***
Хабба преследует слово формально. Для любого следователя это особенное слово. Формально у него закрыты все дела, но что-то продолжает скрестись внутри, заставляет искать новые улики и проверять имеющиеся, внутреннее чутье тревожно сообщает, что где-то осталась лазейка, что некоторые абзацы окончательного отчёта, аккуратно спрятанного в папку и убранного в ящик стола, шиты белыми нитками; и он долгими вечерами раз за разом перечитывает заключение, но не находит ошибок. Удивительно, насколько это напоминает его семейную жизнь. Формально у него всё хорошо. Он смотрит на свадебные фотографии, до сих пор зачем-то висящие на стене в худших традициях скучных семейных пар, собирает забытые Шер кружки недопитого кофе и оставляет записку о том, что постарается поскорее вернуться с работы, стараясь не думать о том, что как бы поздно он ни вернулся, её всё ещё не будет дома. И всё-таки, для чего им свадебные фотографии? Шер очень идёт белый, в нём она похожа на лунный цветок, который так ищут и никак не могут заполучить волки. В этом у него с волками есть нечто общее.***
На самом деле, формально не всегда синоним плохо. Иногда формально довольно для счастья. Иногда формально — самое лучшее, что может случиться. Особенно когда по-другому в принципе не бывает.***
Развелись они тоже формально. Развод — это всего лишь бумажку подписать, а на деле для Хабба ничего не изменилось. Просто Шер теперь совсем не возвращается после работы. Раньше она делала это хотя бы иногда. Даже свадебные фотографии остались висеть.***
Следователь Лебовски был самым обычным человеком. Такие почти всегда занимаются самообманом: их притягивают невероятные, неповторимые личности, такие как Шер, а потом они пытаются уложить их в рамки, загнать под свой привычный уютный быт, заставляют потерять уникальность, и это, конечно, ни к чему хорошему не приводит. Но Хабб избежал этой ошибки, он всё сделал иначе; он оставил Шер в покое, не звонил ей на работу и не закатывал раздражённо глаза, слушая про Чезу. Только изредка укорял за хронический недосып, да и то большей частью — про себя. Палка о двух концах. Либо держишься за что-то слишком сильно и ломаешь, либо слишком слабо — и упускаешь. Не теряешь, а именно упускаешь — очень медленно и плавно, так что даже спохватиться не успеваешь. Или — как в случае Хабба — успеваешь, но всё равно ничего не делаешь. Потому что едва ли можно что-то сделать.***
Хаббу даже как-то неудобно покупать цветы на праздники. Зачем, спрашивается, ей нужны быстро вянущие розы, или какие-нибудь пухлые тюльпаны, или круглолицые герберы, когда у неё уже есть цветок в человеческом обличье, которому она посвятила свою жизнь? Следователь продолжает изредка отправлять ей букеты, но знает, что Шер забывает ставить их в воду, а скорее всего, избавляется от них сразу. Не из плохих побуждений, просто цветам не место в лаборатории. Кроме одного-единственного.***
Шер в переводе означает «любимая», и это подходит ей как нельзя лучше. Хабб в переводе не значит, в общем-то, ничего, но дело совсем не в этом.***
Сейчас всё больше слышится кругом разговоров про конец света, про то, как откроется рай — новый, цветущий, перерождённый мир. И кто-то настойчиво истекает ядом, крутит пальцем у виска и утверждает, что нет никакого рая, что всё это чушь собачья; а кто-то уже мечтает о нём, воображает идеальное для себя место, самое счастливое, самое невозможное. Хабб честно пытается присоединиться ко второй группе, но его рай почему-то не слишком отличается от того места, в котором он живёт сейчас. Может быть, у следователя просто всегда недоставало фантазии. Только лишь парочку деталей он добавил: в его будущей вселенной Шер возвращается домой к ужину и позволяет обнимать себя, не только едва избежав смерти. А у Хабба аллергия не на волчью шерсть — там вообще нет волков, — а на цветочную пыльцу. Всего лишь маленькая месть за то, что Шер слишком сильно любила деву цветка.