Despair.

— Я скучал. Сехун молча кивает и даже пытается выдавить из себя подобие улыбки, потому что ни черта он не скучал. И об этом знают оба. Только вот если первый всё же, кажется, пытается себя в этом убедить, то второй уже ни на что не надеется, и это, скорее всего, его самое правильное решение. Если честно, то Сехун не верит в любовь на расстоянии, как и в любовь, в принципе. И это тоже правильно. Потому что сколько бы он себя не пытался убедить в том, что ему всё по плечу, он справится и ещё много-много различных эпитетов, говорящих, что он не настолько жалок, как есть на самом деле, ему всё равно хреново. И все эти философские замашки в стиле "от разлуки любовь только крепчает" или "над нами одно небо, и это — главное" Сехуна совсем не прельщают. Кто-то скажет, что один день в месяц рядом с любимым человеком — это очень даже неплохо, и тогда Сехун пошлёт их далеко и надолго, потому что это отнюдь не круто. Тебя словно дразнят, ты только начинаешь привыкать к тому, что человека больше нет в твоей жизни, как он снова появляется. Ещё больше не круто, когда чувства остаются, но только у тебя одного. Каждый раз во взгляде напротив что-то тускнеет, и нет уже привычной теплоты, остаются лишь привычки. От этого хочется лезть на стену и поскорее вырвать клокочущее сердце, чтобы после выбросить в окно. Там, на проезжей части, его безжалостно размажут по асфальту, и, может, тогда станет чуточку легче. Чонин крепко держит ладонь Сехуна в своей, а потом и вовсе засовывает к себе в карман: серьёзно, так теплее. Он выдыхает холодный воздух, и ввысь поднимаются маленькие клубы пара, Чонин наблюдает за тем, как они растворяются в ночном воздухе. На широком полотне неба рассыпались звёзды, и иногда кажется, что они тебе подмигивают, а диск луны светит ярко, почти ослепляет. Это огромное светило кажется до боли одиноким, вокруг него миллионы серебристых крапинок, они составляют множество плеяд и созвездий, а луна — одна. И, с одной стороны, вроде ей не должно быть тоскливо, но каждый раз, глядя на неё, Сехун узнаёт в ней себя. Чонину неспокойно, но он всем видом показывает, что всё хорошо, да и лучше быть не может. А Сехун, напротив, опускает взгляд в пол и смотрит на носки своих новых тимберлендов. Ему тоже неспокойно, но скрыть этого он никак не может. Губы сжаты в тонкую полоску, а меж бровей пролегли две маленькие морщинки. Руки слегка подрагивают, но это точно не от холода. Чонин приехал рано утром и сразу же пришёл к Сехуну. Все их встречи начинаются с "я скучал", а после всё как по сценарию: долгие объятия, тягучие поцелуи и жаркий секс. Но в этот раз всё было по-другому. Нет, Чонин, конечно, сказал, что скучает, но при этом на его лице не было ни единой эмоции, кроме как усталости. Потом он обнял и обошёл Сехуна стороной, вот так просто, будто это не они не виделись два месяца, ну знаете, обстоятельства. А Сехун ждал его. С какой-то детской наивностью он ожидал приезда Чонина, как ребёнок ждёт маму с магазина, в надежде на вкусняшки. К сожалению, мама Чонин не привёз с собой ничего, кроме холода. Они заходят в шумное кафе и направляются к самому дальнему столику, где их уже ждёт их общий друг Чанёль. Дома они весь день не обмолвились и словом, так что в воздухе висело напряжение, поэтому решение принять предложение о встрече с Паком рассматривалось как единственно верное. Чанёль искренне рад видеть своего друга, с которым они очень давно не встречались. Он спрашивает его обо всём, начиная с банального "как дела?" и заканчивая "где ты сделал такую стрижку, мне нравится". Сехуна немного напрягает, что с Ёлем Чонин веселее и непринуждённее, нежели с ним. А Чонин делает вид, что не замечает прожигающего взгляда. — Чонин. Тихий голос прокрадывается под самую кожу и въедается внутрь, отчего Чонина передёргивает, но он упорно продолжает смотреть на Чанёля и притворяться, что слушает. Чанёль рассказывает что-то о пареньке по имени Бекхён, который его жуть как раздражает, хотя ясно видно, что скорее наоборот — не раздражает. И, возможно, это начало чего-то нового, главное, чтобы не такого, как у Чонина с Сехуном. — Чонин. Голос чуть громче. Пак прерывает свою пламенную речь и недоумённо смотрит на этих двоих. — Так что там дальше с этим парнем? Чанёль переводит взгляд с одного на другого и чувствует себя немного неловко и как минимум лишним. — Ээм... — Чонин. Сехун ждёт с полминуты, а после встаёт и идёт по направлению к выходу. Улица встречает его прохладой, которая мягко обволакивает тело. Сехун не любит холод, не любит потому, что становится холодно не только внутри, но и снаружи, и ты сам начинаешь походить больше на ледяную статую — красивую, но отчуждённую. От этого перманентного состояния оледенения не спасает ничего, кроме как растаять и растечься по шершавой поверхности широкой дороги, а после смыться таким же холодным дождём. Сехун вдыхает полной грудью, ощущая лёгкое покалывание, а потом просто идёт домой. Чонин его не слышит. От этого делается больно, но странно спокойно. Сехуна словно что-то отпустило. Отпустило то, что не оставляло целый день, месяц, год, каждую минуту, каждую секунду, всё то время, что он жил от встречи к встрече. Океаны тоски плещутся на дне его глаз, кажется, что солёная вода вот-вот начнёт стекать по розоватым от холода щекам. Внутри теперь пустота, и нет ничего, кроме моросящего одиночества. Позади слышатся быстрые шаги, а спустя мгновение Сехун чувствует тёплые руки, обнимающие поперёк талии, и дыхание у самой шеи. Чонин обнимает так, что кости вот-вот переломаются, и жмётся, словно Сехун — это последнее что у него осталось, а по правде говоря, так и есть. Со стороны может показаться, что Чонин хочет слиться с Сехуном воедино, оттого так отчаянно льнёт. Но... а вдруг так и есть? Откуда тем, кто со стороны, знать, что такое отчаяние. — И что будет дальше? Чонин молчит. Не знает. — Чонин. — Я люблю тебя. Сехун выдыхает слишком резко от неожиданности и начинает подрагивать. Нечестно. — Ты же знаешь, что мы так не сможем больше. — Се, ответь, ты любишь меня? Тишина, только люди, проходящие мимо, тихо перешёптываются между собой, глядя на них. Даже смешно. Им ведь нет дела до этой маленькой драмы, что разворачивается посреди улицы. Они могут только осудить, уверенные в том, что правы. В этом и заключается сущность большинства людей. Все они, с виду, как инсталляция идеального человека, а на деле — лишь ничтожный комок абстрактного мышления и непостоянства, граничащего с безумием. И, наверное, поэтому многие предпочитают оставаться инкогнито, чем нараспашку. Сехун молчит, не потому что не знает ответ, а наоборот, он знает и потому молчит. Он боится. — Се. — Я люблю тебя, безумно люблю тебя, и это меня мучает, — голос срывается на шёпот. — Хунни, потерпи немного, осталось совсем чуть-чуть, а потом ты уедешь со мной, и всё будет как прежде. Сехун чувствует, как то, что только недавно его отпустило, вновь прокрадывается и оседает внутри. Только сейчас Сехун понял, что кроме тоски его глодала ещё и безнадёжность. — Нужно будет извиниться перед Чанёлем. Если честно, то Сехун не верит в любовь на расстоянии, как и в любовь, в принципе. И это тоже правильно. Потому что сколько бы он себя не пытался убедить в том, что ему всё по плечу, он справится и ещё много-много различных эпитетов, говорящих, что он не настолько жалок, как есть на самом деле, ему всё равно хреново. Но он ничего не может поделать, потому что, несмотря на всё своё неверие, Сехун любит. И всё снова пойдёт по кругу.Встречи раз в месяц, неизменное "я скучал", тёплые объятия, тягучие поцелуи, жаркий секс и безнадёжность внутри.