Шут

      Спешивший по своим делам народ грубо пихал попавшую по неосторожности в их бурный поток маленькую нищенку. Днем торговые улицы особенно оживлены, лучше туда не соваться хотя бы до вечера, но с другой стороны велика вероятность затеряться в толпе и хорошенько поживиться с некоторых прилавков. На это и надеялась совсем еще юная и неопытная девочка. Еле протиснувшись между тучной женщиной и такого же вида мужчиной, она тихонько, никем не замеченной мышкой, прошмыгнула к самому концу улицы, забившись в проеме между двумя домами. Поправив рубаху грубой материи, спадающую с плеч, нищенка огляделась в поисках чего-нибудь пригодного. В итоге ее целью оказалась небольшая лавка с хлебами. Пришли тяжелые времена для низших слоев населения. Стало невозможно существовать в столь жестоком и беспощадном мире, зарабатывая себе на пропитание исключительно честным путем. Даже те, кто являются честными людьми, все равно рано или поздно опускались до воровства, как бы позорно для них это ни было. И эта девочка видела слишком много смертей: мать, отец, соседи — чтобы, наконец, переступить через себя и начать бороться за право на жизнь.       Она еще некоторое время потопталась на одном месте, после чего пошла на отчаянный поступок. Сердце бешено колотилось в груди, от нарастающего с каждой секундой волнения мелко тряслись руки, но девочка не обращала на это внимания. Подсознательный стимул и желание жить побороли все опасения и страхи. Надо немедленно действовать! Девочка бесшумно, точно тень, проскользнула в толпу народа, двигаясь на этот раз осторожно, но в то же время быстро и проворно. Заветный прилавок все ближе и ближе. Приметив переулок, так удачно располагавшийся за самим прилавком и гарантировавший беспрепятственный побег, она встала вплотную к людям, которые выстроились в очередь за хлебом. Осталось поймать удачный момент. Постепенно толпа редела, а очередь все ближе и ближе несла маленькую нищенку к продавщице, кидавшей презрительные взгляды на своих покупателей, от чего, наверное, тем было не особо приятно. Но делать нечего. Девочка, не отрываясь, жадно смотрела то на эту женщину, то на товар, так щедро разложенный на прилавке. Как только торговка отвернулась за тем, чтобы прикрикнуть на своих помощников, девочка, встрепенувшись, быстро схватила первый попавшийся в руки кусок хлеба и опрометью кинулась прочь в ранее замеченный переулок.  — Воровка! Ловите ее! Дьяволица! — доносилось со спины, но девочка не прислушивалась к возмущенным крикам. Бежать, бежать, что есть сил, пока не будет уверена, что никто не собирается ее искать. Кражи жестоко наказывались, и девочка это знала, но желание жить превыше всякого устава и законов. Порой оно слишком отчаянно впивается в сердце, в душу, в разум, побуждая тело действовать, переступая через правила морали. От страха тело непроизвольно немело, от чего каждое движение давалось все труднее, дыхание сперло, разум твердил, чуть ли не умолял, спасаться любой ценой, если она не хочет оказаться обезглавленной или болтаться повешенной. За спиной с каждой секундой становилось отчетливо слышен топот ног. О, нет. Только не это…  — Поймал! — грубая мужская рука опустилась на плечо, и девочку буквально отбросило назад. Не удержавшись на ногах, она упала на землю, отчаянно прижимая к груди единственное, что может спасти ее оголодавшее тело. Сверху посыпались удары. Нищенке больше ничего не оставалось делать, как свернуться в клубок на холодной земле и принимать их, наносимых с такой щедростью помощниками той торговки. Хоть поступок и был нехороший, но что плохого в простом желании жить? Мало кто из низших слоев населения под давлением знати и усиления налогов все еще не желает отказаться от Божьего дара. Некоторые с нетерпением ждут дня своей кончины, а кто-то уже бредит. Много народу гибло от голода. Но, увы, человеку, не пережившему все те страдания, через которые прошла эта девочка, не понять жалкие попытки доказать, что она способна сохранить свою жизнь. В безмолвной каждодневной борьбе нет возможности кому-либо о своих страданиях рассказать. Рассказать и почувствовать.  — Ой, а чем вы тут занимаетесь? — насмешливый и наигранно удивленный голос прервал избиение, обратив на себя все внимание. Осмелившись поднять голову и посмотреть на неизвестного, девочка увидела странную фигуру в темном плаще. Под капюшоном можно было увидеть только широкую улыбку, напоминавшую искажение лица. Воспользовавшись тем, что о ней на какое-то время забыли, девочка как можно быстрее поднялась на трясущихся ногах и, развернувшись, опрометью побежала в противоположную сторону своего первоначального пути, а именно к морскому берегу. Все произошло настолько быстро, что невозможно было поверить, она так легко отделалась. Тело ныло от недавних побоев, но девочка не замечала этого. На душе стало как-то особенно тоскливо, даже после того, когда девочка осталась круглой сиротой, внутри нее еще оставалась какая-то малая доля надежды, которая бережно хранилась и оберегалась долгое время. Сейчас все разрушилось в одним миг. Нищенка даже не в состоянии самостоятельно выживать. Скоро грядет мучительная смерть от голода, и никто уже не придет к ней. Помощи ждать бесполезно.        Выбежав на окраину города, девочка присела на землю, оперевшись о бетонную стену и уткнувшись лицом в ладони. Слишком невыносимые условия, слишком ужасные люди. Легкий ветерок неспеша дул с моря, в то время как волны мерно колыхались где-то вдали, на горизонте. Близился вечер, но желания возвращаться домой так и не было. Да и что это даст? Неожиданно на плечо мягко опустилась широкая ладонь. Ее тепло кожа чувствовала даже сквозь грубую материю рубахи. Нищенка вздрогнула, чувствуя, как солнце затмила чья-то тень.  — Не ты ли, часом, это потеряла? — это был тот самый незнакомец, который сравнительно недавно остановил тех самых людей…        Девочка подняла голову, в глазах отражалось явное недоверие. В конце концов она заметила странного вида сверток внушительных размеров, замотанный в странную и, наверное, дорогу. ткань. Человек молча протянул его прямо нищенке в руки. Осторожно, как бы ожидая подвоха, девочка взяла из рук незнакомца вещь и развернула ее. Все это время тот сидел неподвижно на корточках, терпеливо ожидая.  — Ах… — в свертке оказался хлеб. Только его было в несколько раз больше, чем пыталась стащить сама девочка, поэтому тут же последовал незамедлительный ответ. — Но это… это не мое.  — Верно, но теперь твое, — незнакомец откинул с головы капюшон, и ее взору предстал совсем молодой юноша. Все его лицо было исполосовано шрамами, а рот грубо разрезан лезвием с одной стороны вверх, с другой — вниз. То, что сначала казалось улыбкой, действительно, на самом деле, как бы печально это ни звучало, являлось всего лишь искажением лица. Длинные, темные, местами спутанные волосы спадали на плечи, на лицо.       Девочка хоть и была рада такому странному подарку, но все же глубоко внутри себя ей было боязно, как-никак незнакомец, мало ли что может быть. Скрепя сердце положила сверток обратно к ногам юноши и на всякий случай немного отстранилась от него.  — Я… я не могу это взять.        Незнакомец удивленно склонил голову на бок.  — Не будешь?        Девочка отрицательно покачала головой, ежась от его пристального взгляда. Тот на немой ответ пожал плечами и, пододвинувшись ближе к ней, сел рядом, облокотившись о стену.  — А зря, — он устремил взгляд на горизонт. — На свои оставшиеся сбережения, между прочим, купил.  — Зачем? — удивленно спросила нищенка, повернувшись к нему. — Неужели для меня?  — Для тебя, для тебя.        Девочка оторопела. Почему он так поступил?  — Зачем? Вы, наверное, тоже голодаете, так почему бы вам не купить еду для себя?! — последние слова она чуть ли не выкрикнула, пристально глядя на его безобразное лицо. Юноша в ответ покачал головой и печально опустил глаза.  — Потому что меня сейчас не должно быть в живых. Видишь ли, — юноша, не глядя, пододвинул к ней сверток с едой. — Я шут. Шут, который видел самого короля, который выступал перед ним и тешил Его Высочество.  — Ты? Неужели? — это тот самый…  — Да, именно так. Знаю, в это сложно поверить. А ты возьми, пожалуйста, это. Возможно, то, что я сейчас сделал, хоть как-то зачтется мне на Суде.        Девочка трепетно положила к себе на колени сверток, во все глаза глядя на того человека, который видел и бывал там, куда просто так не ступит нога простолюдина. Но сейчас он просто сидит на земле и смотрит в даль, даже не подозревая, что на его месте хотят оказаться многие. Лучше смешить знать, чем валяться в грязи, корчась под их презрительными взглядами.  — На каком Суде?  — А вон на том, — Шут с комичной улыбкой показал указательным пальцем на небо. — Новый рассвет я уже никогда не увижу.  — Что? — может, это какая-то шутка, девочка могла слушать о таких ужасных вещах, так просто воспринимающихся для других. — Почему так? Что ты такого сделал?  — Я сделал самую ужасную ошибку в жизни и признал это. Признал давно, — Шут устремил взгляд на землю. — Я убил человека.        Девочка почувствовала, как по телу прошлась судорога. С ней рядом сидел смертник, который не боялся своей участи. Так спокойно ее принимал, будто это своеобразная игра.  — Как?.. — она уже не могла сдерживать дрожь. Совсем жутко.  — Тебе холодно? — юноша тут же очнулся от своих мыслей, быстро снял с себя плащ и одел его на девочку, та даже не шелохнулась. — Конечно, это получилось совершенно случайно, но приказ есть приказ. Верно, меня уже ищут.  — Почему ты мне это рассказываешь? — холодно пробормотала девочка, устремив взгляд перед собой. — По-твоему, все слишком необратимо, не находишь? Почему ты так спокойно к этому относишься?  — Потому что нет необходимости дрожать и ожидать конца своих последних часов в страхе за свою жизнь, зная, что рано или поздно тебя все равно найдут и поведут на эшафот. А я всего лишь продлил себе часы и сбежал, — Шут миролюбиво погладил ее по голове. — Но ты пока еще слишком маленькая, чтобы понять это.  — Я не маленькая, — на девичьих щеках впервые выступил чуть заметный румянец. — Мне почти пятнадцать!  — Правда? — Шут выглядел, и вправду, удивленным. — Я думал, тебе только десять.  — Лицо и рост бывают обманчивыми, — капризно заявила собеседница, надувшись. Что-то детское в ее характере все-таки наблюдается.  — Ха-ха, ладно, хорошо, извини меня, — юноша виновато потер затылок. — Но, знаешь, ты спрашивала, почему я тебе это все рассказываю. Так вот, дело в моем желании провести свой последний остаток жизни с кем-нибудь вместе. Дальше мне никто больше не поможет.  — Но ты же смог сбежать, почему бы не уйти из этого города туда, где тебя не найдут? Ты можешь, я знаю.  — Дело не в том, что я могу, а что нет, — лицо опять стало грустным, с тенью уныния. — Я двуличный. Об этом говорит мой рот, что разрезан по-разному. Когда-то мне так сделали только из-за глубокой и отчаянной ненависти к тому, что я скрываю свои настоящие эмоции. Теперь все видно. Люди понимают, что, когда я смеюсь, мне на самом деле грустно. Из-за этого меня каждый день наказывали. Сильно. Больно. Потом я не выдержал и попытался вырваться, но в итоге случайно толкнул человека так, что тот ударился головой о железный крюк, прибитый к стене… Вот так вот. Человек умер, а я с грехом.  — Но ты же не специально, — девочка не заметила, как инстинктивно прижалась к своему собеседнику. Ей стало по-настоящему жалко Шута. Но, увы, несправедливость всегда преследовала каждого человека. О, жестокое время.  — Здесь уже поздно разбираться, кто прав, а кто виноват, — юноша говорил все тише и тише, будто прислушиваясь к чему-то. — Хоть и по случайности, но все равно это сделал я. Значит, мне и суждено понести наказание. И его я приму. Каким бы оно ни было. Но сейчас…       Вдали послышались голоса и топот копыт. Кто-то стремительно приближался к месту, где сейчас находились Шут и нищенка. Девочка догадывалась, что сейчас все кончится, но глубоко внутри себя верила, что все обойдется. Все не может быть так неправильно.  — … сейчас меня ждет гильотина, — юноша подался вперед, заключая девочку в своих объятиях. — Спасибо, что была со мной в мой последний час. Никогда за всю свою жизнь я не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не отказывайся от той еды, что я тебе принес. Она тебе еще пригодится.        С этими словами Шут резко оттолкнул от себя не успевшую толком ничего понять девочку и побежал прямо к дороге. Поняв, что оправдались ее худшие опасения, она прижалась к стене, с замираниям сердца прислушиваясь к звукам, что доносились с дороги. Звон цепей, сквернословие, удар, снова звук цепей, только уже отдаляющийся…       Переждав некоторое время, девочка решила пойти в том направлении, куда удалились те, кто забрал Шута. Сжимая сверток с едой в трясущихся руках, она чуть ли не опрометью кинулась по направлению к главной площади, где собралась уже большое количество людей. Они толпились, пытаясь разглядеть то, что твориться впереди, толкались, ругались друг на друга, но опять никто так и не заметил маленькую девочку, незаметно пробиравшуюся к самой середине, где и должно происходить самое «интересное». Оказалось, что перед возвышением, на котором расположена гильотина, стоял высокий забор, но девочке достаточно было встать на какой-нибудь ящик и подтянуться на руках, чтобы увидеть все происходящее. Лучше бы она этого не делала. На возвышении находились палач и два стражника, которые стояли по обе стороны от связанного Шута. Тот не выражал ровным счетом никаких эмоций, если не говорить о пугающем искажении рта, что так и останется с ним до конца. Сейчас он опять смеется, но внутри себя плачет — это теперь известно всем. Всем, кто на него смотрит в его последний час. Пока зачитывали приговор, Шут не двигался. Как только девочка смогла принять устойчивое положение, то сердце ее опять бешено забилось. Раннее она никогда не видела казни, сейчас же увидит смерть совершенно чистого человека. И тут их взгляды встретились, и на этом окончилось чтение обвинения и приговора, после чего юношу повели к гильотине. Народ зашумел с новой силой, кто-то кричал про несправедливое обвинение, кто-то утверждал, что обвиняемый подлец. Девочка никого не слушала. С замиранием сердца смотрела она, как сомкнулась колодка на шее и тонких запястьях. Теперь их лица находились совсем рядом. Шут виновато улыбнулся. Нищенка молчала. Народ шумел, кое-кто догадался швырнуть камень в лицо юноши. Тот никак не отреагировал на это, даже когда по виску потекла тонкой струйкой кровь, продолжая спокойно смотреть на девочку. Та была уже не в силах сдержать слез.  — Прости, — это были последние его слова. Гильотина, рассекая воздух, полетела вниз, обрывая совсем еще юную жизнь.        В ту ночь тишина была особенно скорбной…