Мадругада Утро всегда просыпается раньше
Ah ah ah corazon espinado Ah ah ah como me duele el amor.
Сэхун метался от стены к стене и периодически смотрел на часы. Иногда он притормаживал перед зеркалом, поправлял галстук и одёргивал безупречно сидевший на нём пиджак. Ещё три минуты ― и вопрос жизни или смерти будет решён. Должен быть решён! Если нет, Сэхун ― труп. Морально и фигурально, что, впрочем, ещё хуже. Сэхун предпочёл бы быть трупом физически, то есть, по-настоящему. Не так стыдно хоть будет. Покойникам вообще стыдно не бывает. А Сэхуну было чего стыдиться. В прошлом он всегда считался таким правильным и скучным, что его ставили всем в пример. И это не могло вызвать любви у одноклассников. Кому приятно, что его сравнивают с тихим и невзрачным парнишкой? Да ещё и сравнение выходило всегда в пользу последнего? Конечно, никому, вот Сэхун и страдал от одиночества и насмешек в былые времена. И, говоря по чести, с тех самых времён ничего и не изменилось. Он по-прежнему оставался обязательным, ответственным, усидчивым, трудолюбивым и старательным. В университете и на работе эти качества ценили, но ценили лишь старшие и руководство, а не коллеги и однокурсники. Для коллег Сэхун всё так же оставался трудоголиком и «тихим и невзрачным парнишкой» с вечно опущенной головой, погружённым в работу... Никто и никогда не удивлялся тому, что он задерживался после учёбы или работы и продолжал что-нибудь делать. Или когда приходил раньше всех. Давным-давно это всё воспринималось как нечто естественное и обыденное. Сейчас же в кармане его пиджака лежал билет, позволявший провести уик-энд в загородном клубе. Грандиозная встреча выпускников ― два дня сущего ада. Сэхун первым делом хотел выбросить билет к чёрту и никуда не идти, но передумал после беседы с Кёнсу ― тот руководил отделом контроля качества. С точки зрения Кёнсу, Сэхун своей неявкой расписался бы в собственном бессилии что-то изменить и раз и навсегда доказал бы одноклассникам, что он в самом деле «тихий и невзрачный, и ничего не стоит». ― У тебя же есть гордость? ― уточнил Кёнсу, глядя на Сэхуна, как сфинкс, с совершенно непроницаемым лицом. И не поленился вручить распечатку с заданием на следующую неделю. Гад. Но Кёнсу хотя бы смотрел на Сэхуна по-другому, не как все прочие, так что простить ему подобное поведение Сэхун вполне мог, как и взять совет на вооружение. Совет был: «Значит, иди при параде. Пусть удавятся, когда осознают твою офигенность». Сэхун послушно наведался в салон, привёл в порядок лицо и волосы, даже попытался пофлиртовать с мастером по маникюру, правда, ничего из этого не вышло ― здорово мешала природная скромность Сэхуна. Ну и он сильно сомневался в собственной офигенности, в отличие от Кёнсу. Итак, внешность он привёл к нужному ему знаменателю, прикупил серебристо-серый костюм, ботинки, часы и одеколон. И... И чего-то не хватало. После долгой беседы по телефону с непосредственным начальником ― Крисом Ву ― Сэхун сообразил, что при всём своём параде он один, как перст, а таким он и был всегда. И это точно не то, что следовало увидеть бывшим его одноклассникам. Сэхун долго думал ― вслух по телефону ― и почти что лез на стенку от отчаяния, доводя обычно спокойного Криса до белого каления. Думал так, что мозги то ли закипели, то ли воспалились, но пришёл он в себя только после того, как по совету Криса дозвонился в агентство, занимающееся услугами по сопровождению, и заказал себе спутницу на весь уик-энд. И ещё минут пять он запивал крепким кофе тот бред, что излагал по телефону практически в бессознательном состоянии. Крошечный рост, изысканные формы, обязательно блондинка с миловидным личиком, похожим по форме на сердечко... Господи, ну и больная же у него фантазия! Тем не менее, до прихода блондинки оставалось две минуты ровно. Ещё полчаса, чтобы ввести её в курс дела и попросить подыграть. Час на дорогу, и два дня сносного ада с приемлемой температурой сковородки для поджарки грешной душонки Сэхуна. ― А может... ну его к чёрту? Мелодичные трели звонка помешали Сэхуну поразмыслить на эту тему. Он кинулся отпирать дверь, а когда сделал это, понял, что всё пошло не по плану. Искомая блондинка торчала у лифта, боясь подойти к двери, и исступлённо тыкала пальцем в кнопку вызова, в небольшом фойе перед лифтом, куда выходили двери десятка квартир, орали три каких-то не совсем трезвых мужика и дикой кошкой шипела эффектная смуглая брюнетка выдающегося роста. Блондинку, кажется, вообще никто не заметил, кроме Сэхуна, но, чтобы помочь ей, Сэхун должен был миновать высокую худую брюнетку и троицу возбуждённых крепышей. Крепыши настойчиво добивались расположения «прекрасной дамы», а та, недолго думая, стянула с ноги туфельку сорок какого-то размера с десятисантиметровым каблуком и метко запулила ею в лоб тому крепышу, что стоял подальше. Тот рухнул на пол, как подрубленное дерево. Смуглянка изобразила пальцами жест «победа», ловко стянула вторую «туфельку», прицелилась и запустила в одного из оставшихся мужиков, тот умудрился уклониться, и каблук тюкнул по голове блондинку. Блондинка «рыбкой» впорхнула в кабину лифта, растянулась на полу, лишившись чувств. Створки медленно сомкнулись, и персональный «билет в светлое будущее» Сэхуна отправился на первый этаж в гордом одиночестве, не считая туфельки сорок какого-то размера на десятисантиметровом каблуке. ― Ах, ты!.. Двое попытались скрутить смуглянку, содрав с неё в процессе легкомысленную шубку, видимо, из полинялого чебурашки. Чем полинялее, тем дороже, Сэхун это знал точно, ибо шеф Ву ему не раз плакался, что скоро разорится на шубках для жены. Странно, конечно. Не шубки из чебурашки, а шубки для жены, ибо Крис Ву совершенно точно не успел пока обзавестись супругой. Смуглянка наверняка осознавала стоимость полинялых чебурашьих мехов, поэтому спокойно зарядила кулаком в нос одному «ухажёру», а второму устроила «цокотун», влепив пяткой со всей дури по носку ботинка так, что тому предстояло скакать на одной ноге, баюкая другую, полчаса ― минимум. Смуглянка небрежным движением отбросила выбившуюся из замысловатой причёски прядь за спину, огляделась, уставилась на Сэхуна блестящими тёмными глазами, после чего ухватила сумочку за длинный ремешок, приложила по голове сразу обоим крепышам, пнула на ходу третьего в бок и буквально бросилась Сэхуну в объятия, умудрившись захлопнуть дверь за собой и закрыть на замок. В дверь немедленно заколотили с той стороны. Сэхун и смуглянка переглянулись и прижались к стенам по разные стороны от двери, прислушиваясь к тому, что творилось в фойе. ― Меня зовут... Сэхун, ― чувствуя себя полным кретином, представился Сэхун шёпотом и скосил глаза на смуглянку. Резкие и неправильные черты лица, нос с горбинкой, выразительные губы и упрямый подбородок с ямочкой, не свойственной женщинам, тонна «штукатурки» на смуглой коже. Далеко не красотка, внешность, скорее уж, вульгарная, но было в ней что-то... магнетическое, притягательное. ― Чонин, ― тоже шёпотом ответила любезностью на любезность смуглянка и небрежно протянула Сэхуну руку. Она чуть прикрыла глаза и плотнее прижалась ухом к двери. ― Кажется, уходят... Сэхун осторожно взял её руку и тронул узловатые пальцы губами. Сам не понял, почему решил блеснуть изысканными манерами в европейском стиле, но... Да и руки у смуглянки не могли претендовать на нежность и изысканность, ― крепкие и сильные... вызывающе мужественные. ― Слушай, чувак, ты сдурел, что ли? ― отобрав руку у Сэхуна, спросила смуглянка уже громко, продемонстрировав низкий и определённо мужской голос. ― Ой, я тебя умоляю... Хватит пялиться так, словно тебе на голову ведро с цементом уронили. ― Но... гм... это... ― совсем не содержательно по смыслу, зато ёмко в эмоциональном плане вымолвил Сэхун. «Смуглянка» вздохнула, осторожно провела по собственному лицу кончиками пальцев, а затем на глазах у ошарашенного Сэхуна стянула с лица что-то вроде второй кожи или тонкой «маски». Без этой маски лицо мгновенно лишилось даже той условной мягкости, что была прежде. И теперь Сэхун уж точно не спутал бы этого человека с девушкой. ― Слушай, а ты можешь обратно это нацепить? ― Сэхун сам от себя не ожидал подобной прыти, но, если подумать, у него оставалось чуть больше часа жизни ― терять уж нечего. ― А что? ― «Смуглянка» забавно поморщился и почесал кончик носа. И, похоже, он несколько обиделся, хоть и старался не подавать вида. ― Понимаешь, мне нужна дама. Кровь из носа. На уик-энд. Ну, чтобы все думали, что... ― Что у тебя есть девушка? ― хмыкнул Чонин ― Сэхун вспомнил его имя. Чонин бесцеремонно сунул ему маску и принялся рыться в дамской сумочке. ― Типа того... А ты чего в женских шмотках бегаешь? Не подумай, что я хочу тебя обидеть, но это перевоплощение... ― Актёр я. У меня индивидуальное задание по актёрскому мастерству. ― Чонин выудил из сумочки связку ключей и победно ими погремел. ― Я живу напротив. Сэхун моргнул. Парня из квартиры напротив он видел, в лучшем случае, раза два и мельком. И оба раза тот больше походил на уличного хулигана, чем на... на... на знойную красотку ― вот как пару минут назад. Сэхун без стеснения уже разглядывал лицо Чонина и тихо поражался. Если бы он сам не видел боевую дамочку в фойе на каблуках и с макияжем недавно, никогда в жизни не поверил бы, что вот из этого самого Чонина можно сделать такую хищную красотку. ― Послушай, но если у тебя такое задание, то, может, выручишь меня? И ты мне должен. ― С какой это стати? ― Ты вырубил ту девушку у лифта, когда запустил в неё туфелькой. Теперь тебе придётся её заменить ― всё по-честному. Эй, если ты мне не поможешь... лучше уж прикончи. Всяко лучше, чем... ― Сэхун обречённо вздохнул. ― А платить ты чем собираешься? ― прищурившись, спросил вдруг Чонин. ― Допустим, схожу я с тобой туда, куда тебе там надо, изображу из себя дамочку. И? ― Сколько нужно? Наличных, правда, нет, но могу чеком, например... ― Нет уж, деньги оставь себе, меня деньги не особенно интересуют. ― И что тогда? ― А на что ты готов ради этой своей игры в сладкую парочку? ― На всё, ― горестно выдохнул Сэхун от отчаяния. Репутация стоила любых жертв ― ему безумно хотелось раз и навсегда отучить всех смотреть на него с долей пренебрежения и считать самым правильным. Ну или хоть раз показать себя в ином свете ради пары приятных воспоминаний. ― Ну вот и отлично, по рукам! ― просиял Чонин, сцапал Сэхуна за упомянутую руку и потащил за собой прочь из квартиры. ― Погоди! Да куда... Куда мы? ― Ко мне. Дама же должна быть при параде. Или ты предлагаешь мне ехать в натуральном виде? Парик там, макияж, одежда, туфли... Так тебе нравятся блондинки? Сэхун запер свою квартиру, оглянулся на Чонина и громко сглотнул. ― Пожалуй, уже без разницы. ― Почему? ― На миниатюрность в твоём случае рассчитывать не приходится. ― Ну прости, укорачивать меня мы не будем, а на дыбу для твоей растяжки нет времени. Привыкнешь. ― И Чонин ввалился в квартиру собственную. Сэхун сунулся следом, прикрыл дверь и огляделся. Внутри смешивались запахи свежей деревянной стружки, кедра и сандала. Всюду стояли вешалки для всевозможных костюмов, подставки для париков, валялись кисточки и какие-то банки и тюбики, а рядом с кофеваркой красовалась коробка с презервативами. Наполовину пустая. Вот уж у кого нет проблем с партнёршами... ― Так что тебе надо, Сэхун? ― Ну... Что-нибудь милое, наверное, ― пробормотал он, потрогав парик с пепельными волосами длиной до плеч. ― Прости, но «милое» не по адресу. Даже с маской и гримом в женской версии у меня будет довольно вульгарная внешность. Сам понимаешь, тут делу ничем уж не поможешь. Весталку сыграть я смогу только глубокой ночью и в чадре, как говорит Хичоль, а он в этом знает толк. Сэхун прислонился плечом к косяку и всмотрелся в отражение в зеркале. Он молча наблюдал, как Чонин убирал остатки грима, накладывал специальный крем и аккуратно лепил сверху «маску», немного сглаживавшую и смягчавшую черты лица. Сверху на маску лёг уже вполне обычный макияж: умело подведённые чёрным глаза, лёгкий румянец на скулах, розовым карандашом ― контур губ, потом вызывающе алая помада. Из-за розового контура губы Чонина стали гораздо полнее, чем были на самом деле. И да, Чонин оказался прав на все сто ― его внешность даже в смягчённом виде оставалась настолько яркой и простой, что слово «вульгарная» так и напрашивалось само. Потом Сэхун глупо моргал, когда увидел Чонина без шубки и платья. И снова недоумевал, как можно так замаскировать типичное мужское телосложение... Чонин был худощавым и гибким, но при этом с прямыми и широкими плечами и узкими бёдрами. Ни грамма ведь женственности. ― Ты всегда носишь такие длинные юбки и платья? ― Чудесный вопрос, если учесть, что я впервые вышел в люди в таком виде, ― с немного грустной самоиронией отозвался Чонин. ― У меня ноги волосатые. Но брить я их не стану ни за какие деньги. Даже если ты поцелуешь меня в зад или дашь по полной программе, и тогда тебе ничего не обломится ― запомни как следует. Макси или брюки, о мини можешь забыть. Сэхун от неожиданности клацнул зубами, когда спохватился и осознал, что после слов Чонина торчит с раззявленным ртом памятником самому себе. Причин тому он насчитал две: представил ― попытался ― Чонина в мини и представил ― попытался ― как можно «дать по полной программе». Покраснел и отвернулся. Чонин тем временем влез в тёмно-синее платье с накладной грудью, затянул пояс и расправил пышные складки на бёдрах. Синяя ткань красиво спадала почти до самого пола, длинные рукава скрывали запястья и половину ладоней, оставляя на виду лишь кончики пальцев. Сэхун вскинул бровь, высоко оценив вроде бы скромный узкий вырез, но на самом деле этот вырез мог похвастать смелой глубиной. Не хватало, пожалуй... Сэхун сам от себя не ожидал ничего подобного, но шагнул к зеркалу, вытянул из приоткрытой металлической коробки нитку жемчуга и застегнул на шее Чонина. Перламутровые крупные бусины смотрелись просто потрясающе на смуглой коже. Сэхун с минуту пялился на результат, потом сглотнул, расслышав тихое фырчанье Чонина. ― Красиво... ― виновато пробормотал он и окончательно смутился. Чонин молча надел туфли на аккуратных пятисантиметровых каблуках, набросил на плечи лёгкий чёрный плащ из блестящей материи и под конец спрятал родные тёмные волосы под париком-каре. Густая чёрная чёлка скрыла его гордые брови и ещё немного смягчила черты лица зрительно. Сэхун окинул Чонина оценивающим взглядом с головы до ног и обратно. О да, теперь кто угодно мог удавиться от зависти, увидев рядом с Сэхуном такую девушку. Да, скорее, вульгарная и чересчур яркая, чем элегантная и гламурная, но горячая и притягательная. ― Доволен осмотром? ― хмуро поинтересовался Чонин. ― Это... ты и в самом деле потрясающий актёр. ― Ты сомневался? ― Не то чтобы... Надо ведь придумать тебе имя, да? ― спохватился Сэхун. В настоящем имени не было ничего плохого, но вряд ли бы Чонин пожелал называть его, прикидываясь девушкой. ― Ли Арым, ― отчеканил без долгих раздумий Чонин, ловко уцепился за руку Сэхуна, щёлкнул выключателем и потащил его прочь из квартиры. ― Мы не опоздаем, дорогой? ― Непременно, ведь тебе, дорогая, нужно научиться говорить женским голосом. ― А не пошёл бы кое-кто кое-куда и на кое-какое продолжительное время? ― Попробуй фальцет. Кастраты нынче не в моде, но... О-о-ой! Какого чё-ё-ёрта-а-а... ― Дорогой, я ничего тебе не разбила? ― С-с-сволочь... ― Я тоже тебя люблю, детка. Такси ты закажешь? Или лучше я? ― Ну не говорят девушки глубоким баритоном! ― Скажем, что я сорвал голос. Буду шептать. Дорогой, перестань бить себя ладонью в лоб ― синяк же будет. Кто издевается? Я издеваюсь? За такси платишь ты, кстати, я нынче на мели. Эй, убери лапу с левой сиськи. Во-первых, помнёшь; во-вторых, у меня амплуа приличной девушки из достойной семьи... ― Приличная девушка, ты себя в зеркале видела? Да убрал лапу, убрал! А вот тут... Ай! ты чего по рукам бьёшь?.. *** Чонин произвёл фурор ― и это было ещё слабо сказано. В нём впечатляло всё: неуверенная походка из-за каблуков, своеобразные манеры, сексуальный шёпот, ослепительная улыбка и тяжёлый взгляд, который на загримированном лице казался страстным и пылким. Честно говоря, Сэхуна это порадовало, потому что он никогда не умел толком общаться с бывшими одноклассниками. Ещё он точно знал, что не продержится и трёх минут в какой-нибудь бессмысленной беседе. Не потому, что глупый или даже стеснительный, а потому, что общих тем у него никогда не водилось ни с кем из класса. И Чонин в виде Арым спасал его от этих ненужных бесед. На Сэхуна все парни смотрели как на врага государства номер один и грызли ногти в ожидании, когда же он соизволит отойти от «своей очаровательной спутницы». ― Только попробуй, ― сквозь зубы прорычал Чонин, крепко ухватив его за руку и дёрнув к себе. ― Проснёшься и недосчитаешься кое-чего ― я тебе это гарантирую. ― Я не виноват, что у парней на тебя такая реакция. Ну... когда ты в таком гриме. ― В этом не только грим виноват, ― на миг помрачнел Чонин. ― А, да, точно. И ещё ты отличный актёр. Попробуй играть похуже ― отстанут. ― Не могу, ― вздохнул Чонин, опять опёрся на руку Сэхуна и едва заметно поморщился. ― Почему? ― Потому что либо играть на все сто, либо вовсе не браться. ― Что с тобой такое? ― Сэхун уже сам поддержал Чонина, когда тот пошатнулся. ― Ногу стёр, чтоб тебя. Пальцы жмёт. Эй, нам обязательно торчать прямо тут до утра? Или здесь предусмотрены комнаты для ночлега? ― Должны быть комнаты... Сэхун повёл Чонина к Ким Чунмёну, тот как раз занимался организационными вопросами встречи выпускников. Комнаты для ночлега, поведал им Чунмён, в самом деле предусматривались. И он выдал Сэхуну один ключ на двоих. ― Судя по всему, вам вполне достаточно одной комнаты, да? ― Он широко им улыбнулся. Разумеется, Чонин и Сэхун проглотили это молча. А что им оставалось? К тому же, если Сэхун и Чонин стали бы настаивать на отдельных комнатах, то вся затея пошла бы насмарку. В конце концов, они создавали Сэхуну определённую репутацию и позиционировали себя как пару с самого начала. В комнате Чонин с блаженным выдохом рухнул в первое попавшееся кресло и вытянул ноги. ― Чёрт, пара часов в таком виде ― куда ни шло, но целый вечер... пытка какая-то. ― Правда? ― Именно. ― Чонин стянул туфли и бросил их Сэхуну. ― Надевай. ― Что?! ― Надевай, говорю. Будешь расплачиваться со мной. Частично пока. Скоро Сэхун сидел перед зеркалом в платье, с париком на голове, в туфлях с каблуками и без макияжа. Чонин устроился на краю стола, тронул пальцами его подбородок, заставив вскинуть голову, и осмотрел лицо. ― Неплохо... ― Сэхун и сказать ничего не успел, как Чонин принялся орудовать над его лицом кисточками, пальцами и карандашами, прихваченными с собой для восстановления грима. ― Минимум усилий, а какой результат... Чонин мизинцем поправил что-то на нижней губе Сэхуна и выпрямился. Сэхун осторожно глянул в зеркало и чуть не свалился на пол. Из отражения на него пялилась красотка, до которой Чонину было далеко. ― Вот кому следовало сегодня поражать местное общество. ― Чонин слабо улыбнулся и протянул Сэхуну бокал с белым вином. ― Нравится? ― Ну... даже и не знаю, как следует на такое реагировать... ― Сэхун неуверенно принял бокал и отметил, что себе бокал Чонин не взял. ― Тебе либо нравится, либо не нравится. ― Ну... смотрится круто. Ты не пьёшь? ― Я вообще не пью. Круто ― слабо сказано. ― Чонин поднялся с края стола, отвесил изящный поклон и протянул Сэхуну руку. Сэхуну хотелось смеяться в голос и от души, потому что эти старомодные манеры забавляли его самого в первую очередь. Чонин налил ему ещё вина и увлёк в шутливое вальсирование по комнате, правда, Сэхун тут же едва не навернулся с каблуков. Чонин ловко подхватил его и не позволил упасть, прижав к себе. Накладная грудь почти расплющилась о грудь Чонина. Вряд ли Сэхуну полагалось что-то там ощущать, но он ощущал. Потому что вообще было чертовски странно едва стоять на ногах в длинном платье с накладной грудью, покачиваться на каблуках, отчаянно цепляясь за широкие плечи Чонина, прижиматься к нему, страдать от жары в нахлобученном на голову парике, с трудом воспринимать на собственном лице слой грима и испытывать какое-то непонятное подспудное возбуждение. ― Когда я тайком брал в детстве мамину косметику, чувствовал себя примерно так же, ― пробормотал Сэхун. ― Ты красился маминой косметикой? ― прозвучал над ухом низкий голос, странно мягкий и чуть хриплый. ― Небось, ещё и одежду примерял? ― Иногда. Это было редко, на самом-то деле... ― Сэхун умолк, сообразив вдруг, что именно он говорит и кому. Кажется, вина он выпил больше, чем следовало, но не слишком, раз до сих пор соображал и стоял на ногах твёрдо. То есть, как раз стоял Сэхун паршиво, но целиком и полностью из-за высоких каблуков, а не из-за вина. ― Слушай, ты хочешь, чтобы я расплатился с тобой за услугу вот так? Просто расхаживал в бабских тряпках и гриме? ― Нет. ― Чонин невозмутимо стянул с него платье и даже стёр салфеткой, пропитанной маслом, грим, потом салфетку скомкал и запустил в мусорную корзину. Попал. ― Но что же ты тогда хочешь? ― Тебе не понравится то, что будет написано в чеке, ― тонко улыбнулся Чонин и вдруг подтащил Сэхуна к себе. Тот вновь едва не упал, совершенно позабыв про каблуки ― туфли по-прежнему оставались на его ногах. ― Может, хватит пугать? Просто скажи, чего мне будет это стоить. ― А ты достаточно пьян, чтобы воспринимать превратности судьбы по-философски? ― Всё настолько плохо? ― едва слышно уточнил Сэхун, испугавшись уже всерьёз. ― Видимо, достаточно градусов, ― полюбовавшись на его реакцию, кивнул Чонин и поволок его в ванную. ― Хочешь уговорить меня выписать тебе чек на крупную сумму? ― Эй, я ведь уже сказал тебе, что меня не интересуют деньги. ― Чонин не особенно осторожно сунул Сэхуна под тёплые струи, предварительно стянув с него рубашку. ― Тогда у меня нет догадок. Ни одной, ― вздохнул Сэхун, с печалью изучая промокшие брюки. ― Правда? ― На запястьях Сэхуна громко клацнули наручники, сцепив его руки намертво. ― Это зачем? Вряд ли я стану убегать. Да и глупо как-то рушить маскарад. ― Посмотрим. ― Чонин деловито расстегнул на немного отстранённом Сэхуне брюки и снял их вместе с бельём, потом твёрдо сжал ладонью под правым коленом и заставил немного поднять ногу. Сэхун переводил вопросительный взгляд с Чонина на собственную конечность и обратно, но по-прежнему ничего не понимал. ― В самом деле такой наивный? ― с недоумением вопросил Чонин. ― Ты меня убить хочешь? Или помучить? А за что? Только за этот невинный маскарад в платье? Чонин чуть нахмурился, отпустил ногу Сэхуна, выпрямился, шагнул к нему под воду и запустил пальцы в мокрые волосы на затылке. Губы безжалостно смяло, обожгло, опалило болью и ― сразу же ― щемящей нежностью. Поцелуй не стал глубоким, но всё равно играл нотками пылкости, несдержанности, тлеющей ярости и... терпения, пожалуй. И это был первый поцелуй в жизни Сэхуна. Не то чтобы Сэхун мечтал о розовом сиропе в сахарном мармеладе, но, да, пытался представить себе, каким станет его первый раз во всех смыслах. Порой Сэхун казался себе непростительно распущенным ― особенно после просмотра порно. Тем не менее, что и как он там себе ни представлял, оно оказалось бесконечно далёким от суровой реальности. Чонин просто помучил его губы, обошёлся даже без языка, а Сэхун чувствовал себя так, словно Чонин уже у него внутри ― весь и полностью. Хотя ему не то что чувствовать, ему даже думать о таком не полагалось. ― Значит, ты всё подстроил? С самого начала? ― отдышавшись и чуть оклемавшись, сообразил Сэхун. ― Просто чтобы получить меня? ― Мне нравится столь лестное мнение о моих умственных способностях, ― фыркнул Чонин, обхватив его руками за пояс и прижав к себе. ― Ты правильно понял ― я хочу этой ночью получить тебя. И я хочу этого довольно давно. ― С тех пор, как я поселился в той квартире, напротив тебя? ― догадался Сэхун. ― Но как? Ты всё подстроил? И даже... ― Не льсти мне. Тебя послушать, так я и эту вечеринку запланировал. Всё куда проще ― я просто быстро соображаю и умею использовать любую ситуацию с выгодой, если чего-нибудь хочу. Ничего я не подстраивал ― всё само собой сложилось. Да и глупо было бы щеголять перед тобой в столь неприглядном виде, учитывая, что я собирался тебя получить, а не соблазнять в виде девчонки. ― Всё равно у тебя и не вышло. Соблазнить, ― пробормотал Сэхун, с интересом наблюдая, как Чонин пытается избавиться от остатков мокрой одежды и одновременно прижать к себе Сэхуна. Эти прижимания по-прежнему тревожили лёгким чувством возбуждения, смутного и неяркого, но вполне отчётливого. ― Почему ты думаешь, что у тебя всё получится? ― Потому что тебе деваться некуда. ― Чонин подёргал за цепь наручников и выразительно вскинул брови. Мокрая чёлка свешивалась до самых глаз, так что Сэхун не увидел игру бровей, но догадался, что она была. ― Ну и что ты сделаешь? Как вообще сможешь мне помешать получить тебя? Он вздохнул и грустно спросил: ― Будет больно? Вероятно, Чонин меньше всего ожидал услышать нечто подобное, потому что громко фыркнул и тихо засмеялся. ― Что? ― Ничего. Это всё, что тебя сейчас беспокоит? ― Ну... ― Сэхун упёрся ладонями в грудь, где соблазнительно блестели прозрачные капли на смуглой коже. ― Ты вроде симпатичный, даже в девушку при сильном желании переодеть можно. А ещё ты вроде как мне помогаешь, правда, я уже и не рад, что сюда поехал, но... Я слегка... то есть... немного под градусом, а это раскрепощает. Наверное. Ну вот, то есть... ― Ты забыл о самом главном, ― закусив губу, подсказал Чонин и посмотрел куда-то в сторону ― он явно старался сдержать улыбку. ― О чём это я забыл? ― Гм... о том, что у тебя стоит, вообще-то. Сэхун пошире раскрыл глаза. ― Вот чёрт... ― Предательсткий удар оттуда, откуда не ждали. Он изо всех сил думал о неприятных вещах, но это не помогало, наводя на несколько пугающие предположения. Раньше Сэхун считал себя однолюбом, нечувствительным и нечувственным, холодным и довольно безразличным к девушкам. И полагал, что просто ему рано, или он не встретил нужного человека. Порно он смотрел, но в большинстве случаев находил его забавным, а возбуждение испытывал, когда смотрел на тройнички. И прямо сейчас, когда смотрел на Чонина в остатках мокрой одежды. А ещё Сэхуну не было страшно. Ни капельки. Чонин вызывал лёгкие опасения своим жгучим взглядом, но эти опасения не имели ничего общего со страхом или отвращением. Сэхун терпеливо разбирался в собственных чувствах, пока не осознал: он опасался, что разочарует Чонина, окажется «меньше» возложенных на него ожиданий, не оправдает их... Он опасался, что не понравится Чонину. Это убивало. В конце концов, Сэхун имел полное право на некоторое волнение, ведь он... это был первый раз. С одной стороны, первому разу полагалось быть запоминающимся и грандиозным, с другой стороны, на практике всегда случались накладки, приводившие к провалу. Чёрт возьми. Потому что Сэхун всё-таки надеялся на первый раз с девушкой. Особенно ― в свете детских воспоминаний и попыток примерить мамину одежду. ― Больно не будет, ― пообещал Чонин, притянув его к себе и вновь поцеловав. Ласкал губы ― мягко, нежно, уверенно, жёстко и опасно, чтобы опять вернуться к нежно и мягко. ― У нас целая ночь впереди. Времени достаточно, чтобы сделать всё так, как надо. ― А потом? Этого будет достаточно, чтобы расплатиться? ― Мне нравится твоё спокойствие. Да. ― А наручники? ― Побудут на тебе. ― Даже если я дам слово, что не буду сопротивляться? Чонин помотал головой и тронул пальцами вентиль. Вода из тёплой стала прохладной, заставив Сэхуна зашипеть. ― Холодно же... ― У меня горячая кровь ― мне всегда жарко. Я тебя согрею. ― А если мне не понравится? А если... ― Давай ты будешь паниковать после, а не до? *** Сэхун почти весь день наслаждался обществом яркой «Ли Арым», защищавшей его от долгих бесед с одноклассниками. Наслаждался исключительно потому, что большую часть времени сидел в удобном мягком кресле и пил кофе с пирожными. Чонин неторопливо потягивал молочный коктейль и время от времени бросал на Сэхуна внимательные взгляды из-под густых ресниц. Сэхун гадал, накладные ресницы или родные. ― Мне не нравятся чёртики в твоих глазах, ― едва слышно заявил он, чуть подавшись вперёд и невольно поморщившись. ― Они тебе мерещатся. Плод твоего воображения ― и только. Сэхун не нашёлся с ответом и промолчал, откинулся на спинку кресла и уставился на Чонина в упор. Того столь пристальное внимание не смущало ― он продолжал пить коктейль и периодически растягивать в нахальной улыбке яркие от алой помады губы. Полные и твёрдые губы, что ночью оставили на светлой коже Сэхуна сотню следов. Приятные на вкус и на ощупь губы ― это Сэхун отрицать не мог. Ему одних поцелуев Чонина хватило накануне, чтобы ощутить присутствие Чонина предельно реалистично ― достаточно, чтобы тело с трудом ему подчинялось и реагировало на Чонина вопреки его воле. Сэхун помрачнел, заметив неумолимо приближающуюся группу одноклассников, явно горевших желанием расспросить его с пристрастием о жизни и достижениях. Хвастать было нечем, разве только Чонином, да и то ― относительно. ― Вот чёрт же... ― Хм... ― Чонин улыбнулся хищно и пугающе. Сэхун и пикнуть не успел, как его поймали за галстук и уверенно подтянули ближе, как на аркане. Через три секунды Чонин занял его поцелуем, глубоким и влажным, казавшимся непрерывным, хотя этот поцелуй, на самом-то деле, состоял из множества поцелуев коротких. Сэхун слегка приоткрыл один глаз, чтобы убедиться ― группа топчется рядом, но не осмеливается помешать им с Чонином, и они продолжали целоваться с упоением, делая вид, что забыли напрочь об окружающей обстановке. Группа одноклассников продержалась не дольше десяти минут, после чего благополучно свалила, так и не добившись внимания Сэхуна. Внимание Сэхуна принадлежало всецело «Ли Арым», чем «эта самая Ли Арым» был весьма доволен. ― За это мне тоже придётся расплачиваться? ― задыхаясь после поцелуя, спросил Сэхун, едва обрёл способность говорить. ― О нет, ты уже за всё расплатился. Сэхун с трудом удержался от горькой улыбки. Уж конечно, расплатился. Какой бред... Чонин нянчился с ним всю ночь, выполнял все прихоти и тщательно готовил. Лишь под самое утро они перешли непосредственно к полноценному сексу. Чонин не соврал ― больно не было. Неудивительно, если подсчитать, сколько времени и сил Чонин угробил на подготовку. Неважно. Куда больше Сэхуна беспокоила собственная сущность, спокойно дремавшая в нём все эти годы. Что-то в этом, наверное, есть. В том, как в детстве он таскал мамину косметику и пытался красить лицо. Любопытно вот даже, многое бы изменилось, если бы его в те годы поймали? Или не изменилось бы ничего? ― Мне в самом деле нравятся миниатюрные блондинки, ― пробормотал он без тени логики и каких-либо причин. ― А мне ― брюнетки и рыжие. Тоже миниатюрные, ― весело отозвался Чонин и эротично закинул ногу на ногу. Сэхун залюбовался и спохватился только через пару минут. Рухнул на пол на колени, ухватился руками за подол платья Чонина и резко дёрнул вниз, чтобы прикрыть «пушистые» голени и лодыжки. ― Ты поосторожнее, что ли. Или носи плотные чёрные чулки, ― прошипел он, кое-как забравшись обратно в кресло. ― От них ноги чешутся, ― легкомысленно пожал плечами Чонин. ― Не от них, а от этого твоего «меха». ― Помнится, ночью от этого самого «меха» ты был в полном восторге. ― Тебе показалось, ― буркнул Сэхун, немного покраснев. ― Тем более, я был в наручниках и ничего не мог сделать. ― Угу, ― кивнул Чонин с наигранно-понимающим видом, ― у тебя просто не осталось выбора. ― Именно. ― Сэхун отвернулся и сердито закусил губу. Плохо верилось, что это всё сейчас происходило не с кем-то иным, а с ним ― с человеком, с которым никогда и ничего не происходило. Его жизнь шла строго по расписанию с момента его рождения и до той самой субботы, когда он встретил боевую «смуглянку» с первым разрядом по метанию туфель. Потом ― всё пошло наперекосяк. Даже первый сексуальный опыт получился у Сэхуна не таким, как у всех нормальных людей. Он вздрогнул от неожиданности, когда Чонин вдруг прикоснулся к его левому запястью, поправил манжету и чуть потянул, чтобы спрятать след, оставшийся от браслета наручников. Наверное, ему показалось, что Чонин кончиками пальцев погладил багровые и синие следы. Слишком быстро, так быстро, словно Чонин просто скользнул по коже пальцами. Да, скорее всего, именно так и было ― просто на миг показалось, что погладил. Или ему хотелось, чтобы Чонин погладил, и он позволил себе... Сэхун поспешно облизнул губы и бросил короткий испытывающий взгляд на Чонина. Спокойное лицо, безупречный грим, нахально-дежурная улыбка в сиянии алой помады и опасный блеск из-под ресниц. Как клоун, прячущий под маской намного больше, чем всем кажется. Сэхун чётко и ясно осознал одно-единственное желание, что не давало ему покоя с той самой субботы. Он хотел увидеть настоящего Чонина. Того Чонина, которого в своей реальности прежде видел лишь мельком. Без маски. *** После памятного уик-энда прошёл месяц. Ровно тридцать дней, где потерялись четыре ночи с миниатюрными блондинками, две пьяные потасовки в клубах, которые Сэхун не помнил, а лишь прочувствовал последствия, три свидания вслепую ― два из них с парнями, попытки сломать здравый смысл и грёзы о смуглой коже, сладком молочном шоколаде и яркой улыбке на соблазнительных губах. На работе Кёнсу и Крис вели «холодную войну» и принципиально друг с другом не разговаривали. Сэхун с безразличным спокойствием играл роль почтового голубя. Удивился он всего раз: увидел Кёнсу в лёгком полушубке из линялого чебурашки, что-то ляпнул по поводу, а потом началась «холодная война» Кёнсу и Криса. Кёнсу больше не приходил на работу в том полушубке, зато Крис каждый день спрашивал адреса магазинов, где продавали меховую одежду. Номер домашнего телефона Чонина Сэхун выучил к концу первой недели, но позвонить осмелился лишь ещё одну неделю спустя. Через пять дней после череды звонков в пустоту узнал у консьержа, что Чонин уехал. Не съехал, а просто уехал, на время, что давало надежду. На что-нибудь. Например, на то, что всё это лишь кратковременное помешательство, и оно пройдёт. Должно пройти. Во всяком случае, Чонин вернётся, когда Сэхун восстановит душевное равновесие. И ни о чём не узнает. Не узнает о бесконечных звонках, о тех глупостях, что Сэхун вдохновённо нёс в трубку, надиктовывая на автоответчик, не узнает о наивных и нелепых рассуждениях и беспомощных вопросах, о просьбах что-то посоветовать и научить с этим бороться. Потому что это неправильно. Это не может быть правильным. Сэхун забыл о мелочах и деталях их встречи, но он помнил бесконечно длинную ночь. Он помнил, каким внимательным был Чонин, он помнил нежность и помнил удовольствие. Но дело даже не в этом, потому что лучше всего он запомнил тепло, запах и объятия. Он улыбался от тонкого, почти неуловимого привкуса счастья, когда спал в кольце горячих рук, согретый глубоким дыханием и окутанный знойным ароматом Чонина. Подобного чувства он не испытывал ни до этого, ни после. И он не помнил, чтобы был кому-то ещё так сильно нужен. Тридцать первый день выпал на среду, поэтому пришлось встать пораньше и отправиться на учёбу ― всего одна лекция перед работой. Сэхун проснулся вовремя по будильнику, неторопливо собрался, надел куртку, прихватил рюкзак и, понурившись, выбрался в фойе. Безразлично ткнул пальцем в кнопку и принялся глазеть на панель с мигающими лампочками. Лифт остановился, створки разошлись в стороны, и Сэхун нога за ногу зашёл в кабину, привалился плечом к стене в углу и вздохнул, после чего ткнул в кнопку с единицей. В последний миг меж сходящимися створками кто-то протиснулся, но Сэхуну было лень поднимать голову, и он просто разглядывал тяжёлые чёрные ботинки на рифлёной подошве. Наверное, военные. Или просто в стиле «милитари», хотя точно тяжёлые по-настоящему. На левом шнурок завязали небрежно, узел почти расползся. Сэхуну нестерпимо хотелось либо самому завязать шнурок подобающим образом, либо подсказать владельцу ботинка и шнурка, что сделать это лучше сейчас. ― Извините, ваш шнурок... ― Что с ним? От этого низкого глубокого голоса у Сэхуна дыхание перехватило. До боли. Даже появилась резь в глазах. И стало страшно. В тот проклятый уик-энд он мечтал увидеть Чонина таким, каким тот всегда был в реальности, потом мучился ровно тридцать дней, чтобы сегодня... увидеть? Или это у него уже галлюцинации? Всё равно, потому что это всё так же неправильно, ведь да? Он ошарашенно смотрел, как высокий смуглый парень опустился на колено и затянул шнурок на левом ботинке. Смотрел на плечи, облитые блестящей от множества заклёпок кожей куртки, на чуть потёртые на коленях джинсы, на сильные ладони и проворные пальцы, возившиеся со шнурком, на немного склонённую голову с густыми тёмными волосами, на длинную чёлку, спадавшую до самых глаз, на такую знакомую ямочку на упрямом подбородке. Сэхуну хотелось многое сказать, но он не мог. Застыл на месте, оглушённый коктейлем из ужаса, недоверия, зыбкого счастья, иррациональной радости и из чего-то ещё, в чём пока не удавалось разобраться. Чонин выпрямился и улыбнулся точно так же, как в те два коротких дня и одну длинную ночь. Сердце Сэхуна пропустило удар. Но беда не приходит одна, так что заодно он разучился дышать. «Боевая смуглянка» и Чонин настоящий отличались, как небо и земля. И, наверное, это даже лучше, что сначала Сэхун увидел «боевую смуглянку» ― морально подготовился. Немножко. А затем вернулся ужас, заставив Сэхуна похолодеть с головы до ног. Автоответчик! Гори он в аду синим пламенем! Чтоб его разорвало! ― Ты только приехал?.. ― в панике быстро спросил Сэхун, дабы выяснить, было ли у Чонина время на прослушивание сообщений, и тут же осёкся, сообразив куда позже, чем следовало, что этим самым вопросом он выдал собственную осведомлённость о делах Чонина. Грандиозный провал по всем фронтам... ― Вернулся ночью, но сразу вырубился. Только не говори, что ждёшь меня в гости. Сэхун уставился на мыски собственных ботинок и вздохнул. Он не знал, что ответить. Сказать правду, что очень ждёт? Или соврать и сказать, что Чонину не рады будут всегда и везде? Лифт остановился, и Сэхун с минуту пялился в спину уходившему Чонину. Вот ведь... Сэхун поплёлся на учёбу, отмучился на лекции и добрался до офиса вовремя. Заодно заглянул в отдел контроля качества и помахал хмурому Кёнсу. Тот жестом подозвал его. ― Что думаешь? ― И Кёнсу развернул монитор, чтобы показать Сэхуну меховые полушубки. ― Опять линялые чебурашки и бритые кролики? ― без особо интереса уточнил Сэхун. ― Ты, правда, хочешь носить такое? Кёнсу смерил его убийственным взглядом, заставив поперхнуться собственными словами и закашляться. ― У тебя вкус хороший. Просто скажи, что из этого тебе нравится. На мне. Сэхун обречённо вздохнул, поводил курсором по страничке и выделил тёплую куртку из замши с песцовым воротом. ― Уверен? ― Хён, замша всегда выглядит дорого и шикарно. Уверен. Кёнсу задумался, потом важно кивнул. ― Спасибо. Едва Сэхун вознамерился сделать ноги, как оказался пойман за шиворот. Под нос ему Кёнсу сунул папку. ― Задание на неделю. ― И он улыбнулся так, что черти в аду от зависти бы полопались. Пришлось взять папку и убраться в свой закуток, прихватив по пути кофе из автомата. Хотя бы в родном закутке Сэхун мог предаваться отчаянию и выстраивать планы по изъятию из квартиры Чонина автоответчика. Недолго музыка играла... Над перегородкой возникла слегка лохматая голова шефа. Крис Ву казался невыспавшимся и злым одновременно. И смотрел на весь белый свет с такой отчаянной решимостью, будто решил вдруг вернуться в родную Канаду навеки. ― Что ты думаешь о песцах и замше? ― влепил ему в лоб вопросом Крис. Сэхун машинально раскрыл рот, дабы поинтересоваться, почему это шубки из линялых чебурашек впали в немилость, но тут его осенило. ― Песцы и замша ― это по-королевски. ― Горностай ― вот это по-королевски, а песцы... ― Это по-русски. Русские в мехах лучше всех разбираются. И у них императоры ходили в песцах. А императоры ― это намного круче, чем короли. ― Сэхун выдал всё это, не моргнув глазом и на одном дыхании. ― Опять жене шубку покупаешь? Крис поглядел на него с затравленным видом и убрёл к себе в кабинет. Наверное, всё-таки закажет ту самую тёплую куртку из замши и с песцовым воротом, которую выбрал Сэхун для Кёнсу. Да уж, вот почему у Криса и Кёнсу такие странные отношения всегда были. То есть, не потому что шубки из чебурашек, а потому что тайная связь. И, кажется, им вполне нормально. Опять же, если не считать чебурашек и изделий из них. Ну и вообще, Сэхун ничего не знал наверняка, так что, может, никакой связи и нет у них. У Криса и Кёнсу. Просто им куртки одинаковые нравятся. На Кёнсу. Что ж делать с автоответчиком? Попросить Кёнсу прикинуться телефонистом и проникнуть в квартиру Чонина, чтобы сломать телефон? Или лучше подкатить к Крису с такой же просьбой? Или самому замаскироваться и проникнуть лично? ― Ты чего не работаешь? ― Над перегородкой вновь появилась голова Криса. ― Думаю. ― О чём? ― Об автоответчике. Как можно его сломать так, чтобы владелец не смог послушать сообщения? ― Зачем ломать? Достаточно вынуть кассету и спрятать или просто стереть сообщения. ― Идиотизм, ― безапелляционно сообщил обоим появившийся с другой стороны Кёнсу. ― Зачем так напрягаться, если можно просто надиктовать столько новых сообщений, чтобы плёнка закончилась. Тогда аппарат сам сотрёт старые записи и будет записывать с самого начала. В воцарившейся тишине Крис и Сэхун молча пялились на Кёнсу, после чего синхронно выдали: «Гениально!» ― А какой объём записи у автоответчика? ― через пару минут задал вопрос по существу Крис. ― Откуда мне знать? ― Сэхун, хоть убей, не помнил, что за телефон стоял в квартире Чонина. Поиски в сети снабдили их полезным знанием: «Объём записи автоответчиков ― от одной минуты до ста минут». ― Короче, если ты позвонишь и проболтаешь два часа, этого должно хватить, ― рубанув рукой воздух, подытожил Кёнсу. ― Но что мне говорить целых два часа? ― возмутился Сэхун. ― Что угодно. Хоть музыку там ставь или громко фильм смотри. Или анекдоты рассказывай. Тебе ведь важно стереть то, что там уже есть, а для этого любые средства хороши. ― Крис снял трубку с телефона и торжественно вручил её Сэхуну. Сэхун машинально настучал номер домашнего телефона Чонина, посчитал гудки, послушал сообщение автоответчика и, попыхтев немного, заговорил: ― Привет, это я, Сэхун. Ты не думай, я звоню не потому, что... не потому... То есть, это совершенно неважный звонок, тебе даже не нужно слушать сообщение, потому что вряд ли я скажу что-то осмысленное, то есть... ― Не мучайся, я уже прослушал сообщения, ― совершенно неожиданно в паузу вклинился низкий голос, легко заставивший Сэхуна забыть о том, что людям нужен воздух. ― Как... Как прослушал? К-когда? Зачем? ― Затем, что автоответчик для того и нужен, разве нет? Правда, я не ожидал, что он весь будет забит одним тобой. Честно говоря, сохранились только два последних звонка. Но мне приятно, что ты так часто вспоминал обо мне. Сэхун старательно зажимал себе рот ладонью. Не помогло. Он выдал одно нехорошее слово и одно ― сомнительное, после чего бросил трубку. Прямо сейчас он ровным счётом ничего не понимал, зато знал наверняка, что телефон и Чонин ― это убийственное комбо лично для него, опасный приём «смерть с одного удара», как в любимом файтинге*. И Чонин прекрасно владел этим приёмом. Сэхун тоскливо вздохнул, придвинул клавиатуру поближе, запустил игру и выбрал самого несуразного персонажа. Получил в противники Венома. ― Такой же шоколадный, как ― не будем показывать пальцем ― некоторые... Веном отлично раскатал его в первом же раунде и тем самым пресловутым приёмом «смерть с одного удара». Сэхун грустно смотрел на надпись «Конец игры» и лениво размышлял. Он не помнил, что именно наговорил на автоответчик Чонина за два последних звонка. И он понятия не имел, что Чонин думал о сложившейся ситуации. С одной стороны, Чонин хотел получить его, ну и получил. С другой стороны, Чонин не пытался как-то развить их отношения. Но он мог просто решить, что Сэхуну это не надо. Ведь мог же? Он даже знал, что первый у Сэхуна. Что, если... А если «помешательство» не пройдёт никогда? И вдруг Чонин это знает? И просто ждёт, когда Сэхун с этим смирится? Хотя нет. Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Сэхун с трудом досидел до конца рабочего дня, ничего толком не сделал, задерживаться не стал чуть ли не впервые в жизни, собрался и отправился домой. Умудрился дважды ошибиться маршрутом, заблудиться в парке, который знал, как свои пять пальцев, едва не застрял в лифте и остановился перед дверью собственной квартиры. Сэхун нашарил ключ в кармане, поднёс к замочной скважине и замер, осторожно обернулся через минуту и осмотрел дверь Чонина. Дома или нет? Он торопливо отпер квартиру, закинул внутрь рюкзак, закрыл и на цыпочках подкрался к двери напротив, настороженно прислушался. Тихо. Неужели ушёл или спит? Если Чонин вернулся ночью, то вполне мог не выспаться, ведь уходил он так же рано, как и Сэхун. Дверь внезапно распахнулась, и Сэхун едва не влетел в квартиру Чонина носом вперёд. Хорошо ещё, что на пути оказался сам Чонин, и Сэхун с удовольствием в него врезался. ― Чего топчешься под дверью? ― Ты мысли читаешь, что ли? Откуда тебе знать, топчусь я под дверью или нет. И вообще, может, это и не я был? ― Кому ещё может приспичить торчать у меня под дверью? Сэхун лихорадочно пытался придумать достойный ответ. Пока пытался, решил немного отстраниться и посмотреть на Чонина. Ну и сам дурак, чего уж там. Дверь они захлопнули с грохотом ― спиной Сэхуна, потом оказались на полу. Сэхун запутался руками в собственной куртке, и Чонин немедленно воспользовался этим, чтобы облапать его везде, а затем с пола поднять и отволочь в комнату. До комнаты не дошли ― Сэхун выпутался из куртки раньше и ухватился за Чонина. Ладонями и пальцами ― по горячему и смуглому, гибкому и быстрому. Жадные губы, перепутанное дыхание, красноречивые взгляды, полные огня... Крепкие ладони на бёдрах, резкий рывок ― и Сэхун удобно уселся на узком выступе. Рядом спал старый домашний телефон. К чёрту куртку, рубашку, брюки, всё остальное. Если бы он мог, сам выпрыгнул бы из этих тряпок в один миг, но он не мог, и их пришлось сдирать общими усилиями. Потом он яростно стягивал с Чонина футболку. О брюках забыл, дорвавшись до смуглой кожи руками и губами. Жар, соль и жгучая острота ― Чонин пах сразу ими всеми. Даже на вкус Сэхун различал эти три оттенка. Чонин прикасался пальцами к его щекам и скулам, настойчиво удерживал и пытался поймать взгляд. ― Ш-ш-ш, не так быстро... Сэхун слушал этот низкий голос с бархатной хрипотцой, но не слышал слов. На слова ему было наплевать. Помешательство? Именно. Чонин остался его помешательством. Оно не прошло и проходить не собиралось, жгло его изнутри и переплавляло, только он не знал, во что. В голую страсть? Или в чистую боль? Или всё же в безумие? Однажды кто-то сказал: чтобы победить искушение, надо ему поддаться. Если взглянуть на всё, что случилось месяц назад... Сэхун поддался искушению, но что-то совершенно не ощущал вкуса победы. Он уверенно запустил пальцы в густые пряди на затылке Чонина, привлекая того всё ближе и ближе. И сам горел сильнее, ощущая в волосах собственных пальцы Чонина. Они как будто всерьёз вознамерились украсть дыхание друг у друга. Когда между телами двух людей почти не остаётся свободного пространства, всё вдруг перестаёт иметь значение. Всё, кроме одного. В такой миг безумно хочется обрести дар телепатии и прочесть чужие мысли, чтобы не только чувствовать, но и знать наверняка. Чтобы добиться полного совмещения двух половин разломанной кем-то и когда-то гравюры. Чонин попытался немного отстраниться, но Сэхун не позволил, обхватив сразу и ногами, и руками, чтобы плотнее прижать к себе. ― Перестань... ― глухо пробормотал Чонин. Фразу задушил поцелуй. ― Сэхун... ― Это... логичное продолжение... разве нет? Чонин всё же поймал его руки, стиснул пальцами запястья до боли и отодвинулся. Смотрел одновременно и сердито, и виновато, и жадно. А он не понимал, почему? Чонин отпустил его левое запястье, прикоснулся к виску, отвёл прилипшую прядь в сторону и тронул губами влажную от пота кожу. Медленно, томно и неожиданно нежно. ― Чонин?.. ― Голос не слушался, горло будто невидимые пальцы сдавливали, а глаза предательски пощипывало. Неужели... Неужели всё закончится именно так, как Сэхун напредставлял себе в худших из своих фантазий? Чонин задумчиво разглядывал его шею, затем провёл пальцами по коже раз, другой, наклонил голову и повторил проделанный пальцами путь губами и языком ― от ямочки меж ключиц до подбородка, от подбородка до уголка рта, от уголка рта до опущенного века и обратно ― за полноценным поцелуем. Сэхун мог только хрипло дышать и перебирать пальцами жёсткие волосы под ладонями. Так нежно и так красиво ― его словно наряжали в любовь, а он задыхался и хотел ещё. Хотел больше. Так много, сколько нельзя вынести. Страшно, да, но он всё равно хотел. ― Не сегодня. Тебе будет больно. Сэхун услышал сразу, но вот осознал намного позднее. ― Это неважно... ― Для кого? Я хочу тебя, но это не значит, что меня удовлетворит только страсть и только один раз. Я хочу тебя гораздо сильнее... Сэхун поймал солнечную улыбку Чонина поцелуем, крепче обхватил его и после помотал головой. ― Я смотрю на это проще. ― Уж конечно. ― Чонин уверенно наклонил голову, задев волосами кожу на груди Сэхуна, а потом обхватил губами потемневший сосок. Несколько тихих грудных стонов удовлетворили его, и он позволил Сэхуну перевести дух. ― Смотри как угодно, но ты не готов. Не сегодня и не сейчас. Сделаем по-моему? ― Это... как? Пальцем Чонин провёл по его верхней губе, нижней, загадочно улыбнулся и опять принялся ласкать шею и грудь, смело спускаясь всё ниже. Сэхун охнул и едва не свалился с выступа, когда тёмные волосы Чонина скользнули по коже на его животе, а горячие губы потревожили чувствительную кожу на внутренней стороне бедра, сместились немного, позволив и пальцам присоединиться к увлекательной игре. С громким всхлипом Сэхун бросил ладонь к лицу и вцепился в неё зубами, чтобы все слова, что могли вырваться наружу, остались внутри. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, слишком... Слишком. Наслаждение мешалось с чувством облегчения и благодарностью. Что бы Сэхун ни говорил, ему было страшно. Немного. Он не сомневался, что Чонин позаботится о нём, как в ту долгую ночь, но опасался, что накопившийся огонь всё же обожжёт. Пусть немного, но обожжёт, а Сэхун боялся боли. Раньше он так не считал, но последние тридцать один день заставили его пересмотреть многое, если не всё. И заставили вспомнить многое из того, что он когда-то так старался забыть. Запрокинув голову и всё же застонав, Сэхун опустил руки на края выступа и с силой сжал их. Он отчётливо ощущал в себе длинные узловатые пальцы Чонина, и не менее отчётливо отмечал прикосновения горячих губ и быстрого языка. Так мало надо, чтобы заставить всё его тело зазвенеть от напряжения. И так много. Имя Чонина не прозвучало только потому, что стабильно терялось в стонах и судорожных вдохах или выдохах. Пылкие поцелуи ― россыпью от лодыжек до бёдер, два пальца настойчиво гладили и массировали стенки внутри, вынуждая Сэхуна шире разводить ноги и подаваться всем телом навстречу, чтобы глубже, сильнее, ярче, чтобы наяву... Жёсткие и теперь уже резкие движения ладони по всей длине ― от основания члена и почти до губ Чонина, дразнящих тонкую кожу горячим дыханием или мимолётным касанием кончика языка. Бурный оргазм с крупной дрожью и сведёнными мышцами, а после одно лишь здравое желание ― обмякнуть без сил и не двигаться. И ещё одно желание ― бессмысленное и глупое ― прижаться к Чонину, чтобы окунуться в то особенное тепло, как тогда. Хотя бы на одну минуту. На полминуты. На пять секунд. Выпрямившийся Чонин ― слишком близко, и он слишком охотно обнял Сэхуна, завернув в своё тепло, как в пушистое одеяло. Бессвязный шёпот терялся между ними, как и неуверенные робкие прикосновения белых пальцев Сэхуна к смуглому лицу. Собственный вкус на губах, скрашенный остротой и зноем Чонина. Капельки пота на висках и на шее, под кожей на подбородке и над верхней губой загустевшая за день синева. Если провести пальцем, приятно-шершаво на ощупь. У Сэхуна так не бывало ― пока что. Его светлая кожа гораздо более гладкая и ровная, а у Чонина на правой стороне лица россыпь мелких шрамиков. На глаз не всегда заметно, зато на ощупь... Но Сэхуну нравилось и это в Чонине. Ему вообще всё нравилось. Однажды он найдёт что-нибудь эдакое в Чонине, что будет его раздражать и бесить. Однажды ― непременно, но не прямо сейчас. Прямо сейчас Чонин был идеальным и утолял ту боль, что терзала и сводила Сэхуна с ума тридцать один день. Тёмные глаза с неназываемыми тенями в глубине, пушистые ресницы, жадные губы. Чонину было мало, но каждое новое его движение или прикосновение оставались нежными и мягкими, словно он боялся оставить следы на светлой коже Сэхуна, боялся испачкать. Кончиками смуглых пальцев от развёрнутого запястья, где отчётливо видны голубые линии под матовой кожей, вверх и к локтю, чарующее медлительностью поглаживание на сгибе с внутренней стороны, и снова вверх ― по плечу, над ключицей, по шее ― до чувствительной мочки уха. Пальцами опять, а после ― губами и языком. Чуть влаги, немного тепла и слабого намёка на боль от игривого прикусывания. Сэхуну почти не дали времени, чтобы отдышаться и привести в норму сердце ― оно колотилось в груди, напрочь позабыв, что такое ритм и зачем он нужен. Чонин трогал его везде, трогал совершенно по-особенному, как никто и никогда, изучал на ощупь, будто слепой. И немного пугал блеском в глазах ― с каждой секундой эти глаза сверкали всё ярче, как у волка. Потом Чонин провёл губами по тонкой коже под левой ключицей и прижался лбом к плечу Сэхуна. Его заметно трясло, и он будто с необъяснимым отчаянием цеплялся руками за Сэхуна, стискивал в объятиях. ― Тише... ― невольно прошептал Сэхун, коснулся ладонями твёрдых и горячих скул, погладил и прижал голову Чонина к своей груди, медленно перебирая пальцами влажные от пота тёмные волосы. ― Если... отпущу тебя, ты... уйдёшь ведь? Сэхун притянул Чонина к себе и сильнее прижал его голову к своей груди, помолчал, потом пробормотал, всё ещё задыхаясь: ― Не знаю. Правда, не знаю. Вряд ли нужно было вспоминать, как они познакомились, во что это вылилось и к чему в итоге привело. Так нелепо и смешно, что впору комедийную манхву рисовать. В жанре «бойз-лов». К тому же, Чонин сам честно сказал, что хотел получить Сэхуна с самого начала. ― Но если говорить о «прямо сейчас», то я хотел бы... остаться. Если можно, до утра, ― едва слышно выдохнул Чонину на ухо Сэхун. ― Мне... Он порадовался, что при нынешнем освещении лёгкий румянец смущения на его лице не слишком-то заметен, и ещё тише договорил: ― Мне нравятся долгие ночи и... ― он закусил губу, собрался с духом, чтобы продолжить кое-чем совершенно неприличным с его точки зрения: ― мне нравятся твои пальцы. ― Только пальцы? ― ехидно уточнил Чонин и потёрся сухими губами о такие же ― пересохшие от желания ― губы Сэхуна. ― Не только, но начать я предпочёл бы с них. Спешить ведь нам некуда? ― Некуда... ― И ты всё ещё меня хочешь. ― Предлагаешь помочь мне любым посильным способом? ― Я как раз думал об этом, ― признался Сэхун. ― Только для начала стоило бы помыть тебе рот. С мыло... Он не договорил, не смог. Твёрдые губы, быстрый язык, соль и острота с привкусом зноя. Сильные пальцы медленно, но неумолимо впивались в его бёдра, тянули навстречу гибкому и хищно-проворному телу, заставляя оценить чужое возбуждение. ― Ты можешь попробовать. Помыть. С мылом. Но за результат я не поручусь. ― Не буду, мне лень. Чонин... ― Ым? Сэхун запрокинул голову и прикрыл глаза, вслушавшись в короткий вопросительный звук, потом попросил, немного попривыкнув к частым поцелуям: ― Пусть это будет точно так же, как тогда, хорошо? До самого рассвета. Губы Чонина замерли у его подбородка, затем пальцы скользнули вниз ― к ключицам, медленно поднялись вверх ― к подбородку опять, и Чонин запечатлел новый лёгкий поцелуй на его светлой коже. ― Хорошо... Тогда просто закрой глаза и доверься мне. Потому что утро проснётся раньше, чем ты думаешь. Carlos Santana feat. Mana ― Corazon espinado Сердце пробито (мой перевод) Тебе так просто меня убить ― Через сердце пулей навылет пройти, Пытаюсь исцелиться и забыть, Но душу режет болью, как ножом. Моё сердце пробито насквозь ― Ране уж и вовсе не зажить. Ну-ка, любовь моя, солги мне, скажи, Что эта боль когда-нибудь пройдёт... А-а-а, сердце пробито насквозь, (Так больно, очень больно мне, мама!) А-а-а, невыносимая боль ― тебя любить. Так больно, как же больно, очень больно, Когда мы у любви и сердца в плену. Только невозможно забыть того, к кому Пришлось с болью пополам любовь делить. А-а-а, сердце пробито насквозь, (Так больно, очень больно мне, мама!) А-а-а, невыносимая боль ― тебя любить. А-а-а, сердце пробито насквозь, А-а-а, невыносимая боль ― тебя любить. Забыть и не помнить ― больно, Сердце кровью истекает ― больно, Жить снова и знать, любовь моя, Что ты не со мной, ― больно. Сердце пробито... Сердце ранено... Сердце исколото... Сердце болит... Сердце пробито... Сердце ранено... Сердце исколото... Сердце болит... * espinar имеет довольно много значений и смысловых оттенков от ранить или уязвить до нанести сквозную рану или исколоть шипами.