Domini canes

Изо дня в день, из недели в неделю не меняю я своего одеяния. Тело мое вечно облачено в тяжелую рясу, подпоясанную толстой бечевой и доходящую мне почти до пят, отчего сия одежда еще более неудобна. Скрывающаяся под ней власяница* стерла кожу на моих плечах в кровь и то и дело колется. Ноги сбиты чуть ли не до костяшек от долгих путешествий до соседней обители по каменистым тропам Севильи. Спина болит, не переставая, от того, что сплю я отнюдь не на перине: грубо сколоченная длинная дубовая скамья в моей келье давно заменила мне привычную постель. Однако, вся эта боль давно притерпелась. Я привык к ней. Я полюбил ее. Ибо понимал, что эта боль дана мне в напоминание о смирении перед Господом нашим, которого я так люблю и так боюсь одновременно. Волосы острижены так, как предписывает то устав церкви и монастыря. Под глазами тень, и кожа обвисла от недосыпа и усталости. Щеки красны, словно вобрали в себя жар всех костров аутодафе, устроенных моими братьями, или же мной самим. Алость их вкупе с обычно бледным цветом моей кожи напоминают лицо больного чахоткой или другим страшным недугом. Но тело мое здорово. Больна лишь душа. Больна видениями тюремных застенок, агонизирующих тел и толпы грешников, пестрящих желтыми сан-бенито**. Таков я есть. Я - инквизитор. Твое облачение тоже длинно, но куда более устрашающе. Именно так видят смерть обреченные люди, ибо твой облик стал ее символом для многих душ. Глухой черный плащ с капюшоном, толстые перчатки, широкополая черная шляпа и остроносая, белая воронья маска, столь ярко выделяющаяся среди твоих темных одеяний. Воронья маска... Для тебя она не более, чем защита от заразы, что исходит от тех, к кому ты приходишь. Но это не так. Ворон - твоя душа, ибо эта птица - зловещий предвестник смерти, как и ты сам. Те, кто видит твой силуэт за окном или на пороге своего дома, понимает: конец близок. Ты появляешься на безлюдных улицах умирающего от болезни города. Твои версты - смердящие трупы, гниющие на улицах из-за того, что кладбища переполнены. Твои спутники - полчища крыс, несущих в себе черную смерть, с которой ты так истово борешься. Ибо ты - Доктор Чума. Днем и ночью я провожу время в истовых молитвах о спасении душ страждущих и искоренении ереси, богоотступничества и разврата, в коих погряз весь христианский мир. Ты же затворился в своем доме, без устали трудясь над изучением различных хворей и сотворением лекарств, способных излечить их. Наши души различны. И в то же время схожи. Domini canes. Эта зловещая игра слов стала чуть ли не моим вторым именем, или же девизом по жизни. Встав однажды под знамена святого Доминика, я примкнул к своре Псов Господних, чье предназначение - перегрызать глотки богохульникам и иноверцам, карать их в огне инквизиции, и гнать блудливых нечестивцев со своей территории. Но не к одним братьям-доминиканцам можно употребить это выражение. В этом мы с тобой схожи, мое воронье сердце. Пусть ты едва ли хоть раз в неделю вспоминаешь Бога, но от этого ты нисколько не упал в моих глазах и в моем сердце. Ты тоже невольно стал одним из Domini canes. Стал, сам не подозревая об этом. Мы оба призваны очищать этот мир от скверны. Ты сжигаешь тела умерших от чумы и их дома, чтобы зараза не перекинулась на здоровых людей. Так же и я сжигаю не покаявшихся грешников, чтобы болезнь ереси и неверия не перешла от их зачумленных душ к другим, истовым христианам, и не посеяла черное, гнилое зерно сомнения в сей плодородной, благословенной почве истинной веры. Мы несем в себе очищающее пламя. И сами же сгораем в нем заживо...