Why did you leave me?

Солнце давно ушло за горизонт, улицы покрылись мраком, что рассеивали уличные фонари, и ночь втягивает свои владения, погружая город в темноту. Воздух стал морознее, и каждый вдох обжигал легкие. Мельтешащие автомобили, снующие туда-сюда люди - суета города раздражала парня, сидящего за рулем белой Хонды и ожидающего момента, когда поток автомобилей сократится. Сидя в салоне с открытым окном, он не боялся замерзнуть и простудиться, только не сейчас, когда его собственное сердце покрылось льдом. СеХуну уже казалось, что он не может замерзнуть. Ни этой осенью, ни зимой, больше никогда. Потому что он сам обратился в лед. Секунды равномерно бежали, отмеряя минуты, а автомобильный поток, казалось, не хотел заканчиваться, продолжая периодически слепить парня светом ярких фар, словно стараясь вырвать его из собственной тьмы, в которую он добровольно закутался и, видимо, не собирался выбираться. СеХун раздраженно ударил по педали газа, когда ему надоело ждать возможности свободно проехать на парковку, и лишь под дружный хор клаксонов заехал в подземку одной из высоток, лихо затормозив на своем месте и стремительно хлопнув дверью. Месяц, его не было дома целый месяц. СеХун потратил на командировку в Китай, где находился по делам отцовской фирмы, которую он должен вскоре перенять на себя и продолжить дело. О окунулся в работу, ушел в нее с головой, лишь бы не чувствовать тоску и апатию, что глодали его изнутри, разрывали внутренности и, казалось, давно мертвое сердце. Поэтому месяц показался ему одним днем, и Се был бы не против продлить командировку еще на такой же срок. Все, что угодно, даже пахать, как ломовая лошадь, лишь бы не чувствовать. Ничего не чувствовать. Тошнотворно высокий звонок лифта оповестил парня о том, что тот прибыл на свой этаж, и Се по привычке быстрее спешит к двери, надеясь на домашнее тепло и уют. Ключи от автомобиля предательски звенят в руке, когда он спешно набирает код двери и ступает внутрь, но тут же замирает. Призрачная надежда рушится, словно карточный домик на его глазах, когда внутри жилья он не видит ровным счетом ничего, кроме всепоглощающих темноты и тишины, таких же, что сейчас поселились и пустили корни в его душе. Сердце предательски ухает где-то глубоко внутри, словно напоминая, что оно еще есть, что оно еще бьется, но СеХун это продолжает эгоистично игнорировать, бросая чемодан с вещами у входа и, быстро разувшись, ступая вглубь, попутно включая свет в прихожей и кухне. Теплые лучи ярко вспыхивают, освещая не бедную квартиру своим светом, однако уютнее от этого она не становится. Почему-то сейчас, стоя на пороге кухни, СеХун продолжает сверлить взглядом столешницу, надеясь, что эта пелена перед ним рассеется, что у него просто проблемы со зрением и сейчас, когда он моргнет, то в следующую секунду снова увидит тонкую спину у плиты и изящные руки, которые бы ловко заваривали для него кофе. Такой, какой любит СеХун. А потом протянут горячую кружку, накрывая своими пальчиками его и даря нежную улыбку, вместе с теплым приветствием. Он моргает раз. Два... Но ничего не меняется. Кухня по прежнему остается для него чуждой и холодной, неуютной, даже отвратительной. Поэтому, быстро потушив свет, Се спешит дальше. Сердце снова ухает, а потом начинает болезненно ныть, из-за чего даже становится сложно дышать, и О жадно глотает воздух, замерев посреди погруженной в сумрак гостиной. - Не могу... Не хочу... - едва слышно выдыхает Се и резко опускается в ближайшее кресло, запуская пальцы в волосы и судорожно их оттягивая, надеясь, что физическая боль заглушит душевную. Он ждет, уповает на то, чтобы снова ощутить его мягкие объятия, почувствовать, как хрупкие ручки снова крепко обвивают его торс, а курносый и вечно холодный нос утыкается между его лопаток. ЛуХан всегда так делает, когда видит Се в таком состоянии, и младший ждет. Он готов сидеть так вечность, не шевелясь, и молча ждать этих ощущений, от которых дрожь пробежится по всему его телу, а в животе запорхает легкость, но за место теплых объятий чувствует лишь поток осеннего воздуха, что проник в квартиру через приоткрытое окно, а сейчас норовил здесь хозяйничать. И Се сдается, сжимает кулаки до побелевших костяшек и приглушенно стонет от собственного бессилия и отчаяния. Как бы он не пытался убежать от себя, от своих чувств, все остается бесполезным. Он сам бесполезен. В голове слишком много мыслей, ужасных и не очень, поэтому СеХун рывком встает с насиженного места и спешит уйти прочь. Снова убежать от себя, закрыться где угодно, лишь бы подавить то чувство вины и бессилия. Он жалел, жалел больше всего на свете о том, что сделал. О том, что позволил и пустил все на самотек. А сейчас, осознавая, что повернуть время в спять невозможно, он убивается, гложет себя изнутри, медленно убивая, создавая для себя собственную пытку. Свой собственный ад. Уставший от работы, дороги, от самого себя, СеХун решает принять ванную, прежде чем ложится в постель, надеясь на спокойный сон. Дверцы шкафа привычно скрипнули, когда Се полез за полотенцем, но его рука замерла на полпути. Все как всегда, словно не было этих 6 месяцев, и жизнь Се по-прежнему яркая и счастливая. Ровные стопки футболок и свитеров лежат на одной полке, в которые ЛуХань так любил кутаться холодными вечерами. Будучи мерзляком от природы, старший всегда надевал на себя сверху кофту, пока находился в квартире, и даже порой начинал мурлыкать, зарывая нос в высокий шерстяной ворот, что всегда вызывало улыбку у Сехуна. А ночами, когда терпеть холод становилось абсолютно невыносимо, Лу подвигался ближе к Се, касаясь своими холодными ступнями оголенных ног парня и утыкаясь носом в горячую грудь, блаженно выдыхая, когда О молча обнимал его в ответ, окутывая своим теплом. И плевать Се хотел на все правила, он был готов отдавать свое тепло ЛуХану всю жизнь, даже больше. Рука непроизвольно тянется дальше, едва касаясь мягкой ткани, от которой веяло любимым мягким ароматом, но потом Се быстро одергивает себя: "ЛуХан не любит, когда трогают его вещи. Я не должен это делать", - напоминает он себе и, быстро прихватив свое полотенце, спешит в ванную. Ванная комната заполнилась паром, зеркала покрылись влагой, не позволяя увидеть в себе отражения, и жар окутал оледеневшее тело. СеХун медленно залез в горячую воду, удобнее устраиваясь и вслушиваясь в звуки. Тишина... Ничего, кроме редких всплесков воды и редкого дыхания не касалось ушей. Эта тишина давила, сводила с ума, натягивая все ощущения, словно тетиву лука, готовую лопнуть в любой момент, а потом безжизненно повиснуть остатками нити. Но СеХун лежит и терпит. Он помнит все, каждый раз, когда он лежал здесь. Как слабо скрипела никогда не запертая дверь, и в объятия пара проскальзывал этот неугомонный олененок. ЛуХан любил подкрасться к расслабленному СеХуну, даже не догадываясь о том, что младший всегда слышит его, нежно коснуться оголенной груди, лаская мягкими подушечками пальцев, позволяя своим вещам намокнуть, когда Се утягивал старшего за собой. Вот и сейчас, лежа в ванной, СеХун отчаянно продолжает ждать, прекрасно зная, что дверь не скрипнет, но признаваться в этом не имея желания. Глубокий вдох, когда влажный воздух липкими щупальцами оглаживает легкие, парень опускается ниже, позволяя пучине сомкнуться над его головой, и уже вслушиваясь в звуки от туда. Ничего. Все абсолютно точно так же, разве что слабый гул воды стал звучать иначе. Боль растекается терпким, липким ядом по сосудам и артериям, отравляя тело и заставляя парня страдать. Он не знает почему, точнее сказать, не хочет себе признаваться в этом. Вина тяжким грузом висит на плечах, ведь он мог помочь, но позволил решать все самому. Новая порция кислорода, и СеХун чувствует, как вода быстрыми каплями бежит по лицу, стекая с намокших волос, когда плеч неожиданно касаются такие знакомые холодные и мягкие пальцы, от которых дрожь бежит по всему телу волнами, пуская рябь по глади воды. А руки уже касаются более уверенно, разминая затекшие мышцы, и вроде они холодные, но от их прикосновений тепло зарождается где-то глубоко внутри. Слезы невольно наворачиваются на глаза, которые СеХун не спешит открывать, лишь лежит и боится шевельнуться, слушая размеренное дыхание, чувствуя мягкие прикосновения и слабое дыхание, что опаляет его мокрое лицо. Он словно мазохист, чувствует себя им, потому что ощущая ту тянущую боль внутри наслаждается ей и продолжает надеяться, зная о своей глупости. - Хён... - чуть не плача, всхлипывает Се, раздражаясь от того, что голос предательски срывается, и от этого только крепче стискивает бортики ванной. - Тшшш, тише, мой милый, все хорошо, - родной шепот эликсиром капает на душу, согревая все изнутри, а мягкие руки ласково касаются головы, успокаивающе поглаживая. - Хён, я скучаю, - дрожа всем телом, шепчет Се, глотая слезы и борясь со страхом открыть глаза. Столько эмоций одновременно он давно не испытывал: счастье, страх, отчаяние, сожаление - все смешалось в один обжигающий коктейль, что сейчас бесновался в сознании, не давая спокойно вдохнуть. - Я знаю, СеХуни. Я тоже, - О готов поклясться, что ощущает виноватую улыбку в голосе старшего, но настойчиво продолжает держать глаза закрытыми, остерегаясь того, что может увидеть, хотя и страстно этого желает. Снова тишина повисла в помещении, но однако она не раздражала, не удручала, лишь окутывала сладкой поволокой. - Хён, почему ты ушел? - через несколько минут спрашивает уже разомлевший от прикосновений СеХун. Мягкие губы касаются мокрого лба, и Се только шумно втягивает носом воздух, ощущая любимый аромат. - Прости. Так было надо, - шепчет ЛуХан, снова целуя любимого в лоб, а потом даря целомудренный поцелуй раскрасневшимся от жары губам. СеХун плавится, он просто растворяется от этих едва ощутимых прикосновений и отвечает на слабый поцелуй. - Я не могу без тебя, хён, - хрипит младший, чувствуя, что прикосновения постепенно угасают. - Можешь, - шепчет Лу, снова пропуская светлые пряди между своих пальцев. - Я хочу к тебе, - дернувшись в ванной, СеХун чувствует, как руки снова настойчиво начинают его опускать вниз, и продолжает жмуриться. - Нельзя. - Почему? Я же люблю тебя! - настаивает младший, слыша слабый всхлип. - Я знаю. Я тебя тоже, но ты должен жить, малыш, - шепчет Лу, а СеХуна словно током прошибло. Раздражительность и ненависть накрыли с головой, от чего парень дергается резко садясь и кричит во весь голос: - Не хочу! - горлу больно от натуги, а Се распахивает глаза и ужасается, осознав, что ванна пуста. ЛуХана здесь нет. И больше не будет, никогда... - Нет.... - судорожно выдохнул он, начиная оглядываться, выбрался из ванной, чуть не упав на пол, даже наивно заглянул под нее, молясь, что старший просто снова дурачится. - Нет, хён! Хань! Но вокруг снова лишь тишина и липкий жар пара, а на запотевшем стекле жестоко растекается кривая надпись: "Пожалуйста, живи", от которой оставшаяся хрупкая стена бьется и СеХун не выдерживает. Садится на пол и рыдает. Рыдает, как полгода назад, когда увидел бледное лицо ЛуХана, лежащего на больничной койке, и приговор врача, что это конец. Прежняя боль накатила с новой порцией, захватывая в свой водоворот, унося в болезненные, но счастливые воспоминания. А вина продолжала грызть душу, напоминая о свое ошибке. СеХун не знал, почему позволил ЛуХаню не идти лечиться, когда разрешил ему прожить остаток своей жизни счастливо. А ведь у него был шанс спастись. Всего лишь операция и с десяток химиотерапий. Но ЛуХань не хотел, а СеХун позволил. Сидя на холодном полу ванной, он плакал от собственного бессилия, чувствуя, как сердце настойчиво покрывается льдом, и даже не боялся простыть. Ему больше нечего бояться, самое страшное уже случилось. Только он не знал, что рядом, за самой его спиной, сидел лучик его света, который настойчиво пытался отогреть оледеневшее сердце, протягивая свои хрупкие ручки в сторону любимого и аккуратно касаясь волос, проскальзывая сквозь плоть и игнорируя собственные призрачные слезы. Он будет здесь, не уйдет до тех пор, пока его малыш не смирится и не примет факт собственного решения ЛуХана. А до тех пор, он будет рядом. Настойчиво продолжать стараться отогреть сердце до конца своей вечности.