Фрагменты

- Тебе ведь одиноко тут. – говорит, блеснув глазами ледяной герцогини. Как такие могут быть у простой девчонки? – совсем один в этом огромном доме. Она еще не признает существование лисят, что неловко копошатся у ее ног. Вырванная из леса призраков, с названными братьями с дьявольской магией в венах, она была…интересна. Любопытна. Лисиц всегда тянет к такому. С виду роскошный, ловящий окнами брызги солнца, особняк семьи действительно пустовал. Как говорят книги – ему не хватало души. Чего-то, от чего он бы хлопал дверями и исходил голосами. Что разгоняет слуг по пустякам, светит теплом свеч по вечерам. Канаме часто думал, что же делать с этой напастью, но проблема решилась сама собой. В обруче пышных ресниц, не дрожащих, как у жертв. В надменном голоске девчонки, которая верит в забытое обещание. В ее ужасающей стряпне, в конце концов. Бедные лисята, ведь им пришлось принять весь удар на себя! Как странно – он должен был похитить ее, а в итоге она похитила что-то у него. Перебирая вечерами ему волосы и ворча что-то под нос. Стуча каблучками по залам, шелестя пышными платьями навстречу или по своим делам. Заполняя комнаты своим голосом, запахом, прикосновениями. Иногда Хамадзи замирает на месте, как большая кукла, смотря куда-то вдаль. В оцепенении двигается и раздражается неимоверно, стоит ее побеспокоить. Настает время – и мчится наверх, в замурованные пылью комнатки. Лисят подсылать он не хотел и однажды проверил сам. Пыль вздымается рядом с ней, тонкой и в воздушных платьях, среди забытых вещей. И голос – откуда-то словно не из нее, а из грустных стен. Когда долго вынашиваешь мелодии в голове, то они рано или поздно вырываются наружу. Однажды Канаме услышал ее – и неделю не мог выбросить робкую песню из головы. Ей далеко до песен Снежной принцессы, но разве это имеет значение. Она не так уж красива, но манит, просто тянет, почему - не ясно. - Алкоголик. – ставит смертельный диагноз юный врач Хамадзи, застукав лисьего принца уже ночью с бокалом приторного вина. Морщит носик, слишком трогательная и полусонная в своей ночнушке, пенистых рюшечках. – плохие сны? Он кивает, прикусывая улыбку. Нельзя предугадать, что сделает эта девчонка. Канаме пытался, и не раз. Отсаживается, давая место на диванчике и сквозь ткань плечом чувствует волны ее волос. - Тогда все понятно. – фыркает Хамадзи, спрятав зевок в ладошке. Отбирает бокал и смотрит своими невозможными глазами в лицо – эй, ледяная герцогиня, ручной лис не нужен? Хотя куда тебе еще, уже пятерых лисят-то приручила… - Полечи меня, о доктор. – смеется Канаме. Как бы ни одна ваза или стол не пострадали. - Хочешь, покажу один способ. – невозмутимо продолжает она, нисколько не раздражившись. Наглый, беспардонный лис – уже привыкла. – когда мы были маленькими, я часто делала так с Шино и Соуске. И тут – вскидывает кисти рук, тянется к нему и по-хозяйски зарывается пальчиками в светлые волосы. Канаме осторожно наклоняется к ней, чтобы она по-сестрински поцеловала его в лоб. Это так же невинно, как и забавно. Он зачем-то отвечает ей тем же, а теплое дыхание скатывается по бледным щекам. - Как видишь, я и сам знаю этот способ. И…теперь я принят в семью? – интересуется лисий принц, аккуратно притягивая Хамадзи к себе. - Вот еще. Для подлых лисиц у нас места нет. – делано дуется она, с довольной полуулыбкой. Канаме не расстраивается. В конце концов, он сможет сколотить и свою собственную. Из ее рассказов вечерами, когда хвостики лисят укрывают одеялом ноги, из прикосновений и того давящего грудь восторга, когда у его герцогини каникулы в школе. Из перестука каблучков, властного голоса и песенок, посвященных пепельной от тоски пыли. Из того, как она самоотверженно и быстро заполняет собою одинокий особняк с таким же до смешного одиноким обитателем.