Болен. Пожизненно.

«Здравствуй, Питер. Сколько раз я начинала это письмо и оставляла его скомканной бумагой в мусорном ведре. А теперь… Я, наверное, отчаялась, раз всё-таки закончу его. Тебе чужды эти ощущения, герой Нетландии. Мой герой. Я надеюсь, старая дохлая вобла-Крюк успокоился и перестал донимать тебя. Хотя… о чём я? Такие как он не меняются. И ты тоже никогда не изменишься. Должна сказать, это больно. Было. А сейчас… сейчас я слишком взрослая, чтобы чувствовать боль. Эта роскошь мне не позволена. Взрослая. От этого ужасного слова проносится неприятный рой мурашек по коже. Но ведь человек взрослеет тогда, когда оборачивается назад, оценивая правильность своих поступков, не так ли? Прости, Питер. Я ведь обещала, что никогда так не поступлю. Оказывается, многое в жизни вне сказочного острова происходит не так, как ты хочешь. Ты бы знал, милый. Ты даже не предполагаешь, какую шутку сыграли со мной годы. Безудержно-быстрые. Их было не так много, но они убивали меня. Ножевые со спины чаще всего приводят к летальному исходу, Пит. И я, наверное, погибаю. Хотя, если быть откровенной, моя душа погибла ещё тогда, когда ты с лёгкой полуулыбкой, такой озорной и такой невыносимо-грустной, сказал: «До встречи». Я ведь думала, что мы встретимся. Каждый чёртов вечер я сидела у этого окна, будь оно проклято за океаны моих слёз, оставленных на подоконнике. И Майкл, и Джон, они ждали! Но знаешь, мальчишки быстро разуверились в этом. А я нет. Я верила! Но ты так и не прилетел. И это была твоя самая большая ложь, Пэн. Твоя ложь, которая стала моей самой большой болью. Ты всё-таки непроходимый мальчишка, Питер. Ты – птица слишком высокого полёта, крылатый орёл. И мне, простой влюблённой до одури девчонке из Лондона, никак не поймать тебя. Ни мне, ни русалкам, так яростно соблазнявшим тебя, ни Тигровой Лилии, и даже ни вечно-ревнующей фее с волшебной пыльцой и огромным сердцем. Куда ты мчишься, Питер? Куда ты бежишь? Мне не дано тебя понять. Но дано любить. И только ради этого мне стоит ждать тебя у этого треклятого окна, безудержно проливая слёзы, и жить мечтами о Нетландии, и мыслями о том, что ты меня помнишь и тоже... любишь. И я буду. Потому что ты- гадкий, пронырливый рыжий мальчишка с вздёрнутым носом и азартом во взгляде- существуешь. Вопреки словам моего отца и всех скептиков Мира. Ты жив в моём тлеющем сердце, Пэн. Не знаю, как проститься с тобой. Не потому, что нечего сказать, а потому что не хочу прощаться. Жду тебя. Всё так же жду.» - Вэнди, милая, что ты там пишешь? – спросил заботливый голос. Наверное, она осталась одна такой добродушной в этой чёртовой клинике. Семнадцатилетняя девушка подняла свои глаза на сиделку. Слёзы застыли в её глазах. Казалось, они никогда не закончатся в них. Та дыра, обитающая в душе навсегда переставшей говорить Вэнди, вряд ли когда-нибудь срастётся. Сиделка снова вздохнула, в который раз обречённо взглянув на историю болезни: «Имя: Вэнди Дарлинг. Возраст: 17 лет. Диагноз: пограничное расстройство личности, как следствие, попытка самоубийства» Девушка поджала губу и затряслась в рыданиях. Миссис Темплин – так звали сиделку – быстро обняла её и постаралась успокоить. Через несколько минут, когда во взгляде пациентки опять появилась апатия и пустота, миссис Темплин улыбнулась и тихо сказала: - Он помнит о тебе, дорогая. А на улице стоял парень в сером, промокшем от ливня пальто. Он смотрел в окно, наблюдая за девушкой с пшеничными волосами и глазами цвета утреннего весеннего неба. Смотрел и ничего не мог сделать. Сколько она в этой больнице? Месяц? Два? Год? Неважно. Каждый день её пребывания здесь он тихо наблюдает за ней. Звуком звенящего колокольчика волшебная фея приземлилась на его плечо и проговорила что-то на своём языке, смахивая светящиеся слезинки с лица. - Я знаю, Динь. Не вини меня. Ничего не могу с собой поделать. Его голос погрубел. За годы его было не узнать: рыжие, отливающие солнцем волосы потускнели. Руки, ранее мягкие и гладкие, постарели слишком быстро. На лице появились неглубокие морщины. В глазах вместо озорства и ребячества плескалась вселенская грусть. Ещё раз вздохнув, он тихо прошептал: - До завтра, Вэн. Дождь грубо барабанил по крышам, стучал по машинам и отбивал ритм на асфальте. Всё это усиливалось съехавшим с катушек ветром, срывавшего на своём пути не то, что листья, даже некоторые деревья. Небо увязло во мраке. «Я помню о тебе, Вэнди Дарлинг. Не смею забыть. Люблю, может, даже больше, чем ты меня. Если это возможно. Из двух самых ярких звезд в Лондоне, следуй за той, что выше, затем поверни направо и держи курс до рассвета. Помнишь?» Бросая последний за сегодня взгляд на больничное окно, Питер Пэн шёл за угол, сутулясь и пряча озябшие руки в карман. Мальчик, который повзрослел во имя любви.