Финишная прямая

Квартирка состояла из трех крошечных комнат, но зато имела три этажа. Амстердамское жилье изобиловало подобными предложениями. Мэтт стоя возле окна, наспех ел лапшу быстрого приготовления. Бульон был горячущий и он обжигаясь шумно сербал, продолжая бездумно разглядывать окна противоположного дома, сквозь оранжевые стекла своих очков. Он находил, что глядеть на серую унылую и туманную слякоть за окном намного полезнее через стекла, делавшие окружающий мир если не солнечным, то хотя бы ярким. Хлопнула входная дверь. Мелло мрачно глянул на него, блеснув синевой глаз, из-под растрепанного мокрого капюшона. Мэтт кивнул, всасывая длинную волнистую макаронину, и снова отвернулся к незанавешенному окну. Он понятия не имел, где шлялся немец, но не желал узнавать, полагая, что это личное дело Мелло. Тот все еще мучился от ожогов, изнемогая и днями и ночами от ноющей непрекращающейся боли. Они взяли короткую передышку, свалив вместе в Европу, чтобы малость восстановиться. Хотя восстанавливался один Мелло, Мэтт особо не страдал, за исключением того, что вся его жизнь была хуевой. Хотя ожоги были бы болезненнее, стоит признать. Мелло шипя от боли, скинул пальто прямо на пол, после переступая через него, топая по узкой лестнице вверх, на второй этаж, где были ванная и крохотная захламленная гостиная. На светлом линолеуме ступеней оставались следы и потеки грязи с его грубых ботинок. - Че это за хрень? – Мэтт вертел в руках круглую пластмассовую коробку, в которой с тихим шорохом перекатывались странные оранжевые таблетки. Веселые на вид, но и стрихнин можно разукрасить в радужные оттенки. - Это мое спасение, Мэтти. Голос Мелло был хриплый, но в нем не чувствовалось тех пронзительных ноток, сдерживаемой боли. Мэтт задумчиво поджал губы, вытряхивая на ладонь одну: - Ты уже принял? - По моей улыбающейся роже не видно, что мне хорошо? – Мелло улыбнулся широко и блаженно откинулся на невысоком узком диванчике. – Это охуенно Мэтти, клянусь. Только чувак барыживший этим говорил о побочных психологических эффектах, но это хуйня, уверяю тебя. - Ну судя по тому, что ты вдруг начал звать меня Мэтти, доля правды есть, - Мэтт еще секунду рассматривал таблетку сквозь свои гогглы, оттого казавшуюся еще более яркой и засунул себе в рот, жуя и глотая. Таблетка оказалась горькой и растаяла во рту песочной консистенцией. Проведя языком по зубам и деснам, слизывая остатки горечи, он вскинул на Мелло вопросительный взгляд. Тот только поднял вверх большой палец в черной перчатке, и вновь откинулся на диван, удовлетворенно улыбаясь в потолок. Музыка разрывала барабанные перепонки, отдаваясь и в груди. Яркий свет, то и дело вспарывавший толпу, добавлял ощущения ирреальности, и Мэтт понимал, что его накрывает так, будто это был последний день его жизни. Более-менее в себя он пришел на холодном полу мужского туалета, глядя вокруг одурманенным взглядом. В комнату то входили, то выходили мужики, не обращая на него внимания и он, в конце концов, поднялся, хватаясь за бортик умывальника. Брызгая ледяной водой в лицо, заставляя содрогаться все тело, он окончательно пришел в себя. Эффект от таблеток был крутой, но короткий, а последствия совсем хреновые. Оно того не стоило, решил Мэтт. Но то, что Мелло развели, всучив ему низкопробную дрянь, почему то развеселило. Вспомнив о друге, он обернулся инстинктивно, хотя находился один в комнате, и вытерев мокрое лицо подолом футболки вышел из туалета. Искать Мелло в клубе, среди огромной толпы, было полной чушью, хотя искать стоило. Подкуривая за углом задрипаного ночного клуба, в который они с Мелло и завалились в надежде хорошенечко развлечься, Мэтт, с присвистом выдохнул серый дым в ночное небо. За углом разгорался конфликт, хотя конфликтом называть имбецильные разборки пьяных или обколотых люмпенов было достаточно сложно. Мэтт уловил знакомый голос одного из участников стычки, и вытащив сигарету изо рта устало сплюнул. Жизнь – хуйня. - Какого, скажи мне, хрена, ты тратишь свое время на этих вшей, когда через неделю мы возвращаемся к делу Киры? – Мэтт толкнул Мелло в кирпичную стену, и закурил, глядя как тот медленно сползает на асфальт, - Это бессмысленно, - Мелло потер здоровую половину лица, продолжая хмельно улыбаться, - все равно выиграет этот анемичный пиздюк. Мне уже не догнать Ниа. - Че? – Мэтт думал, что его однозначно сложно чем-то удивить. Сейчас же сигарета выпала из его губ, падая возле подошв ботинок, и мигая оранжевой искрой. – Что ты сказал? – у Метта от удивления сдавило горло и он просипел-прошептал свой вопрос. - Таблетки заставляют говорить правду Мэтти. Так вот правда в том, что нихера я не выиграю, будь уверен. Мелло закрыл глаза, прислонившись к кирпичной грубой стене, и видимо собрался заснуть. Мэтт подумал, что он зря мысленно жаловался на жизнь. Вчера. Нынешнее положение вещей показывало, что вчера все было шоколадно. Впрочем в его случае это действовало каждый чертов день. Начиная с его побега из Вамми все становилось все херовей день ото дня, несмотря на свободу и доступность всех благ жизни. Это глубочайшее разочарование в аксиоме любого двенадцатилетнего. В двенадцать кажется, что у двадцатилетнего тебя, будет все для охуенной жизни. Ведь двадцать лет - это … это круто. На самом деле Мэтт постоянно ощущал глубокую ностальгию по пребыванию в Вамми-Хаус. Ощущал уже давно, прямо с самого первого дня как ушел, но признал в себе это только сейчас. Реально что ли таблетки искренности? Дотащив на себе почти что беспамятного Мелло до их квартиры, Мэтт потянул его в ванную. Крохотность квартиры распространялась и на ванную, даже вдвоем здесь было слишком тесно. С обреченной флегматичностью он раздел Мелло и засунул в душ, прижав к стене и направляя воду так, чтобы струйки стекали не тревожа искалеченных участков кожи. - Я сам, вали отсюда, - пришедший в себя Мелло перехватил его руку с душем, демонстрируя относительную трезвость голоса. Той дебильной обреченности уже не слышалось. Сам так сам, Мэтт удержался от того, чтобы пожать плечами и вернулся в гостиную, стаскивая с себя намокший свитер, бросая его на пол. В комнате было накурено, и Мэтт поднял ставни окон, впуская порывы свежего воздуха. Курить он любил, и сигаретный дым переносил нормально, но всегда бывает слишком. Сейчас было слишком душно, он буквально задыхался, и вдыхая холодный ночной воздух с запахом дождя чувствовал себя лучше. Свет он не включал. Загнутый фонарь узкой улочки давал брызги света в гостиную, чего было вполне достаточно. Потянувшись, он упал на диван, закидывая ноги на низкий журнальный стол, и окунаясь в события почти новой компьютерной игры. Виртуальный мир всегда был круче реального, Мэтта совсем затянуло, и очнулся он только от громкого хлопка, а после шума десятков брызнувших во все стороны таблеток, заколотивших по стенам и осыпающихся дождем на пол. Мелло, с обернутым вокруг бедер полотенцем, довольно улыбался сжимая в руках пистолет с глушитетелм. Мэтт решил промолчать, окидывая взглядом засыпанный ошметками таблеток пол. Некоторые из них рассыпались, являя собой оранжевый песок на бежевом покрытии комнаты, там где попадал свет уличного фонаря. Мэтт подумал, что старушка, у которой они сняли квартиру, расстроится. Убирать то они ни хрена не будут. - Эту хуйня влияет на мозг, заставляя, блядь, бредить. Мэтт кивнул словам Мелло, не имея желания отвечать или продолжать говорить, но отложил PSP, поднимая с журнального стола пакет с медикаментами. Мелло молча терпел, пока Мэтт обрабатывал его ожоги. Мазь была белого цвета и сильно пахла мятой и ментолом. Мелло это нравилось, хотя он бы конечно предпочел мазь с какао, но и это был не худший вариант. Расстреляв таблетки легче не стало, Мелло был благодарен Мэтту, за то, что тот ни черта не расспрашивает и вообще делает вид, что ни таблеток, ни разговора не было. Это было одно из самых охуенных качеств Мэтта. Он так абстрагировался от происходящего, что казался глухонемым или дебилом, при котором можно творить что угодно, поскольку никто и никогда этого не узнает. А это качество при его остром уме было весьма ценным. - У них стекло треснуло, - он взглядом указал на голову Мэтта, который натянул гогглы на волосы. - Знаю, - Мэтт безучастно ответил, разрывая зубами бинт, заставляя своим движением сузиться глаза Мелло. Неконтролируемо дергаясь, когда Мэтт начал поверх нанесенной мази, прилаживать бинты, Мелло закрыл глаза. Мэтт оборачивал бинты вокруг его спины, закрепляя на противоположном, здоровом плече; пряди его волос щекотали кожу Мелло, глубоко дышавшего и продолжающего вздрагивать. Мэтт был обнаженный по пояс, с открытыми, без извечных оранжевых стекол глазами, и Мелло казалось, что у этой оранжевой таблеточной хуйни есть еще один побочный эффект. Он почувствовал тяготение еще в ванной, чувствуя на коже мокрые пальцы Мэтта, и отвязался от него, чтобы прийти в себя. Сейчас же мятный свежий аромат от противожоговой мази смешивался с никотиновым запахом волос Мэтта, его пота, и еще чего-то, наверняка запаха его кожи действуя на Мелло обезоруживающе. Таблетки, блядь. Мэтт завязал бинт, и поднялся с пола, подходя к голому окну и закрывая его. Мелло не сдержал разочарованного стона, маскируя его под боль. Шрамы на удивление не ныли, пилюли все еще действовали. Он прикрыл глаза, опираясь на диван, все еще сидя на полу, и замер, глубоко и размеренно дыша. Вот когда бы пригодилась отрешенная холодность Ниа. Но даже сама мысль в его голове, что ему вдруг, на мгновение, захотелось быть похожим на Ниа, принесла отвращение. Мелло захотелось убиться. - Выпей. Мэтт протягивал ему стакан с водой и круглую белую таблетку. Мелло подумал, что таблеток он сегодня просто обожрался, куда уж больше, но молча взял с ладони Дживаса пилюлю в гладкой облатке, задержавшись в прикосновении на секунду дольше, проглотил, запивая водой, и вытирая после мокрый рот тыльной стороной ладони. Они молчали. Мэтт даже не играл в свои игры. Просто молчали, сидя на полу, по разные стороны, низкого журнального стола, и глядя друг на друга. Мелло пытался додуматься, что на уме у Мэтти, логично полагая, что тот занят тем же. Не было печали. Если Вам скучно – выжрите психотропный дряни, и увлекательное не отстающее от вас развлечение гарантировано. Развернув с хрустом фольгу, и впиваясь зубами в шоколадную плитку, Мелло с удовольствием услышал ее треск. Нет ничего охуеннее, чем звук ломающегося шоколада, разве что его вкус и полуобнаженный Мэтти перед глазами. Мелло продолжал жевать шоколад, Мэтт курил. - По-моему ты мне фигово замотал бинт, - Мелло наконец додумался, как еще урвать легальных, не обличающих прикосновений, - ты перетянул так, что я сейчас сдохну. Мэтт не спеша затянулся, так же медленно выдыхая и лениво втыкая окурок в забитую пепельницу, после глотнул колы из банки. Мелло видел, как дернулся его кадык, и нервно сглотнул. Сучонок явно издевался. Его лицо было так близко, когда Мэтт ощупывал узлы и уровень натянутости бинтов, что у Мелло перехватило дыхание. В этот раз глаза он не закрывал, рассматривая Мэтти с убийственно близкого расстояния. Тот взгляд встретил, замерев в дюймах от лица. Они так и продолжали глядеть друг на друга, их потяжелевшие дыхания смешивались, но никто не шевелился. Мелло решил, что ему надо еще совсем немного смелости, прикрывая веки и судорожно вдыхая воздух, которого по-прежнему в легких, отчаянно не доставало. А через миг он совсем забыл, как дышать, чувствуя прикосновение чужих губ. Когда они с Мэттом успели так скурвиться-то? Но Мелло удовлетворенно осознавал, что его внезапное тяготение не вызвало отвращения, а наоборот нашло отклик у Мэтта. Хотя, если подумать, что сейчас это было сложновато делать, кто еще если не Мэтт? Мэтт, которому можно довериться в огне, воде, под прицелом и даже в аду. Мэтт с таким неуловимым офигенным привкусом губ. Мелло пытался понять на, что же похожи по вкусу поцелуи Мэтта, и не мог определиться. Чудился то привкус колы, то сигарет, то чего-то совсем неописуемого и неуловимого, как верная мысль при решении задачи, она близко, и понять ее кажется так легко, но она не дается, перекатываясь как хитрый и верткий шарик ртути. Мелло хотелось откусить кусок губы Мэтта, и прожевать, и наверное только тогда он поймет, что же у Дживаса за привкус. Он разорвали поцелуй, тяжело дыша, прижимаясь лбом ко лбу Мэтта, пытаясь сфокусировать взгляд. - Это полная хуйня Мэтти, но у меня в мыслях адище и блядство. Мэтт чуть откинув голову, царапнул коротким ногтем по нижней губе Мелло, и заставил приоткрыть рот, проталкиваясь пальцем и проводя по его кончикам зубов, задевая гладкость внутренней щеки, а после облизывая палец, и вскидывая обжигающий, искрящийся зеленым, взгляд. - Не у тебя одного, Мелло. Мэтт поднес к кончику сигареты танцующий в дрожащих руках огонек зажигалки, и с удовольствием затянулся, с таким удовольствием, будто не курил неделю. Хотя это была уже седьмая сигарета подряд. Мелло спал закутавшись в одеяло, все так же на полу. Мэтту досталось ворсистое покрывало с постели. Они притащили их с верхней комнаты, из спальни, почему-то решив спать здесь. Было охуенно. Мэтт чувствовал приятную слабость в потяжелевших ногах, и саднящие засосы по всему телу. С Мелло было не как с девчонками, за лишнюю нежность он бы прострелил ногу, а за излишние прелюдии голову, и это было как раз то, что нужно. Держа в покусанных губах сигарету, он потянулся, и достав, подложил под голову свой свитер. Он все еще был влажный, но это мелочи жизни. «Жизни» блядь. Мэтт медленно повернул голову, разглядывая комнату. Она казалась прибежищем бомжей, хотя по сути так оно и было. Разбросанная одежда, обрывки фольги и смятые упаковки шоколада, окурки, въевшийся пепел, который Мэтт стряхивал на бежевое покрытие, рассыпанные остатки таблеток. И сейчас, вот среди этого всего, он чувствовал, что переживает самый яркий момент свой жизни. Кульминацию и закат. Лучшие моменты и в таком пиздеце. Довольно хуево, учитывая, что для детей гениев из Вамми-Хаус предрекается престижнейшая жизнь частных детективов, которые ездят на роскошных тачках (хотя у Мэтта была лучшая машина на свете), расследующих запутанные сенсационные дела. Впрочем, у других детей получилось, потому что на обочине жизни, при всей своей развитости и блестящих умах, оказались именно Мелло и Мэтт. Хотя… Мэтт задержался взглядом на спящем Мелло. Материальное не всегда лучшее мерило успеха. Может жизнь и не совсем отстой. Сегодня, по крайней мере. Мэтт все еще помнил про правило «завтра будет хуже чем вчера». Он чувствовал, что проживает сейчас свой финиш. Последние сто метров, которые гонщик едет быстрее всего, где ощущения острее, где адреналин в крови приносит счастье. Такое бывает, если суждено сдохнуть молодым. Мэтт решил, что будет в восторге от каждого дня. Он ставил сорок девять процентов, что проживет еще год, и девяносто семь, что в конце месяца его уже не будет в этом мире. А его прогнозам верить стоило, он все же был, и пока что есть третий гений Вамми-Хаус.