good night, sweet B.I.

На самом деле, Ким Ханбин – очень терпеливый человек. Серьезно, сложно не быть терпеливым, если ты в YG, если ты трейни в YG и если ты лидер почти сформированной новой группы YG, участвующий уже во втором шоу на выживание. Но даже такому терпеливому человеку, как Ким Ханбин, очень дороги кое-как вписанные в расписание часы заслуженного отдыха. Именно поэтому в один из поздних вечеров, когда они все ночуют в общежитии, а не в репетиционных залах, усталый Ханбин взбивает подушку и накрывается одеялом, предвкушая лишний час сна. Бобби и Джинхван уже спят – в тишине отчетливо слышно их размеренное дыхание – и Ханбин зевает, закрывая глаза. Сон забирает его в свои сети практически моментально, как вдруг Бобби громко и отчетливо произносит: – Хочу гамбургер. Эта единственная фраза моментально возвращает Ханбина обратно в реальность, и он вглядывается некоторое время в темноту, прислушиваясь. Джинхван от шума начинает ворочаться, но вскоре затихает, и Ханбин уже готовится было заснуть вновь, как Бобби добавляет, не просыпаясь: – А еще картошку фри и большую колу. Остаток ночи он молчит, а сумевшему всё-таки задремать Ханбину снятся гамбургер и картошка фри. И большая кола. Впоследствии Ханбин понимает, что и не подозревал, насколько Бобби говорливый. Не то чтобы это было чем-то особенно раздражающим, но, о Господи, не во сне же! Бобби рассказывает во сне глупые анекдоты, ругается на английском, а однажды даже читает целый куплет из Come back home 2NE1-сонбэ. – Ким ты Дживон! – тогда орёт Ханбин в голос, не выдержав, и швыряет в Бобби подушкой. Тот моментально умолкает, даже не успев перейти к припеву, а потом начинает яростно отплевываться, потому что уголок попал ему точно в рот. – Ты придурок, что ли? – шепчет он не зло даже, а скорее удивленно, А вот Джинхвану от этой возни и их последующей ругани хоть бы что – спит себе спокойно и все. И нет, Ханбин ему не завидует. Ничуть. В принципе, Ханбин почти привыкает к этому всему и даже учится игнорировать вообще все внешние раздражители, кроме звонка будильника и целенаправленного тормошения за плечо. Круги под его глазами слегка блекнут, а жизнь даже налаживается (ну, насколько она может наладиться, пока идут съемки Mix & Match), пока не происходит это. В один из вечеров Бобби засыпает первым, пока Ханбин и Джинхван обсуждают прошедшие съемки. Умолкают они только полчаса спустя, а потом лениво разыгрывают в «камень-ножницы-бумага» почетную должность того, кто погасит свет в комнате. Проигравший Джинхван хлопает по кнопке выключателя, возвращается к своей кровати и ложится, закутываясь в одеяло. Впрочем, наступившая тишина держится недолго. – Ханбин, убери это полотенце, а? – внезапно говорит Бобби. Не успевший заснуть Ханбин давится воздухом от неожиданности и долго кашляет под старательно сдерживаемый хохот Джинхвана. Тот колотит кулаком по подушке и не может успокоиться, невзирая на угрозу во взгляде Ханбина. Тем более что с красными от смущения щеками действительно сложно выглядеть грозным. – Парни? – вклинивается в этот безмолвный обмен взглядами проснувшийся от смеха Джинхвана Бобби. – Вы охренели так шуметь, нам вставать скоро! Джинхван шумно выдыхает – ему откровенно весело, потом сгребает в ком одеяло и подушку и поднимается. – Разбирайтесь сами, – наставительно говорит он. – А я лучше в гостиной посплю, там спокойнее. И вообще, радуйтесь, что сегодня камеры снова не работают! Хлопает дверь, Бобби переводит взгляд с неё на переставшего наконец-то кашлять Ханбина и собирается уже что-то сказать, но тот его перебивает. – Что с тобой не так вообще? – Я опять говорил во сне? – Ты предложил мне убрать полотенце, – с каменным лицом отвечает Ханбин, чувствуя, что щеки так и не прекращают гореть. Бобби издает невразумительный звук и краснеет тоже, и Ханбин почему-то думает, что Джинхван наверняка будет подкалывать их ещё пару дней, не меньше. С силой растерев лицо руками, Ханбин поднимается и начинает зачем-то перестилать постель, старательно не глядя на Бобби. С тихим шорохом ложится на место простыня, грузно оседает взбитая подушка, Ханбин встряхивает одеяло и ложится вновь, накрываясь. Бобби все еще смотрит на него, несмотря на до сих пор алеющие от румянца скулы. – Что? – Ханбин, убери это полотенце – На мне нет полотенца, – говорит Ханбин, чувствуя, как разговор медленно сворачивает в ту неопределенную сторону, после которой жизнь никогда не становится прежней. – Это то, о чем я подумал, когда увидел тебя… ну, тогда. Видно, что Бобби откровенно неловко, но взгляда он не отводит. – Ты мне нравишься, Ханбин, – добавляет он затем и пожимает плечами. – Как-то так. – Ты несколько ночей мешал мне спать, – хмуро отвечает Ханбин и подгребает подушку поближе. – Рассказывал анекдоты, читал рэп и практически не затыкался. Даже сейчас я не могу заснуть потому, что ты, погоди-ка, признаешься мне в чем-то странном… – Я должен был однажды это сделать, – извиняющимся тоном говорит Бобби. – Почему не тогда, когда я высплюсь? Бобби тихо смеется. – Это лет через двадцать, что ли? – Нет, хотя бы завтра утром, – сонно отзывается Ханбин, закрывая глаза. – То есть, сама ситуация тебя не смущает? – не выдержав, спрашивает Бобби. – Я привык, – Ханбин зевает. – Да и…, – он делает паузу и длинно зевает вновь. – Ты мне тоже. – Что, так просто?! – Бобби приподнимается на локтях, недоверчиво глядя на него шальными глазами, но за это короткое мгновение Ханбин умудряется уснуть, и попытка разбудить его наверняка будет чревата последствиями. «Ты мне тоже» – вертится в голове одна короткая фраза, Бобби по-дурацки широко улыбается сам себе. Сонный Ханбин может сказать что угодно, и именно поэтому он просто обязан повторить свои слова утром. Утром – и еще много раз позже.