим шепотом простонала она. - Что потом о тебе подумают? – сделал еще одну попытку Долохов. - Пусть катятся к дементоровой бабушке, - рыкнула Гермиона. – Мне можно. Мы женаты. Я и так долго ждала. Ты не представляешь, как я испугалась, когда увидела тебя всего в крови, там, в коридоре министерства. Я не хочу остаться одна. Я хочу тебя. Антонин растерял последние доводы. Его рассудок послал всех к Мордреду. Он впился голодным поцелуем в ее шею, щекоча бородой. Она уперлась затылком в печку, с трудом сдерживая рвущиеся наружу стоны, обхватывая его шею. Антонин скинул с плеч лямки и маечка соскользнула вниз. Он целовал ее плечи и грудь, заставляя Гермиону закусывать губы. Она рвано вдыхала и выдыхала и с затаенным трепетом ждала главного блюда. Она была готова отдаться ему здесь и сейчас, низ живота уже скрутило тугим узлом, промежность ломило от желания, а плавки совсем намокли. Но, он остановился. Антонин выпрямился посмотрел на нее серьезно и обхватил свое лицо руками, будто боялся, что голова сейчас лопнет. Она чуть не заплакала от обиды. - Ты не хочешь меня? – как-то совсем по-детски наивно спросила она, стыдливо прикрывая обнаженную грудь руками. Он затравленно посмотрел на нее, сделал шаг навстречу и взяв ее ладонь приложил к своему паху. Ее вопрос не имел смысла. – Тогда почему? - Я не знаю, - виновато помотал он головой. – Но так будет правильно. - А если тебя…, - она не договорила, но в ее глазах отражались такой неподдельный страх, боль и отчаянье, что все было понятно без слов. Она сглотнула ком в горле: - Тогда я навсегда останусь девочкой. Антонин усмехнулся и прижал Гермиону к себе. Ее острые соски касались его обнаженной груди. Он был готов взвыть от злости на самого себя, и на непонятные «так правильно», неизвестно откуда взявшиеся в его голове. - Понимаешь, - тихо шептал он ей на ухо, - сейчас что-то с тобой происходит. Это не то, чего бы и мне, и тебе хотелось, наверное. Что-то мне подсказывает, что еще не время. - Ладно, - устало вздохнула Гермиона. – Я умру так и не познав своего мужа, - трагично заявила она. - Хочешь, можешь сегодня остаться у меня, - шепнул Долохов, поглаживая ее по спине. – Обещаю, что приставать не буду. - Ты еще издеваешься, - обиженно буркнула Грейнджер, которая уже была согласна и на Долохову, но добавила: - Хочу. Антонин аккуратно натянул бретели маечки обратно на плечики девушки, и, взяв ее за руку, проводил до своей комнаты. Уложив Гермиону в свою постель, он улегся на спину рядом, закинув руки за голову. Он так и не снял с себя расстегнутую сорочку. Гермиона немного поерзала на своем месте, устраиваясь удобнее, и развернулась к нему лицом, заползая к нему под бок. Долохов приложил руку к вновь занывшему бедру и мрачно подумал, насколько еще хватит его терпения. И если у них все продолжится в том же духе, без разрядки, то он может попрощаться со своей мужской сущностью. Гермиона обхватила его поперек талии и умиротворенно засопела. - Мерлин всемогущий, помоги мне все это пережить, - взмолился Долохов.