here's the pride before the fall

Коннор упорно закрывается. Он допускал такую ошибку — влюбиться в кого-то — всего один раз в своей жизни и не намерен ее повторять. Просчета быть не должно. Все налажено и отточено до безупречного: подцепить-трахнуть-распрощаться. Ну, может, повторить разочек, если вышло нечто необыкновенное. Коннор не встречался. Не устраивал свиданий, не занимался теми слащавыми делишками, вроде совместного разгадывания кроссвордов или готовкой завтрака, какими занимаются пары. Реальные пары, любящие друг друга, не имеющие никого, кроме друг друга. Коннор не рисковал. А потом в его жизни вдруг так случайно-неожиданно появляется Оливер, и вся четко выстроенная армада, никого не подпускающая к сердцу, начинает тонуть. Коннор не сразу понимает это. До его сознания начинает доходить, что что-то не так, когда он не может просто так забить на Оливера после того срыва их ужина — почему он в принципе на него согласился? - и все же приезжает к нему с пакетом еды. Не то чтобы они сначала приступили к ней, как все цивилизованные люди, но это уже входит в разряд вещей, которые Коннор никогда не делал. Он убеждает себя, что еще одна ночь ничего не испортит. И еще одна. И еще. Он твердит, что все по-прежнему под контролем. И, будто чтобы доказать это себе, он трахает этого клерка, заодно выуживая информацию по делу. И это как ток по телу, как ледяная ванна для мозга, и Коннор все понимает. Он пугается, чертовски пугается. Он не хочет влюбляться, даже мало-мальски привязываться не хочет, это разобьет его, сломает, вскроет горло тупым перочинным ножом и заставит валяться на земле, задыхаясь. Коннор знает, что этим кончаются неудачные романы. И это реальность, здесь удачных романов быть не может. Оливер узнает, и когда Коннор слышит это, то, как он проигрывает на телефоне запись подслушанного разговора, где он есть лишь косвенно, его почти бросает в холодный пот. Он не хочет объясняться, но пытается, он говорит то, о чем никогда в жизни не хотел бы даже думать: «Ты мне нравишься, на самом-то деле». Фраза-табу. «С ним у меня был просто секс, а с тобой что-то большее». Фраза с надеждой на будущее. «Не делай этого». Фраза-мольба. Коннор облажался. Он стоит за дверью со стопкой одежды в руках и отчаянно надеется, что Оливер откроет дверь и поверит ему. Честно говоря, Коннор не верит сам себе. Как мог он, человек «со льдом в венах», так изменить самому себе? Как мог он открыться кому-то, впустить кого-то под кожу, хоть на немного? Как мог он? В памяти всплывает улыбка Оливера и блеск в его глазах, и Коннор уже не удивляется. Он не железный, в конце-то концов. Только притворяется таким. Искусственный барьер куда проще пробить, чем выстроенный из-за череды естественных причин. У Коннора не было череды. Он сам выстроил свою тюрьму в свободе. Он думает о том, чтобы пойти в бар, напиться и выловить какого-нибудь юного мальчика. Мысли не приводят его к действиям. Он лишь стоит несколько минут, прижавшись лбом к двери в квартиру Оливера, а потом собирается с силами, наконец-то одевается и уходит к себе. Коннор не плачет. Это то, что он пока сохраняет при себе. Это не стоит слез, он не был любовью всей его жизни. Коннор думает об этом и морщится. Еще чего не хватало. И Коннор не мучается всю ночь с бессонницей или чего похуже. Он засыпает, но засыпает с мыслями о все же возможном прощении и каком-нибудь будущем. Во сне он отпускает все границы и улыбается этим картинкам в подсознании. Быть может, все же, надеется тот глубоко запрятанный Коннор, в реальности бывают удачные романы.