Everything's Natural

«Я хотел сказать, что мы оба были неправы». Хёнхо перечитывает написанное трижды и всё же нажимает на «Отправить», задерживаясь взглядом на мгновенно улетевших в эфир строчках еще пару мгновений. У него лёгкое сердце и спать очень хочется, но поговорить нужно сейчас. Пока в голове около нуля и скорость броуновского движения мыслей не выражается в космических величинах. «Я люблю тебя». Хёсан простой как десять вон. Хёнхо едва сдерживает смех и подсоединяет наушники к телефону, вызывая абонента под именем «Придурок». — Нам нужно придумать, что делать дальше. — Жить? Хёсан шмыгает носом (середина зимы, он наверняка простыл), вдыхает с просвистыванием, выдыхает долго — курит у окна в родительском доме. Хёнхо хочет положить ладони на угловатые плечи и затянуться чужими тонкими и лёгкими, чтобы оставить дымный след у бледной впалой щеки. Ощутить привычное немного за рамками «друзья», и хрупкое под неосторожными руками. — Я бы хотел чего-нибудь, включающего понятие «вместе». — Может сходим выпить? Словно они не лучшие друзья. Словно они познакомились утром в метро. Словно третья зима сбросила счётчик, присвоив себе первый номер. Хёнхо встряхивает головой, разгоняя идиотские мысли по дальним углам и мычит. Конечно, нужно выпить. Только не представлять себе, что они совсем чужие друг другу. Просто не было времени оглянуться на того, кто рядом. И всё. — Чем занимаешься? — Херню какую-то пишу. Хёнхо тоже достаёт сигареты, заталкивает телефон в карман домашних шорт и цепляет со стола блистер с обезболивающим. Голова болит как обычно — невыносимо. За окном темно и холодно и всё вокруг кажется вмерзшим в ледяной узор на стекле. Хёнхо открывает форточку, прикуривает и слушает немного рассеянную речь. Вдыхает на два счёта. Выдыхает на один. И повторяет про себя воспетые в литературе всех времен слова. Если Хёсану удобно называть это любовью, то пусть будет любовь. Он всё равно пидарас, который идёт по головам лучших друзей. Почему же лучший друг не может ухватиться за твёрдую руку. Хёнхо очень хочет жить. — Я приходил на мюзикл. Хёнхо отвлекается от размышлений, втыкает пару мгновений и выдаёт многозначительное «оу». Хёсан по ту сторону бесконечно пьяного эфира обзывает его кажется ебланом и хлопает створкой окна. Хёнхо просит поберечь здоровье и благодарит за внимание к может и не лучшему, но однозначно неплохому творчеству. — Ты действительно держишься охуенно. Мог бы и пригласительный послать! Хёнхо докуривает свою сигарету, тушит окурок в пепельнице на подоконнике, и садится вниз на пол. Он очень не хочет класть трубку, а Хёсан вроде не против говорить. Всё нормально. Всё так как и должно быть у лучших друзей. И Хёнхо даже гладит себя по голове за торжественную победу над трусостью и глупостью. Как по другому назвать многомесячную ёблю мозгов и себе и Хёсану он не знает. Да и не ищет других определений. Эфир негромко шипит, когда повисает тишина, волнами накатывает на сонное сознание, раздражает, поселяет перед глазами белый шум, и Хёнхо стремиться его рассеять. Дышит в унисон и пытается почувствовать, что всё как прежде. Хёнхо давно перестало устраивать «нормально», потому что порознь это вроде как тоже… нормально. А вот с идиотскими ссорами, утренним кофе, перепутанными сигаретами и болезненным сексом — это как нужно. Хёнхо хочет вернуться в родные сорок квадратов. Но не предложит Хёсану, потому что тот не будет цепляться за прошлое. С ним проще построить будущее. С новым кухонным столом и развороченной постелью. — Хочу серые занавески на окна. — Я куплю.