Снайперы не...

POV Светлана       Это было раннее утро, часов пять. Молочно-бледный рассвет гулял по крышам Петербурга. Это была многоэтажка, общежитие Финэка. 7-й этаж. Я проснулась от того, что почувствовала, что в комнате стало холодно, а её нет рядом. Обычно, когда я просыпалась, я всегда чувствовала её тепло рядом с собой, а сейчас её не было. Я открыла глаза и поднялась на локтях. Оглядев комнату, я увидела, что она сидит на подоконнике, без одежды и смотрит вниз. На безымянном пальце правой руки блестело серебром кольцо, которое я сама же ей подарила. Окно настежь открыто. Вот почему так холодно. Судорожный вздох заклокотал и утонул где-то в моей гортани. Она не смотрела на меня. Она смотрела вниз. Я встала с кровати, ноги чуть подкосились, меня пошатнуло, когда я поняла, ЧТО она хочет сделать. Я не помню, сколько я не шевелилась. Но сознание, судорожно кричащее мне о том, что я должна хоть что-то сделать, адреналин, стучащий кровью в висках, и её затуманенный взгляд… Меня это подстегнуло. Я протянула руку и коснулась её плеча. — Дин, ты… Я не помню, что я делала дальше. Я шутила, болтала какую-то несусветную чушь, даже смеялась, но чувствовала, как у меня дрожат руки, когда я сняла её с подоконника. Она не сопротивлялась. Она тихо смотрела перед собой, не предпринимая попыток оттолкнуть меня. Она молчала. В какой-то момент, она подняла на меня глаза… Она выглядела так, словно если она произнесет хоть одно слово, то непременно расплачется. А снайперы не плачут. «Снайперы не плачут!» — Она часто говорила эту фразу тогда, даже слишком часто, больше для самой себя, чем для окружающих. Но я, не смотря на эту, по её мнению совершенно свободную и правильную философию, плакала гораздо чаще, чем она. Я почти плакала сейчас. Я уже чувствовала, как слёзы вот вот хлынут из глаз. Но она молчала, а мне было страшно. Я боялась того, что она может сказать. Поэтому, я что-то говорила, что-то рассказывала, только бы увести её с этого подоконника… Я помню, как поцеловала её волосы, когда накинула ей на плечи рубашку. Они пахли каким-то слабым намёком на что-то вроде яблока. Наверное, шампунь… До сих пор не понимаю, почему запах её волос в то утро так врезался в память…       Мы заснули вместе. И только когда она легла рядом, и под стареньким одеялом уткнулась холодным лбом мне в шею, обвив талию дрожащей рукой, и тихо засопела у меня на плече, я внутренне выдохнула. До этого самого момента, у меня внутри жило острое чувство, что в любой момент она оттолкнёт меня и бросится в окно… Страх отступил, хотя я не чувствовала ничего, кроме непонятной горечи и тоски. Именно в то утро я поняла, увидев её на том подоконнике, что никогда не смогу её изменить. Как бы сильно я её не любила, мне никогда не удастся изменить в ней то самое, что живет где-то глубоко в зеленых глазах, то самое, что делает её той, кем она является. Не понимаю, почему я осознала этот факт именно в то утро? … Мне понадобилось бы еще с десяток жизней, таких как эта, чтобы ответить себе на извечно-риторический вопрос «Почему?». Но тогда этого не хотелось. Страх отступил, свинец, сжимавший позвоночник испарился. Я заснула слушая её дыхание и чувствуя его на своей шее… А когда я проснулась, её уже не было. На тумбочке была оставлена записка, в которой её непонятным, размашистым почерком было написано всего несколько слов: «Уехала на Финский. Не жди».       И я не ждала. Я покинула комнату, наспех собрав вещи. Долго ехала в метро, в голове не было мыслей, в ногах не было сил, хотелось просто дойти куда-нибудь, и забыть всё, что случилось. Где-то в самых глубинах затуманенного сознания теплилось несбыточное желание того, чтобы это оказалось сном. Приехав домой, я увидела её лежащей на кровати на боку с закрытыми глазами. Я тихо разделась и легла рядом, не трогая её. Но какими-то чувствами, мне не понятными тогда, я поняла, что она не спит. Я повернула голову. — Прости меня, — сказала она тихим ровным голосом, но не повернулась. — Я не знаю, что это было. Предложения были закончены, в них не было двусмысленности или того, что стоило бы додумывать. Она действительно не знала. Она показалась мне такой хрупкой, такой сломанной чем-то, что мне не дано было знать. Я аккуратно обняла её сзади за талию и закрыла глаза. Я почувствовала, как тело её расслабилось, напряженность ушла, она повернула голову и через плечо очень тихо шепнула: — Я, наверное, тебя напугала. Прости. — Нет, все нормально. — тихо ответила я, чуть дрогнувшим голосом. Больше мы не вспоминали то утро. Оно было где-то в воспоминаниях нас обеих, но отрывками, забытое и затерянное среди тысяч таких же дней в нашей сумасшедшей жизни. Жизнь продолжалась, мы писали песни, пели, любили, жили свободно. Она всё так же часто повторяла ту фразу — «Снайперы не плачут». И после того, что случилось тем весенним ранним утром, я стала больше верить в эти слова…