emotion addicted

Енгук сидел на кухне Кима и спокойно попивал чаек. Было 12 часов ночи, время детское для человека, у которого отпуск. Гук заметил, как «тело» прошло мимо дверного проема. Скорее всего, это «тело» направлялось из спальни в ванную. Да, Гук успел сделать 6 глотков, затем «тело» попыталось проделать обратный путь. - Эй, монстр сонный. Мне тебя, конечно, жаль, но выпей кофейку и иди сюда. Я уезжаю через три дня, каждая минута на счету. Химчан успел пройти кухню и почти зашел в спальню, но что-то потянуло его на кухню. Наверное, урчащий живот. Хим был адски голоден. Несколько секунд – и Гук, сидящий за столом напротив входа в кухню, видит, как из мрака в светлую комнату вваливается то самое сонное тело, с растрепанными волосами, в бежевой спальной кофте, которая была велика на несколько размеров, так что рукава самым милым образом свисали почти до пальцев. Он как раз выпускается из университета и должен сдать последнюю, самую важную работу. Парень хочет быть независимым, хочет без помощи родителей платить за съемную квартиру, быть самодостаточным и утвердиться. Поэтому Хим старался изо всех сил, иногда было не до сна или еды. Гук видит, как тело с приоткрытыми глазами, шаркая тапочками, подходит к холодильнику, взглядом, полным надежды, осматривает его. Достает банан, закрывает холодильник и плюхается на стул. Руки Химчана не хотели слушаться, он безуспешно пытался раздеть несчастный банан. В итоге он просто протянул банан Енгуку. Без слов было понятно, что в таком деле без помощи никак не обойтись. Стоит ли говорить, в каком умилении расплывался Гук, пока созерцал это действо. Он аккуратно поставил чашку на стол и взял банан. Хим откинулся на стуле и запрокинул голову. Свет лампы ослепил его, глаза рефлекторно сощурились, рука пыталась закрыть искусственное солнце. Неожиданно его нежно ткнули в руку – банан готов. - Зачем ты надо мной издеваешься? Мне завтра вставать в 8, я хотел поспать хотя бы 7 часов, я долго засыпаю, теперь еще и жрать пришел. – Речь Химчана была немного заторможенной и тихой, но Енгук не чувствовал вины. Какие могут быть угрызения совести, когда рядом сидит такая прелесть. А еще когда ты понимаешь, что вы не увидитесь год. Нужно поглощать все мелочи, самые неприметные моменты. – Ты вполне мог бы наслаждаться совместным времяпровождением в кровати. Я бы спал, а ты мог бы меня обнимать. И все счастливы. Но нет, тебе, коварному засранцу, нужно заставить меня мучиться, страдааааать, не спаааааать. За год без тебя я хоть отосплюсь. - Я хочу посмотреть фильм. Отсыпаться будешь завтра, а сейчас здесь так уютно. Завтра так уже не будет, завтра ночь будет другая, завтра чай будет пахнуть немного по-другому, завтра твои волосы будут по-другому лежать. Да, на голове будет шухер по условию, но пряди будут ложиться по-другому. Сейчас фильм и сейчас чай с бананом. Химчан вспомнил о том, что всегда наводило на него грусть. Дата. Подобные разговоры о времени, моменте, «живи сейчас» напоминали ему о том, что дата, число никогда не повторится. Он сам не знает почему, но всегда неимоверно страшно было писать дату на работе или реферате. Вот пишешь ты 27.04.2014 и думаешь, что этой несчастной датой будут пользоваться всего лишь один день. Ей должно быть жутко одиноко. Хотя потом она присоединится к несчетному количеству таких же брошенных дат. Этот круговорот кажется бессмысленным. Вернее, весь смысл заключался всего лишь в одном дне, в 24 часах. В масштабах миллионов цифр эти 24 часа казались ничтожными. Потом Химчан начинал думать о «мелкости» человека по сравнению со Вселенной и бесконечностью, об отсутствии назначения, цели. Потом он всегда думал «к черту такие мысли» и пытался занять себя чем-нибудь. Поэтому он впихнул недоеденный банан в руку Енгука и ушел, оставив того в замешательстве. Он пошел спать или чего? Вечно я пропускаю момент, как он чудить начинает. Крик из темных глубин квартиры: «Даже не думай есть мой банан! И завари мне чай». Ага, значит, сейчас вернется. Химчан вернулся, держа в руках кучи подушек и одеял. Они полностью закрывали туловище, так что, по сути, вернулся не Хим, а одеялковый монстр с ногами, который сам себя обнимал. Он бросил ношу на пол, распихал несколько одеял, бросил на них подушки и опять ушел. Гук опять молчаливо наблюдал за этим. Вот до сих пор сонное тело возвращается с ноутбуком и приземляется на одеялко-подушковую кровать, раздавая указания. - Подай мне мой чай, банан, потом завари мне еще кофе и приземляй сюда свою тушу. Из-за вялой речи, зевка под конец, уютного укутывания в одеяла Гук не мог возмущаться или начать швыряться чем-нибудь. Он помнил об ограниченности во времени и просто впитывал все, как губка. Так что парень покладисто подал все заказанные вещи, заварил кофе и, как было велено, приземлил свою тушу рядом. Пока они устраивались поудобнее, ноутбук и чашки переходили из одних рук в другие. Ведь «ой, подожди, я поправлю подушку, подержи кофе» и «да ну еб, теперь мне неудобно, на свой ноут и кофе», и «кидай сюда и двигайся уже», и «тебе чашку с кипятком тоже кинуть», и «все, хватит возмущаться, кинь куда-то эту чашку и иди сюда». Конечно же, через полчаса фильма Хим уснул. Уснул на плече Енгука, все как положено. Фильм не был выключен, хотя даже бодрствующий его не смотрел. Он изучал каждый миллиметр лица Химчана, как лежат его пряди сегодня, где у него родинки, а вот упавшая ресничка, что это за перинка на щеке и так далее. Он же губка, ему это еще понадобится. Целый год популярная модель будет разъезжать по миру со своим агентом и участвовать в показах мировой величины. Вот фильм кончился, и именно в этот момент просыпается Химчан. Это как дедушки и папы, уснувшие перед телевизором. Если попробуешь выключить – они обязательно проснутся. - Уумммххм, идем спать. Или я еще хочу есть? – Химчан не разговаривал, он мямлил, хотя еще был способен думать о еде. - О нет, пошли спать, только не есть. Химчан с большим трудом поднялся и побрел в спальню. Гук понял, что этот срач, разлитый чай и миллионы подушек будет убирать именно он. Уборка заняла минут 10, за которые Хим благополучно задрых у стеночки. Специально у стеночки, а не посередине, не звездой. Ведь Енгуку должно хватить место улечься, а потом обнять его. За оставленное местечко на постели тот одарил Хима благодарственным взглядом, а затем все пошло по плану. *** - Химчан, ты следишь за временем, да? - Ну конечно, блин. Пошли сюда. Сегодня Гук уезжает на год. Для начала ему необходимо добраться из Пусана до Сеула. А добираться он будет поездом, ведь популярная модель до жути боится самолетов и без крайней, прям крайнейшей необходимости на них не садится. Последний день они расписали так: сначала неспешно просыпаемся, спокойно завтракаем и идем гулять-бродить. Чемоданы должны быть собраны заранее и нигде не должно быть спешки. Они не хотели, чтобы этот последний день был скомканным, сумбурным, поэтому они почти не смотрели на часы, чтобы не было лишнего напряжения. Черт, они не увидятся год, напряжения хватало и так. Вот они уже быстро идут по направлению к вокзалу, вот уже и Гук орет, что Химчан должен был следить за временем. Да, им хватило ума договориться с кем-то там, чтобы чемоданы предварительно засунули в поезд, так что на руках у них была всего лишь одна сумка. Перед зданием вокзала Енгук судорожно пытался достать билеты, которые он засунул в обложку паспорта, что значительно усложняло и удлиняло процесс. Он бросил сумку на пол, ругнулся и продолжил попытки. Химчан, глядя на это, спокойно закурил. - Ты издеваешься? Я даже не знаю, куда идти, какой перрон, какой поезд, что вообще происходит, а ты покурить решил?? Я опаздываю, мать твою! В ответ Хим поднял сумку, зажал в зубах сигарету, потеребил идеально уложенные волосы своего парня, достал сигарету и сказал: - Ну, побежали. Он рванул вперед, умудряясь размахивать сумкой одной рукой и курить другой. Гуку ничего не оставалось, как побежать следом. Химчан периодически оборачивался назад, улыбался и отворачивался. И Енгук неизменно пародировал губку. В его голове все складывалось кадрами в один большой фильм, который ему придется проигрывать раз за разом в голове целый год. - Кхэээээ, ааааааа. Отдышка чертова. Фух, фух. - Курить меньше надо. - Пфф, кто бы говорил. На свою сумку. Они стояли перед поездом, который должен был отбыть с минуты на минуту. Ребята заняли место прямо напротив двери, так что бабуля, подошедшая к вагону, должна тактичным кашлем слегка выбить ребят из их особенной реальности и вернуть в эту. - Ой, простите. Подвинься, мы людям мешаем. - Ничего, ребята. А вы, часом, не поможете мне? Уж больно тяжелый чемодан получился. – Бабуля применила все коварство, жалостливо улыбнулась и добилась своего. - Да-да, конечно. – Химчан кинулся к чемодану, пропуская бабушку вперед, поднял его и вспомнил о ночных перекусах, курении и отдышке. Пока он затаскивал его, пыхтя и тихо ругаясь под нос, Енгук был губкой. Чтобы не происходило эти дни, Гук был губкой, которая должна была жить целый год, подпитываясь собранным за это время. И Хим это знал. Он делал то же самое, лишь с одним отличием. Он так часто проигрывал в своей голове какие-нибудь диалоги, моменты, встречи, что путал их с реальностью. Просто придумывал, фантазировал. У него тоже были фильмы в голове, или отрывки. Только вот у Гука они были основаны на реальных событиях, а у Хима – художественные произведения. Вот представил он, как они заходят в какое-то кафе, усаживаются, просят меню, выбирают что-то, ждут заказ. Он представлял пейзаж за окном, красный свитер Гука, на котором он рассматривал ворсинки, представлял вешалки в зале и цветы на столах. Представлял их живой разговор. И все было так реально, что прекрасно вливалось в их «было, происходило». Химчан будет скучать этот год, но ему будет легче. Гук будет рядом с ним, пусть в голове. Он будет переживать все новые и новые моменты с ним, а ЕнГук будет их всего лишь вспоминать. Вокруг них витала аура неловкости. Они встречаются два года, видели-перевидели друг друга в самых разных ситуациях и позах, им нормально молчать. Это очень важно, чтобы людям было комфортно молчать. Если в компании какого-то человека ты не перебираешь в голове возможные темы для разговора, значит, хотя бы на десятую часть этот человек – твой. Наверное, сейчас им было «не оч» из-за капающего на мозги «Хоть бы поскорее приехать в Сеул и отвлечься, а то я ж помру» у одного и «Сейчас приду и завалюсь спать, нужно купить снотворное, приготовлю что-то пожрать, отвлеку сам себя» у другого. - Хим, я… Поезд совсем скоро… - Угу, я понял. Если будет холодно, проси плед. Ты важная персона, негоже по подиуму ходить и сморкаться. - Заботу включил. Выключи ее теперь на год, чтобы, когда я вернусь, утонул в ней. Ахахаххаха, боги, что я несу. Пойду я лучше, а то ты наслушаешься и решишь меня бросить. – Гук неловко почесал затылок и начал лыбиться, давая Химу налюбоваться этим медвежьим оскалом. Они наконец-то обнялись. Со стороны могло показаться, что эти ребята переспали пару раз и теперь не понимают, как им нужно себя вести. Зато для них все стало на свои места. Гук зарылся носом в чужой шарф, Химчан медленно терся щекой о чужую макушку. Теперь они впитывали не образы, а ощущения. Это как пытаться распределить зарплату, на что сколько денег потратишь, сколько сможешь на нее жить, как ее растянуть до следующей. Они делали то же самое. Хуже всего становится, когда поезд уезжает, правда? Потом хуже хуже всего становится, когда ты смотришь на кухню, где вы вдвоем должны пить чай. А тебя молотом по нервам избивает мысль «нет, ты будешь там один. Долго будешь один». Еще хуже становится, когда ты понимаешь, что не обязательно быть одному. Можно ведь быть с кем-то. А потом ты понимаешь, что не бывает «хуже всего». Всегда есть потенциал, всегда может стать еще гаже. Примерно такие злобные тролли плясали в башке Хима, пока он не добрался до кровати с тремя волшебными таблетками для нездорового долгого сна. *** - Зови остальных, почти готово. Химчан крутился на кухне, мастерски делая салат. Там стоит дуршлаг с зелеными листьями, с которых стекает вода, там – чищеные огурцы, сейчас на тарелке будут порезанные кубиками помидоры. Кто-то следил за ним взглядом, для кого-то он старался. Кто-то просто сидел на кухне, уставившись в телефон и выжидая, когда же на столе появится аппетитная еда. Кто-то только приходил на кухню и смотрел в окно, убивая время перед поеданием вкусностей. Хим продолжал готовить, наслаждаясь компанией. Проблема в том, что в доме было тихо; в доме шаркал только один человек. Все. Химу было неимоверно больно смотреть на нетронутую еду, на полные тарелки. Минус нафантазированных людей – они не материальны. Они не возьмут чашку чая, которую ты им предложишь. Они не подадут тебе зубную пасту, когда ты будешь сидеть в ванной и тебе будет тяжело до нее дотянуться. Они не наклеят пластырь на рану, если ты порежешься. Конечно, в его голове они это с удовольствием делали, но потом Химу приходилось справляться со всем самостоятельно, что неимоверно его расстраивало. Эта погрешность возвращала его в реальность. Он всегда выкидывал оставшуюся еду, когда «друзья» уходили из кухни. Он чувствовал перед ними вину из-за несовершенства своего разума, который не может сделать их более совершенными, поэтому они не должны были видеть его жалкие попытки замаскировать это. Иногда кто-то из них все-таки становился свидетелем. Но ведь так хотел именно Химчан, именно он заставлял кого-то зайти в этот момент на кухню и помешать. Тогда он придумывал какую-то глупую отговорку типа «Ребята сегодня не голодны, и такое бывает хехе», улыбался и предлагал чайку. А потом, когда все уходили, опять смотрел на полные тарелки, возвращался в реальность и ревел на холодном кафеле. Мне нужно найти нормальную работу. Если не начну чаще выходить из дома, больше никогда не вернусь в этот тайфун социальности и повседневности. Раз в неделю за продуктами сгонять – не дело. А, собственно, какого черта? Зачем мне себя мучить и выходить из зоны комфорта? Работать на дому прекрасно. Я веду всю документацию, я генерирую идеи, я участвую в онлайн конференциях. И для этого мне лишь иногда приходится одевать рубашку. Но если я не переборю это… Да, стоило ему вернуться в жизнь, он вспоминал об отсутствии Енгука и опять истерил. Он не мог следить за его показами, шоу, фотосессиями и прочими атрибутами жизни знаменитости. Енгук – его спасательный круг, который сейчас почему-то не с ним. И да, Гук знал, на что подписывался. В его распоряжение поступало неуверенное, пугливое, эмоционально неуравновешенное, интересное, умное, местами занудное чмо. Но какая разница, если это чмо любимое, если ты достаточно сильный, чтобы быть рядом и помогать ему. А это чмо взамен будет дарить тебе тепло, уют, воспоминания, эмоции, добро и ласку. И почему тогда эти его воображаемые спасательные круги появились еще до того, как Гук уехал? Как они вообще к нему пришли, с чего все началось. Что не так с этим миром, если красивый умный парниша, не имеющий видимых проблем в семье, создает себе параллельные вселенные. А потом бесится, когда его захватывает реальность и он слишком отвлечен, чтобы призывать своих гостей. И ему не с кем поделиться. Гук понял бы, Гук стерпел бы, Гук обнял бы и познакомился с его личными друзьями. А Гука нет, Гук далеко, красуется своим талантом и телом. Ведь те, кто смотрят на него, не ценят так, как это делаю я. Им лишь бы поглазеть да потрогать, а мне без него совсем худо. И кому рассказать? Мне слишком страшно, люди, которые никогда не испытывали ничего подобного, меня понять не смогут, лишь осудят и прогонят взашей. Плохо, когда полностью концентрируешься на одном человеке. Если он пропадает, пропадаешь и ты. Разве мне помогут бывшие амебные одногруппники. И друзей-то у меня нет, одни знакомые. Эти мысли Химчан озвучивал, так что даже во время этого рассуждения его слышали те, кто живет в его квартире и кого видит только он. И, конечно же, этот кто-то помогал ему, успокаивал, приободрял, понимал. Да просто рядом был. Так был рядом, как необходимо Химу. Они приходили к нему и просили почитать в слух. Сначала Хим просто читал и погружался в мир писателя, потом вспоминал о тех, кто бродит по его квартире, и тут же какой-нибудь гость вваливался в комнату, плюхался на диван, рассказывал что-то и просил почитать Хима для него. Они приходили, когда он дурачился с котом. Кто-то же должен видеть, как сильно кот любит Хима, какой Химчан понимающий, если дело касается животинок. Кто-то должен видеть Хима всегда. Ну почти всегда, кроме компрометирующих и слишком интимных моментов. кто-то всегда должен быть рядом. А воображаемые сожители в этом плане почти бесценны. Не создают лишний шум, не берут твои вещи, не мусорят, не мешают, не своевольничают. Проблема в том, что Хим хотел, чтобы они шумели, брали его вещи без спроса, мешали, мусорили; чтобы они были самостоятельными и материальными. А они такими не были, и это сводило его с ума. Чтобы немного разнообразить спокойное течение жизни, Хим сам создавал конфликты. К примеру, однажды он подрался с каким-то парнем у себя дома. Выглядело это, определенно, забавно: Химчан бегает по квартире, пуляет в стены вещи, шлепается на пол, дает себе пощечину, машется с воздухом. Однако для него это было огромное потрясение, он так сжился с теми эмоциями, они уже не были ирреальными или наигранными. Так его чувства были ярче и сильнее, если сравнивать с общением в жизни, вне квартиры. После драки его трусило, никто из домашних не понимал, что произошло, все пытались разобраться, помочь. Тогда он понял, что пора на улицу. Если бы он остался в своем мирке, он бы взорвался. И мир, и сам Химчан. Он позвонил какому-то знакомому и вытянул того на улицу. Повезло, старый друг был добрым и понимающим, но не настолько, конечно, как нужно. - Что случилось? Я же вижу, тебя трясет. - Я подрался с другом. - Нуу, иногда и надо, если кулаки чешутся. Из-за чего хоть? На него выжидающе смотрели, а Хим не нашелся, что ответить. Он не придумывал историю. Сюжета не было, он просто хотел подраться. А вот теперь самое время придумать мотив, конфликт, разрешение. Он будто писал книгу или сценарий. Как автобиография. - Долго объяснять. Пусть друг пытался его отвлекать, попытки не обвенчались успехом. Да со мной никогда такого не было. Стоило выбраться в мир – я забывал про них и спокойно себе существовал несколько часов. А теперь это не идет из головы. Да, я дошел до ручки. Ахаххаха, вот ЕнГук удивится, когда вернется. Ой, интересно, а они останутся, когда он приедет. И зачем я спрашиваю, конечно, останутся. Иногда его пробирало от осознания своей грязности и нездоровости. Конечно, останутся. Я же так люблю смотреть кому-то в глаза, когда Гук меня прижимает к стене. Очень интересные эмоции. Жаль, он их со мной никогда не разделит. Эта вещь его очень сильно пугала. Явное сексуальное расстройство. Ну и ладно, так же интереснее. Да я же emotion addicted, feels junkie. _________________________________________________________________________________________________________________________ - Вы написали книгу о боли и отчуждении. Попробуйте вкратце описать суть. - Хм, суть описать. Это похоже на чувство, когда ты стесняешься себя даже в своих собственных фантазиях и понимаешь это. Будто ты, сидя дома, представляешь диалог с психиатром, начиная его с фразы: «Я понимаю, вы такое часто слышали. И после моего рассказа вы, наверное, подумаете, что я просто очередной зазнавшийся придурок, который хочет кому-то рассказать о своих проблемах только для того, чтобы остальные знали, какой он необычный и уникальный. Но я прекрасно вижу это свое странное желание поделиться с остальными своими странностями и секретами, и я не знаю, что с этим нужно делать. И не знаю, хочу ли я что-то делать. И понятия не имею, зачем я к вам пришел. Вот, теперь вы, наверное, думаете, что я этой тирадой хотел выпендриться и в очередной раз подчеркнуть свои философско-научные скиллы в понимании человеческих душ». То есть ты даже не допускаешь возможности, что тебя могут понять правильно, а не превратно. - Ваааа, не могу избавиться от чувства, будто вы все о себе писали. Я знаю, это очень распространенная ошибка критиков и читателей, однако очень тяжело рассмотреть грань между героями произведения и самим автором. Сколько же в нем все-таки от вас? - Много. Иначе я бы не смог написать. _________________________________________________________________________________________________________________________ Во время этого интервью уж слишком хорошо был слышен шум воды. Химчан сидел в душе, воображая свой диалог с психиатром. Потом диалог трансформировался в интервью, ведь Хим – известный писатель, издавший удивительный по глубине и психологизму шедевр. А потом Хим представил, как он будет рассказывать об этом Енгуку. Как он сидел в душе и разговаривал сам с собой, обличая все свои заскоки, паранойи, страхи и лишения. И ему стало неимоверно грустно, как с лучей славы и прикованного внимания он телепортнулся к себе на кухню, к Енгуку, чтобы просить о помощи. Хм, может, еще не все потеряно, раз в итоге я пришел к реальности и Гуку. А вообще я слишком много об этом думаю, эгоцентрик чертов. Блин. Так долго тут просидел, кожа на пальцах съежилась. Хоть погрелся. Иногда Хим думал, что эти толпы воображаемых сожителей появились из-за его эгоистичности и интровертности. Во-первых, социально счастливому человеку это будет не нужно. Во-вторых, он хотел наслаждаться собой в гордом одиночестве. Единственное решение проблему, которое он нашел: представить, что за тобой наблюдают любящие глаза. Тогда любая мелочь, любое движение, любой поступок приобретают удивительное значение для тебя самого. Ты замечаешь это и запечатляешь, как кадр из фильма. Так думал Хим. А еще он думал, что доиграется и больше не сможет существовать один. Ведь ему мало себя. А такие люди часто плохо заканчивают. Из-за неприятия одиночества они кидаются на шею к кому попало, лишь бы не быть наедине с собой. *** А вот он уже стоит на перроне и нервно покуривает. Химчан с большим трудом заставил себя вылезти из своего затворнического убежища и встретить Гука. Это не значит, что он не хотел его видеть. Он не был готов. Возвращение блудного парня – огромная перемена в устаканившейся жизни Хима, и перемены давались ему с огромным трудом. А Енгук попой чуял, что вернется он и будет наводить порядок в квартире Хима и в его голове. Кто-то в паре должен стоять на ногах, чтобы за волосы держать того, кто катится в тартарары. Но иногда Гуку тоже хочется безвольным шариком катиться с Химом, после этого ему приходится гораздо больше усилий вкладывать в спасение двух утопающих. - Человек! – Химчан повернулся и увидел недовольного Енгука, стоящего шагах в 15 от него. Волосы помятые, шарф кое-как наброшен, лицо заспанное. Добро пожаловать, 5 часов экспресс поездом без сна, подушки, комфорта, и вообще замерз он. – Я тебе писал, что мой вагон 2, какого черта ты у 8 стоишь? Ай блин. Я соскучился по твоей тормознутости. Хим просто расставил руки, так и говоря: «Я страдал здесь без тебя. Целый год кто-то наслаждался тобой, а теперь все, только мое. Иди быстрее сюда, мне нужно убедиться, что ты настоящий». Они взяли такси, чтобы побыстрее добраться до дома. И почти всю дорогу молчали. Не было смысла спрашивать, как Гук доехал, ибо очевидно, что он адски устал, хочет кушать и принять душ. Не было смысла спрашивать про год работы, потому что этот рассказ будет бессмысленен без ноутбука, фотоаппарата и прочих прелестей цивилизации, к которым они не хотели прибегать. Химчан молчал, думая, заметил ли Гук, что он поправился; заметит ли Гук, что у него почти нет новой одежды; поймет ли Гук, что Хим совсем не следил за его работой, что нет ни одного нового журнала. Гук был полностью поглощен ожиданием: наконец-то он попадет в самый любимый временный дом. Через полчаса они уже крутились в квартире. Енгук небрежно стянул с себя шарф и пальто, швырнул их куда-то по пути к кровати и с огромным удовольствием плюхнулся. Оп – на его руке уже лежит туша Хима. И они просто тихо обнялись. Да, это было доказательством того, что, наконец, все шестеренки в механизме будут нормально двигаться, слаженно работать. У них будет неопределенный промежуток счастливого времени без суеты. Ведь Хим уволился с работы перед столь ожидаемым возвращением. Они наслаждались свободой и кампанией друг друга неделю. Почти ни о чем не заботясь. Енгука не отпускали некоторые тревожные мысли. Во-первых, с кем периодически треплется его парень. Во-вторых, какого черта вокруг всегда так много вкусной еды. - Ты и раньше хорошо готовил, но теперь превосходишь сам себя. – Да, Гук неловко улыбался, пытаясь скрыть боязнь и недоумение. Он же не может сказать: «Черт, ты жирнеешь. И готовишь всякую гадость постоянно. Парень, я модель, не могу жрать в 11 ночи невероятно вкусное печенье». Или может. Хим устало вздохнул. Он ждал этого разговора, поэтому был даже рад, что момент икс настал. Осталось отстреляться, потом живи себе спокойно. - Говори уже, не мнись. Я же сам все знаю. - Ты слишком много готовишь. Моя работа напрямую зависит от моей внешности, я не могу постоянно жрать пироги, домашние чипсы, стейки с картошкой. Пожалей нас обоих. Я ни в коем случае не говорю, что из-за лишних килограмм я тебя меньше люблю или меньше хочу заняться с тобой сексом на столе. Но бля. Химчан сгорбившись стоял напротив духовки всю тираду и спокойно смотрел на кокосовое печенье, не пригорело ли. На руках были одеты кухонные перчатки, на голове – систематический шухер, бежевая растянутая кофта до сих пор большая, но уже не так привлекательно висит на плечах. Огромное количество людей сочтет этого перманентно заспанного парня очень милым, а Гук нутром чуял, что за всем этим стоит внутренний Армагеддон Хима. Это был очень умный, догадливый и чувственный спасательный круг. А почему парень столько готовил? Почему в его холодильнике всегда оставались кучи еды, будто он готовил на десятерых? Так ведь он и готовил на десятерых, это раз. А два… На улице мороз, за окном ветер воет, а он стоит себе на кухне в домашней одежде, единственный источник света – встроенные в шкафы и вытяжку лампочки, от чашки горячего чая поднимается пар, а он стоит напротив духовки, где печется очередное калорийное убийство диеты и наслаждается теплом, исходящим от нее. У Хима в душе было холодно, вот он и грелся. - Ну… Мне так уютнее. Тем более я многих людей пытаюсь прокормить. Не спрашивай. И мне нравится готовить. Я просто кручусь на кухне, ни о чем не думаю. У меня неплохо получается готовить со всего, что найду в холодильнике. И специи я удачно сочетаю. Он сразу начал защищаться, оправдываться, а ЕнГук ждал попытки объяснения проблемы. - Идиот, я же не говорю, что ты плохо готовишь. Да твоя стряпня мне нравится больше европейских ресторанов. И только на твоей кухне так уютно, ты прав. Черт. Если ты и дальше будешь таким убедительным, я заброшу работу и буду просто наслаждаться жизнью. - Ты знаешь, где меня найти. - Ха, да я отсюда не уйду. И ЕнГук не ушел. Зачем? Зачем вообще выходить на улицу больше раза в неделю? Сходил в магазин, пополнил запасы, понежился на солнышке немного – и бегом в укрытие. Одна беда – чем дольше соблюдаешь такой режим, тем больше пугаешься толпы. Химчан к этому привык. Его пугало осознание того, что чем дальше, тем хуже, но он не был готов совершать маленькие подвиги и исправляться. Именно поэтому он так ждал Гука. Он возлагал на него огромные надежды. Осталось Гуку их воплотить. Хорошо хоть, его заставила двигаться закалка и привычка не запускать, а совершенствоваться. - Привет. – Химчана клюнули в нос. Он еще спал и не сразу сориентировался, что какого-то черта Гук проснулся по будильнику, чего не случалось уже несколько недель. Да, именно такие мелочи заставляют волноваться. Особенно если ты Химчан. И если ты понимаешь, что из-за этого сраного будильника именно сегодня в твоей размеренной жизни что-то пойдет не так. - Ммммм. Что ты задумал? Идешь куда-то? – Последнее предложение донеслось откуда-то из подушки. Химчану не нравился бьющий в глаза свет, вставать лень, так закопаемся же просто в постели. - Сходим сегодня в кафе. Я хочу суши. Или пиццу. Короче, я что-нибудь хочу. Давай, чтобы завтрак не готовить. Если хочешь, найдем какое-то местечко с зоной для курящих. - Угу, два раза. Для этого придется спрашивать, можно ли у них курить. - И? Спросим. - Я боюсь пользоваться метро. Боюсь пропустить нужную остановку. - Я же буду с тобой. - Это единственное условие, из-за которого я согласен. «Ну еще из-за того, что такая жизнь тебе не подходит. И я сделаю эту маленькую жертву. Хотя это будет просто пиздец». Только это Химчан сказал про себя. С чего начать? С выхода из квартиры, пожалуй. Обычные вылазки не давались так сложно, потому что в них не должно было быть ничего незапланированного или выходящего из-под контроля. Дом – магазин – дом. А сейчас что? А сейчас метро. Потому что машина ЕнГука уже месяц стоит в гараже. О да, как Хима трусило, как только они стали подходить к спуску в метро. Сразу – кучи людей, толкотня, суета. А у него – паника. И если бы он мертвой хваткой не вцепился в руку своего бесстрашного сопровождающего, грохнулся бы с лестницы. В какой-то момент забитый вагон его даже обрадовал. Гук ближе к нему, падать некуда. Только потом он вспомнил, что как-то нужно пробраться к выходу и опять запаниковал. Как можно заставить этих вселяющих ужас людей пропустить их? Если бы не Гук, расчистивший путь, Хим бы ехал до конечной остановки, чтобы спокойно выйти из вагона. А потом уже паниковал бы, как от сюда добраться домой. Следующее препятствие – войти в кафе. Что же происходит с такими людьми, как Химчан, когда они заходят в людное место? Им кажется, что все взгляды прикованы к ним; что они кому-то помешали; что кто-то смотрит на них и смеется. А сейчас он поскользнется на кожуре банана и забавно упадет на официанта. Зато все посмеются. Кроме официанта, конечно же. Да, официант. Он, может быть, встретит тебя на входе с выдрессированной улыбкой. Спросит, где ты хочешь присесть. Неизвестно, это худший вариант или лучший. Так ты хотя бы будешь знать, куда тебе идти, не надо звать официанта для заказа, потому что он уже здесь. Если тебя на входе никто не встречает, ты просто приземляешься за любой свободный столик. Но. Но вдруг он уже занят? Подойдут люди и будут возмущаться, я буду неловко выглядеть. Но вдруг официанты будут меня игнорировать. Не совсем нормальные мысли для человека, который просто идет пожрать. Короче. Если бы ни Гук, Химчан уже давно бы грохнулся в обморок. *** - Ну вот. Эта прекрасная черная рубашка уже не сидит на мне так сногсшибательно. За пару месяцев Енгук привык пускать разочарованные взгляды на зеркало, пожевывая бутерброд. - Интересно, чем все это кончится. Гук продолжал крутиться перед зеркалом, пожевывая бутерброд, пока Хим медленно отрывал взгляд от книги, переваривая услышанное. Да, для Гука было естественно, что теперешнее их существование – лишь временный отдых. Вот в чем было их различие: одному – обыденность, образ жизни, эскэйп от такой противной и страшной реальности; другому – несколько месяцев наслаждений и прекрасностей, а потом труд, работа спасательным кругом. Хим и не заметил, как Енгук стал все больше и больше готовить. Готовить нормальную здоровую еду, которая, кстати, пришлась ему по вкусу. А потом он стал чаще вытягивать Хима на улицу. Иногда выгонял его одного, зато потом места себе не находил от волнения. Мало ли, что может приключиться с таким неприспособленным к жизни человеком. Вот уже и Гук стал чаще выходить из квартиры. На работу. Конечно же, оставаясь один, Хим возвращался к друзьям. Хотя он редко с ними расставался. Ему было прекрасно работать дома, опять греться у печки, зная, что через несколько часов дома будет его спасательный круг, которому нужно сделать овощной салат с грейпфрутом и кедровыми орешками и курицу. Взамен Гук начал вытягивать его на пробежки. Или очень рано, или поздно. Хим смирился с этой авантюрой только на таких условиях. Людей поменьше, никто не смущает. Тебе не кажется, что кто-то ржет с того, как ты коряво бегаешь. И падать не так страшно. А потом они опять опускались на дно. Или куда там. И «опускались» как-то обидно звучит. Забирались подальше, лучше так. Енгук слишком долго позволял себе тонуть с Химом, чтобы потом без особых усилий вытащить обоих на берег. А потом еще задаешься этим коварным вопросом «да зачем, собственно?». Up and down, feels like an elevator. © Beast, Good luck. Но всегда побеждал рациональный сильный Гук, каждый раз. Как бы глубоко они не нырнули, как бы далеко не ушли от мира с его противными обязанностями, вызовами, да и вообще, выходами на улицу, заботящийся Гук побеждал. Нельзя в паре тонуть обоим, нельзя. - Хим, я так больше не могу. Я тебя предупреждал: если я перестану справляться, бразды правления перейдут к тебе. Так что давай, вперед. Он махнул в сторону сидящего за столом Хима рукой, мысленно передавая ему те самые бразды правления, на что Химчан моментально ответил резким махом рукой в знак несогласия. - О чем ты, мать твою, говоришь. Ты что, не видишь, что меня почти все устраивает. Некомфортно только из-за того, что тебя не все устраивает, но ты знал, ты знааал, на что идешь. - Я до сих пор уверен, но блять. Просто блять. Это были последние слова, которые звучали в квартире Химчана за три дня. Енгук произнес их, потом хлопнул дверью и свалил. А Хим не звонил: он знал, что всем пора немного отдохнуть, поразмыслить или наоборот упиться в хламину и ни о чем не думать. Странно. Им могло быть некомфортно думать о том, что другому некомфортно, зато в этой ситуации им было абсолютно нормально. Хлопнуть дверью и не созваниваться пару-тройку дней – не ссора, а вполне необходимый и приемлемый перерыв. Так зачем задалбывать. А потом Енгук опять уехал. И потом еще раз. И еще несколько раз. Все повторялось год за годом, месяц за месяцем. Енгук уезжал на неделю, 2 месяца или 12, неважно. Просто каждый раз, когда он вываливался из поезда, он бегающими глазами искал свою ходячую головную боль. Своеобразный тест, если Хим есть, значит, что бы ни случилось, еще не поздно дать пиздюлей и вернуть к жизни. Однажды Енгук не увидел никого знакомого на перроне. Тогда, закатав посильнее рукава и выпустив всю злость и отчаяние в матерном монологе, он взял такси и поехал по уже наизусть выученному маршруту. Лишь бы успеть дать этих самых пиздюлей и вытянуть на берег. Всегда успевал. Но такси ведь и в пробке застрять может.