Xerox Candy

Жужжание насекомых вибрациями въедалось в подкорку сознания; глаза от щемящего грудную клетку звука слипались — убаюканные. Подобно имитирующему травяной настил ковру, ступни ласкали мягкие белые песчинки, сливающиеся с медленным потоком воды. Журчание капель смазывало слуховые каналы — словно люцерна, опыляемая пчелами, омывала своим чайным настоем стенки горла, образуя некий вакуум из постылой сладости. Резвые кровяные струи оплетали мои пальцы, вырезая на полосках кожи саднящие раны. Казалось, что, стоит поднять руки ввысь — и я обрету способность летать; чрез лопатки прорастут крылья — и я исчезну под пеклом солнца как птица. Во рту, стекая по зубной эмали, завладевая языком и рецепторами, скользил привкус металла, как у дикого зверя, насытившегося сырым мясом жертвы. Терпко, но… терпимо. Нечто новое, блуждающее по желудку, творило со мной чудовищные метаморфозы. Поодаль от меня, вытирая руки накрахмаленным, хрустящим платком, впитывающим в себя багряные пятна, стоял Ганнибал. Его победная, но ловко сдерживаемая ухмылка, растягивающая края губ, и пристальный взгляд, прожигающий мое лицо — вот, что я чувствовал, даже если вовсе не смотрел в его сторону. Я чувствовал его. Борьба — между мной и Ганнибалом, между Ганнибалом и моим альтер эго — закончилась благодаря мастерским манипуляциям, которым подвергал меня Лектер. Так долго, мучительно, нескончаемо. Желая завладеть мною, целиком, заполучить как запретный плод мою душу, Ганнибал надрывался и внедрялся в мое сознание, по крупицам утягивая за собой здравомыслие, нередко претерпевая и неудачи, когда силы еще не покинули меня. Лишь когда разум мой заполнился туманом и привязанность, возникшая на почве помешательства на нахождении рядом с личным психиатром, возросла, я не в состоянии был противиться его взрывающей адекватное восприятие мира игре. Соблазн был так велик, так пленителен; нечто сжимало мои плечи, до заржавелых дыр в сердце: так едко, подобно наручникам, врезающимся под кожу. Победу одержал Ганнибал. Его грезы обо мне стали явью, и вот он я — попался в паучьи оковы, под опеку смертоносного яда. Нездоровое желание помыкать мною, очаг которого зародился из пепла феникса, превратило Лектера в еще большую угрозу. За пуговицами его терракотовых костюмов скрывалось чудовище. И обретение такого же монстра в качестве «родственной души» или «преемника» стало его самой заветной мечтой. Подавив обыденные чувства, присущие человеку, — будь то сочувствие или приятие кого-либо — он высек из собственной души и шкуры стальную фигуру, не способную к простым земным ощущениям. Вышил из сердца железную броню, чтобы быть даже не наравне со зверем — а выше этого. Выше всякой сущности, рожденной для свершения зла. Так вышло, что на пути Ганнибалу повстречался я, — застрявшая в капкане антилопа, не имеющая возможности самостоятельно пошевелиться. На помощь подоспел именно Ганнибал. Только, жаль, до меня не сразу дошло, что величавый лев априори не может стать другом слабому животному. Хищнику не место в кругу, сотканном из уз каких-либо отношений; в конце концов, лев загрызет антилопу, оставив ее догнивать на солнцепеке, пока стервятники не захотят полакомиться падалью. Никакого расчета, никаких рукопожатий, никаких свинцовых печатей. Кислород, который забивался в дыхательные пути — мои и Ганнибала — принял вид насыщенного сероводородом воздуха. Доктор научил меня дышать в унисон с ним, размыкая веки и губы сугубо по его наставлению. Сотворив из меня марионетку с подвешенными на лесках конечностями, ручного зверька, Ганнибал закармливал меня ложью, россказнями о роскошной жизни, распрекрасными эпитетами и психиатрическими терминами, каждый из которых означал составную часть моего неисправного мозга. Я же являлся для Лектера всего лишь деликатесом, самым что ни на есть изысканным, заправленным психотропными веществами, коими он сам меня и пичкал, повторяя: «Все в порядке, Уилл. Если я рядом, твои галлюцинации не настолько реальны». На цепь меня никто не сажал, как и не загонял в клетку. Ганнибал со спокойной душой вил тонкими нитями из меня образ, перекраивающий все рациональное, что проистекало во мне; сооружал иррациональное, не поддающееся ничему, кроме его власти. А я лишь покорно продолжал следовать по его шагам, срастаясь с коконом, сплетенным персонально для меня, чтобы потом, избавившись от твердой оболочки, трансформироваться из антилопы во льва, — такого же, каким являлся сам Ганнибал, но без королевской гривы. Как настоящий монстр ожил в руках создателя, Франкенштейна, так и я вкусил иное мировоззренческое подношение, позабыв о себе, каким я был в прошлом; отличие заключалось в одном: Франкенштейна сотворенное им существо возненавидело, а я Ганнибалом… восхищался?.. — Ты превосходно справился для первого раза. Но, помни, Уилл: чем больше практики — тем быстрее улучшатся навыки, — с придыханием произнес Ганнибал, приблизившись ко мне. Его голос звучал запредельно обжигающе. — Теперь в наших руках одна кровь на двоих. Перед глазами раскинутая на пару миль река протекала извилистыми узорами, в отражении ее произрастали водоросли, примыкающие к глиняному илу. Страх покинул меня подобно крови, покидающей бездыханное тело жертвы. — Взгляни на свои ладони, Уилл, — шепот разбился о частицы воздуха. — Что ты видишь? Замешкавшись, я все же поднял руки перед собой и внимательно всмотрелся в каждую кровавую линию, запятнавшую ладони. Ответ, скорее похожий на вопрос, вырвался из глотки: «Жизнь?..». Тишина, прерываемая мерными вздохами Лектера, окутала мои плечи вместе с крепкими руками доктора, приобнявшего меня, едва касаясь сутулой спины. Чувствуя его довольную улыбку, будто сквозь микрочастицы слышал еле уловимое раздвижение губ, я задрал голову. Глаза сомкнулись в блаженстве. Над нашими головами проплывали облака, согревающие небо ватной субстанцией. Перед ногами, сталкиваясь с речными духами, покоилось тело незнакомца, чересчур худое, костлявое; рядом с ним, на мокром песке, аккуратно были разложены сердце и легкие… Пролетающие под небосводом птицы становились невольными свидетелями зарождения нового монстра. Ганнибал создал себе подобного, покопавшись метафорическим скальпелем в моих извилинах. На губах моих заиграла улыбка, выражающая собой принятие ужасающей сущности в собственном сознании. Стекающая с рук кровь и одобряющее клокотание сердца Лектера облицовывали зефирным дуновением ветра мои эмоции, притупляя совесть, боль и честь. Он помог мне выбраться из лабиринта разума. Он подарил мне новую жизнь. Он сотворил из меня монстра. Убивать меня Ганнибал не собирался — по крайне мере, физически. И я, будучи обессиленным, морально обескровленным, поддался хватке Создателя. — Знаешь, Уилл, себя невозможно увидеть со стороны, — задумчиво высказался Лектер, шумно сглатывая и вбирая в себя испещренный медикаментозными минералами воздух, — но я увидел. Я взрастил того, кто когда-нибудь осмелится остановить меня, кто займет мое место, поймает ход моих мыслей. Станет мною, — опустив руки, он повторил глубокий вдох и с наслаждением обратил взор на реку, в которой утопали наши с ним стопы. Его хриплый, строгий голос, закрадывающийся в полусонное подсознание, как звуки, вызволяемые из-под струн скрипки, болезненно проникал в меня. Кровь засыхала на ладонях, а внутри разливалось тепло, цепляющееся за каждую камеру сердца. Чувствуя на себе ободряющее прикосновение Ганнибала, я перенимал его же качества, вибрации тела. С закрытыми глазами я мог видеть мир, о котором он толковал, в то время как поил меня горстями валиума. Умиротворение расползалось по венам, заставляя вулкан кровавых ручьев бурлить напористее. Словно каноэ укачивало меня на слабом течении реки — как младенца в колыбели. Возомнить себя богом Ганнибал не смел — хотел стать существом, отрицающим любую силу свыше. Меня — вот кого он мастерил по своему подобию, одновременно считая, что именно я смогу затмить его, переплюнуть и стать даже выше Зла, — Разрушением. И мне удалось. Я стал его засвеченной тенью, ступив на тропу иной реальности. — Пойдем, Уилл, пора принимать лекарства. …лишь эта фраза пошатнула меня, за зрачками разбились зеркала с отражением Ганнибала. Но, сомкнув губы и ощутив вкус и запах крови вновь, я оскалился и послушно последовал за Создателем, заслышав глухой звук выпавшего из его рук ножа, при помощи которого на речном песке образовалось наше первое общее с ним творение…