Житейское море или сказ о буднях городской Тульской больницы

      Совещание у Мамина — на редкость интересное развлечение. Особенно если учесть, что в полном составе он собирает только врачей вашего отделения. От всех остальных присутствуют только заведующие отделениями. И, иногда, заместители.       Ваш заведующий сегодня присутствовать не будет. Потому что у него смена с двух часов и на традиционный разбор полетов он не попадет. Хотя мог бы — в качестве группы поддержки.       На дверях вашей больницы болтается объявление. Напечатанное жирным шрифтом. Большими буквами. О том, что плановая госпитализация не производится, потому что государственное задание по ней уже выполнено. Поэтому теперь вы принимаете только экстренных больных.       Звонишь Илье Анатольевичу узнать, что за фигня, и что с этой самой фигней делать. Илья Анатольевич привычно не отвечает. Потому что спит после вчерашне-позавчерашнего ночного дежурства.       Совещания у вас проходят по стандартной схеме: Мамин пафосно озвучивает свои идеи относительно модернизации здравоохранения. Заведующие недоуменно переглядываются и задают Мамину насущные вопросы. На все вопросы у Мамина имеется только один аргументированный ответ: — Я начальник, мне видней!       Спорить и переубеждать бесполезно. Поэтому уже давно никто не спорит и не переубеждает. Полтора часа совещания все занимаются своими делами. Ты заполняешь истории болезней, которые не успела заполнить. Оля разглядывает рентгеновские снимки под столом. Осипова там же разглядывает каталог стройматериалов. У Осиповой дома — ремонт, ей нужен новый унитаз. И раковина, и линолеум, и плитка для кухни. Илья Анатольевич играет в морской бой с Велеховым, азартно тыркая в телефон пальцами. На другом конце стола Велехов с блеском в глазах не менее азартно стучит по планшету. Сегодня Ильи Анатольевича нет, поэтому Велехов играет сам с собой. То есть с планшетом. К велеховскому планшету тянут шеи Петр Александрович и Осипова, изучившая, наконец, весь ассортимент фаянсовых друзей человека, предлагаемых не слишком обеспеченному потребителю отечественной промышленностью. Ассортимент включает в себя милые сердцу отечественного потребителя наименования «Незабудка», «Ромашка», «Волна» и «Мечта поэта». Самое то, в общем, название для данного вида продукции. — Выбрали? — участливо интересуется у Осиповой Петр Александрович. Так громко, что его слышно даже за дверью. При этом сам Петр Александрович уверен, что спросил тихим шепотом. — Что выбрали? — не понимает Мамин, который только что пламенно рассказывал, что закупать аппарат МРТ ваша больница не будет, потому что у вас работают исключительно талантливые врачи, которые и без аппарата, если старый вдруг крякнется, вполне себе обойдутся. — Велехов, что Вы там делаете? — учуяв неладное, интересуется ваше начальство. — Конспектирую, — невинно хлопая глазами, врет Велехов. По залу идут смешки. Все прекрасно знают, кто и чем занимается. — Ставь на Д-6! — громогласно заявляет Петр Александрович, — там этот однопалубник, наверное! — А может на З-7, там тоже пустые клетки? — встревает с советом Осипова. — А теперь, — продолжает Мамин, — о бюджетной эффективности и результативности. О-о-о! — раздается дружный стон. Сейчас будет коротко о главном. А именно, какое отделение вылило физраствора и зеленки больше, чем это было запланировано Маминым. — Данный режим совершенно не соблюдается приемным и гастроэнтерологическим отделениями, — подпустив печали в голос, констатирует Вячеслав Александрович.       Ну да, кто бы сомневался. Уж Илью-то Мамин на каждом совещании песочит. За неэкономность и столичные замашки жить на широкую ногу и тратить йод и хлоргексидин направо и налево. А вот для гастроэнтерологов это дебют. — Вы опять списываете десять коробок энтерального питания, — отчитывает Мамин заведующего гастроэнтерологией, — сколько можно говорить, что все должно быть использовано. — Так оно просроченное! — возмущается в свою очередь зав. отделением — дядечка лет 60 с отменным чувством юмора и отменными же диагностическими способностями, — если бы Вы закупали нормальное, а не то, у которого срок годности истекает, никто бы его и не списывал. — Значит так! — «включает» начальника Вячеслав, — чтобы я больше списанных лекарств в этом квартале не видел. И заявок на закупку новых тоже. Все понятно?! — Это статья вообще-то! Уголовная! — мощно хлопнув каталогом с унитазами по кромке стола, зычно выдает вредная Осипова.       Мамин оставляет всеобщее возмущение за скобками и переходит к следующему вопросу повестки дня. Хищно оглядев аудиторию и не обнаружив Илью Анатольевича, Мамин зеленеет от злости. Почтенная публика потирает руки в ожидании очередного представления. Когда Илья Анатольевич на месте, представление гарантировано. Его, без пяти минут доктора наук (да-да, ты таки засадила его за докторскую диссертацию, хоть и не без боя), Мамин отчитывает с особым удовольствием и тщательностью. Как мальчишку, разбившего стекло в школьном кабинете неудачным выстрелом из рогатки. Илья Анатольевич тоже исправно играет свою роль — стоит, как двоечник у доски, потупив взор в пол, и ковыряет носком ботинка выпадающий паркет.       Временами, правда, печально вздыхает и хитро поглядывает на Велехова. Велехов в ответ тоже семафорит ему взглядами. Зав. травматологией улыбается в свою бороду, для надежности прикрывая рот рукой. Петр Александрович ехидно смотрит на Мамина, который в порыве вдохновения чуть ли не убийство Кеннеди на Илью Анатольевича готов повесить. Это игра такая новая у мужчин-руководителей вашей больницы — кто больше огребет глупых замечаний от Мамина, тот и победил. Как гласил Указ Петра Первого — «Подчиненный перед лицом начальствующим вид должен иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Вот ваши мужчины и тренируются, как могут. Чтобы потом обсудить это в тесном кругу с пародированием особо запомнившихся замечаний Вячеслава. Пока неизменным фаворитом по несмущению начальства является Илья Анатольевич. Без вариантов.       Ты таких забав не понимаешь. Тебя так и подмывает встать и сказать, все, что ты думаешь о Мамине и его руководительских талантах. — Сиди спокойно, — шепчет тебе Илья Анатольевич и удерживает за плечо, чтобы ты не вскочила и не нахамила при всех Вячеславу. — Ага! Королёва! — внезапно обнаружив тебя, тянет Мамин, — Что у вас в приемном отделении творится?! Почему вы всех подряд принимаете, что за произвол?! У вас вчера три пациента госпитализировались планово! Вы объявление читали при входе в больницу?! Мы таких не берем уже! Про пять гипертонических кризов я вообще молчу, домой их отправляйте пусть в поликлиники обращаются! — Их по скорой привезли, мы не имеем права отказывать в госпитализации, — оправдываешься ты. Хотя непонятно за что оправдываться. Вчера у тебя вообще выходной был. — Совсем, приемное отделение, распустились! — сел на своего любимого конька Мамин, — Ты бы, Женя, хоть карты заполнять научилась, что ли, по-человечески! Врач, называется, карту не может заполнить в соответствии с инструкцией! — потрясая злосчастной картой, где ты указала диагноз двумя строками ниже, чем предписывали новые методические указания по заполнению медицинских карт, жужжит Мамин, — А то совсем со своим молодым гением-любовником мозги потеряла!       Звонит телефон. Вовремя. Выбегаешь из кабинета, чтобы не заплакать. Тебя еще ни разу не отчитывали при всех так грубо и за такую ерунду как медицинская карта. Даже Илья Анатольевич, будучи в статусе «врага», не отчитывал. — Мозги на рынке, — слышишь за спиной — это не упускает возможности блеснуть знаниями русского языка зав. гастроэнтерологией, — а у человека мозг! Вы, Вячеслав Александрович, анатомию не доучили что ли? Дружный хохот. — Свободны все! — перекрывая смех, орет уязвленный Мамин. По коридору уверенным шагом идет Илья Анатольевич — пришел пораньше, чтобы поучаствовать в развлечении. Не успел. Совещание закончилось. Навстречу ему бредешь ты. В голове только одна мысль — не плакать. Хотя больно и жутко обидно. Ты всю жизнь этой больнице отдала, тебе не все равно, что с ней будет дальше. — Привет! радостно улыбаясь, обнимает тебя «гений — любовник, да еще и молодой» прямо на виду у выходящих из кабинета коллег. Последней из помещения вылетает злая и красная Ольга, которая что-то высказывала Вячеславу на повышенных тонах. Со всей силы хлопает дверью. За дверью что-то смачно брякается об пол. — Что случилось-то? — недоумевает Илья Анатольевич, не понимая, почему ты никак не можешь от него оторваться. — Уволюсь! Уволюсь к чертовой матери! Надоело все! — бубнишь ты, — Отчитали как девочку! — И ты из-за этой ерунды расстроилась? — выслушав твой сбивчивый рассказ, не верит своим ушам Илья Анатольевич. — Так сейчас я тебя еще отчитаю! — отодвинув тебя на расстояние вытянутой руки, чтобы лучше видеть, громким строгим голосом продолжает твое непосредственное начальство, — Как заведующий отделением имею право! Во-первых, Вы, Евгения Павловна, одеты не по форме — где пижама, где халат, почему в юбке?!       В этот момент из своего кабинета выползает Мамин и, уловив, что тебя опять отчитывают, удовлетворенно хмыкает и спускается по лестнице. — Во-вторых, в ординаторской у вас бардак! На столе бардак, и под столом бардак! — проводив взглядом начальственную особу, добавляет Илья Анатольевич (А под твоим столом, к слову, валяются носки Ильи, оставшиеся после совместного ночного дежурства. Просто ты любезно разрешила Марье Васильевне их не убирать. В надежде, что хозяин носков сам о них вспомнит и заберет.) — В третьих…, а что там в — третьих? — потирая подбородок и воздевая очи к потолку, «вспоминает» Илья Анатольевич, — А! Ты меня вчера ужином не накормила! Вот! — «осеняет», наконец, его. — А это не входит в мои должностные обязанности! — «отшиваешь» его ты, уворачиваясь от поцелуя, и сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Умеет он все-таки расстроенных женщин успокаивать. Вместе идете в приемное отделение. По дороге решаете, что плановую госпитализацию будете оформлять как экстренную. Чтобы она действительно в такую не превратилась.       В приемном отделении вас уже ждет пациент. Точнее пациентка. А если быть совсем точными, то мама Вячеслава Александровича. На скорой привезли. С повышенным давлением. — Сделайте же что-нибудь! — вовсю командует мама Вячеслава Александровича, — у меня же гипертонический криз! — Так это Вам в поликлинику по месту жительства! — любезно улыбаясь, сообщает ей Илья Анатольевич. Мы только экстренных больных теперь обслуживаем! — Что-о-о-о? — не оценивает тонкого медицинского юмора начальственная мама, бодро соскочив с носилок — давления как не бывало. -Вот рекомендации! — столь же любезно помахивает бумажками с подписью Мамина перед носом мамы вышеупомянутого, Илья Анатольевич. Как только будет инсульт или инфаркт — добро пожаловать! — Илюш, не надо так… — безуспешно пытаешься ты привести в чувство Илью Анатольевича, измеряя давление пациентке. Давление не то чтобы очень. Но не критическое. — Подожди! — отмахивается от тебя Илья Анатольевич, жаждущий крови мести. Скандал набирает обороты. Мама требует немедленной госпитализации, седативных и сына Вячеслава к смертному одру.       Илья Анатольевич с выражением и садистским удовольствием зачитывает маме приказ того самого сына Вячеслава, согласно которому, маме следует прекратить истерику и шлепать в поликлинику. Мама на уговоры не поддается. В дверях показываются Вячеслав Александрович с Галиной. -А Илья Анатольевич ей и говорит, — доносится до тебя довольный голос Мамина, — Вы, Евгения Павловна, ходите не в форме, правила не соблюдаете, бардак в отделении развели — готовьтесь к увольнению. Так что разбегутся скоро наши светила медицины. Вряд ли Женя такое спокойно пережует… -Ничего себе! — обалдевает на ходу от полученной информации Галина. В глазах Галины читается крайняя необходимость поделиться сей ценной информацией с Марьей Васильевной. Ну, или с Белочкой, на худой конец. Галину распирает просто от полученных сведений. Информационное недержание — налицо.       Поэтому натолкнувшись на вас с Ильей Анатольевичем в коридоре, Галина от удивления вытаращила глаза. Вячеслав Александрович тоже вытаращил глаза, обнаружив на носилках свою ближайшую родственницу. -Славочка! — генеральским голосом сообщила родственница, — меня отказываются класть в твою больницу. На плановое обследование. Не будь мямлей, наведи, наконец, порядок. Совсем распустил свой персонал! -Мама, мамочка… захлопотал Вячеслав, — что случилось? -У меня давление! Высокое! Гипертонический криз! -Я не понял? А в чем дело? — строго вопрошает Илью Мамин. -А в чем, собственно дело? — «не понимает» Илья Анатольевич, — давление в пределах нормы, планово мы не госпитализируем — выполняем ваше поручение, что опять не так-то? — Но это же моя мама! — искренне возмущается Вячеслав. — Ну и что? — не дрогнув ни одним мускулом интересуется Илья Анатольевич, — все чьи-нибудь мамы и папы, это же не основание нарушать Ваши распоряжения. — Слушайте, — подхватив под локоть Илью Анатольевича, решает договориться Мамин, — давайте, госпитализируем в виде исключения? — Давайте без исключений обойдемся. Нет так нет — для всех, — стоит на своем Илья Анатольевич -Мы же можем договориться? Что вы хотите? — идет на военную хитрость Мамин. -Работать нормально, — бурчит Илья Анатольевич, — а еще отмены запрета на плановую госпитализацию и извинений перед Евгенией Павловной за некорректное поведение на утреннем совещании. — Хорошо, — нехотя соглашается руководство. Мама этого самого руководства определяется в отдельную палату и выписывается на следующий день как совершенно здоровая. — Представляешь, а Мамин прощения попросил, — делишься ты новостями с Ильей Анатольевичем на выходе из больницы. Ваша смена закончилась — теперь домой — спать. — Да ну? — «не верит» тебе Илья Анатольевич, хитро прищурившись, — не может быть. — Что это на него нашло? — Сама удивляюсь, — не понимая в чем подвох, искренне отвечаешь ты, — наверное, исправляться начал… — Наверное, — мечтательно говорит Илья Анатольевич. Кстати, Марья Васильевна рассказывала санитарке из отделения пульмонологии, что мы вдрызг с тобой разругались, и ты выставила меня за дверь с одной парой носков. И носки теперь сиротливо лежат в ординаторской под столом. Это ведь неправда, да? — Вот это круговорот сплетен в природе, — восхищаешься ты, — а про носки правда, конечно. Там они и лежат. — Вот, главное всегда есть над чем посмеяться, — констатирует любитель юмора Илья Анатольевич, открывая перед тобой двери машины. Подоконник второго этажа больницы увешан «переживающими» за вашу ячейку общества коллегами в лице Вячеслава, Галины, Белки и Марьи Васильевны. — Надеюсь, мы оправдали ожидания общественности! — с иронией говорит Илья Анатольевич, не забывая про традиционный долгий поцелуй перед выездом. — Не надейся даже! Общественность — тетка капризная, ей не угодишь, — изучая себя в зеркало, весело отвечаешь ты.