Долгого воздержания плоды

«Солнцеподобная Ева, Властительница эльфийского народа, Непорочная и Непогрешимая, стояла посреди залитой солнцем поляны. Блики небесного светила играли в её красиво уложенных волосах цвета расплавленной меди, ласково скользили по прекрасному лицу. Веер в несравненных пальцах Её Светлейшества гармонировал своим цветом с волосами и платьем, будто бы сшитым из осенних листьев. Иными словами, была Королева столь же совершенна, столь же безупречна, как и всегда, и народ эльфийский представляла во всей красе его. Владычица эльфов не по прихоти какой находилась здесь, озаряя своим присутствием это место, именовавшееся Зачарованным Лесом. Её долгом было встретиться с ужасным созданием, одно существование которого оскверняло здешние земли, один взгляд которого мог заставить свет погрузиться во мрак — с Тёмным магом Румпельштильцхеном». Вздохнув, летописец обмакнул перо в чернильницу и вновь застрочил, описывая, как из-за деревьев, «подобно тому, как мерзейшая жаба выползает из болота», появился Тёмный маг. Как страшен был его вид, какой золотистой чешуей было покрыто его тело, как гнусно он обнажал в ухмылке свои почерневшие зубы, и как вперил в Солнцеподобную выпученные, как у лягушки, янтарные глаза. — Ты о чём-то хотела со мной поговорить, дорогуша? — противно захихикал Тёмный маг, сплетая вместе свои тонкие паучьи пальцы и выжидающе склонив голову набок. Ева брезгливо поморщилась — так отвратителен был ей этот уродливый человечек — но продолжала, как завороженная, рассматривать его кудрявые волосы, в которых блестели песчинки золота. « — Я пришла, чтобы поговорить с тобою о моих подданных, Тёмный маг, — величественно и надменно прозвучал ответ Королевы, исполненной достоинства и сдерживаемого негодования. — Доколе будешь ты изводить фей, находящихся под попечением моим? Доколе в твоем чёрном сердце будет жить неутолимая злоба, доколе станешь ты причинять вред тем, кто ничего плохого не сделал тебе? Я предлагаю сделку, о Тёмный маг! Дошли до меня слухи, что падок ты на договорённости. Так требуй, чего захочешь — и установим перемирие между тобою и моими подданными». Так звучала летопись, складным языком текла речь Евы, а Тёмный маг ехидно улыбался и не спешил отвечать. Ева снова и снова оглядывала его с ног до головы — чудовище было ниже её ростом, едва по плечо Властительнице эльфийского народа. Его коричневый камзол навевал мысли о рептилиях, тонкие ноги были втиснуты в высокие чёрные сапоги, а коричневые кожаные штаны были так узки, что… И здесь летопись умалчивает, что подумала Королева эльфов. «Не торопился отвечать Тёмный маг, а Владычица ждала, и колыхание веера в её бесподобных пальцах словно развеивало ядовитый запах зла, витавший в воздухе. И, наконец, разомкнул свои тонкие, мерзкие губы враг всего светлого и прекрасного…» — Подумай сама, что ты можешь мне предложить взамен, чтобы я согласился на перемирие, — Румпельштильцхен вдруг оказался рядом со вздрогнувшей Королевой эльфов, и его вкрадчивый голосок зашелестел у неё за спиной: — Подумай, и постарайся не ошибиться… Он уходил, и облачко сиреневого дыма истаяло вслед за растворившейся в воздухе хрупкой фигурой мага. Ева в растерянности стиснула веер, не понимая, что Румпельштильцхен имел в виду, над чем она должна подумать, и какой ответ ей следует дать. «Туманно прозвучал ответ чудовища, чью душу заполнял гной тёмной магии, но ничто на белом свете не могло поколебать решимости Солнцеподобной. Избавить своих подданных от губителя — и какова бы ни была цена, Владычица заплатила бы её с легким сердцем, ибо любила она эльфов так, как любят собственных прекрасных детей, и полна была её душа сострадания к феям, находившимся под ее попечением…» Здесь летописец на какое-то время прервал свое повествование. Чернильница опустела, и нужно было наполнить её. *** — Я могу предложить богатства, бессмертие, умение творить волшебство… но всё это у тебя уже есть, — пробормотала Ева, старательно глядя на веер, который держала в руках. — Верно, у меня есть всё, — широко осклабился Румпельштильцхен и с нарочитым сожалением развёл руками. Изобразил на своей блестящей, как у лягушки, физиономии соответствующее его жесту выражение. — Всё… кроме счастья и любви, — негромко произнесла Королева эльфов. Не глядя, она знала, как мгновенно поменялось выражение лица Румпельштильцхена. Когтистые лапки стиснули пальцы Евы, да так, что веер оранжевой бабочкой полетел куда-то к её ногам и уютно приземлился на траву. — Как ты… что ты себе позволяешь? — слабо пролепетала Королева эльфов и тут же проснулась. Сердце Владычицы отчего-то сильно колотилось в груди, и Ева закуталась в шёлковое одеяло, вяло удивляясь приснившемуся ей ужасу. И придёт же такое в голову! До чего он мерзок, этот Румпельштильцхен. Эти его ухмылочки, гримаски, игривый взгляд. Ева припомнила, как в свете солнечных лучей переливалась золотом чешуйчатая кожа чудовища, представила, как он сейчас сидит у себя в Тёмном Замке и превращает солому в драгоценный металл. Солнцеподобная никогда не видела этого зрелища, но предположила, что жёлтые пальцы мастерски управляются с волшебной прялкой, или же не прялка волшебная, а сам Румпельштильцхен такой кудесник… Ева сердито перевернулась на другой бок — как давно у неё не было бессонницы, а все из-за этого отвратительного мага и его загадочных слов. И под стать речам было таинственное выражение мерцающих, как два янтаря, глаз… До чего же он мерзок! Под утро Еве удалось забыться сном, но и здесь ее подстерегал Румпельштильцхен — словно пользуясь тем, что в предыдущем сновидении ему намекнули на любовь, омерзительное чудовище предстало перед Владычицей Леса эльфов в приспущенных штанах. И с усмешкой предложило ей «о, не только руку и сердце, дорогуша!» Ева снова была вынуждена успокаивать себя, думала о своем народе, о феях, о нежных и благородных существах, которые доверили ей свою судьбу. Но сквозь видения прекрасные, как фарфор, то и дело проскальзывала яркая картинка — Тёмный маг… с ухмылкой показывающий пальцем на то, что выглядывает из его приспущенных, слишком узких, слишком облегающих штанов… Золото, и тут золотистая чешуя! И не неудобно ему самому в таких тесных одеждах? Особенно двигаться… Воображение Королевы эльфов разыгралось не на шутку, и она так и не смогла уснуть, опасаясь очередного кошмара. До чего же он мерзок, этот Румпельштильцхен! Его когтистые маленькие руки, его тонкие сухие пальцы, его нечесаные тёмные кудряшки с примесью седины и золота! Вся его худенькая фигурка, затянутая в кожу, он похож на гигантскую скользкую ящерицу! Или на крокодила… «До чего же он отвратителен», — повторяла про себя Ева со стиснутыми накрепко губами. До чего же он мерзок… Настолько мерзок, что даже уснуть не удаётся из-за него! *** — Уже надумала, дорогуша? Ева была столь же величественна и спокойна на вид, как и при первой встрече. Но в движениях её рук, небрежно, казалось бы, вертевших веер, проскальзывало волнение, и это не укрылось от Тёмного мага. Он переступил с ноги на ногу, ухмыльнулся и облизнул длинным, благо что не раздвоенным, языком нижнюю губу. По своему обыкновению, просто стоять на месте Румпельштильцхен не мог — ему непременно нужно было делать какие-то жесты, движения, а мерзкая улыбочка и вовсе не сходила с его физиономии. — Я готова на всё, чтобы спасти свой народ. Готова принести любую жертву, — вся поза и выражение лица Солнцеподобной говорили о решимости, «редкой, как огромный алмаз», согласно летописи. — И…? — Румпельштильцхен нетерпеливо пошевелил гибкими пальцами. — Мне нечего предложить тебе, кроме… — Кроме…? И тут Ева припомнила, как несколько веков тому назад она, еще совсем юная, тайно полюбила другого Тёмного мага. И готова была отдать ему себя всю и целиком. Не требуя ничего взамен. Вот только предпочёл он другую женщину. Её сестру. — Кроме…? — Румпельштильцхен от нетерпения даже подпрыгнул на месте и сложил свои ладошки, его янтарные выпученные глаза ехидно поблёскивали, требовали ответа, угадывали ответ… Ева посмотрела ему прямо в лицо, в мерзкое порочное личико, прорезанное морщинами, и ответила: — Кроме обещания, что и мой народ никогда не причинит тебе вреда. «Увы, напрасной оказалась попытка договориться с отвратительным чудовищем, изводившим фей и эльфов, но не вина Королевы эльфов в том была… ибо Владычица, сохраняя свое несоизмеримое ни с чем достоинство, предложила Тёмному магу приемлемые и прекрасные условия. Однако гнусная натура его взяла верх, и воцарилась с тех пор вражда небывалая меж народом нашим, феями и Тёмным магом…» Летописец торжественно вывел последнюю строку и украсил её прихотливыми завитушками. А где-то у себя в спальне Ева сидела, стискивая кулаки, на девственной постели. У ног Её Величества валялся разломанный веер, а пустой взор был обращён в окно, где, говоря языком всё той же летописи, «приветливо поднималось солнце, обещая светлый день и добрым и злым»…