Высокий светловолосый мужчина внимательно рассматривал выставленный на потертых от времени витринах товар. В последнее время он все реже посещал лавки, торгующие маглами. За несколько месяцев спрос на них вырос в несколько раз, и сложно было найти что-то поистине стоящее, а тратить деньги впустую Люциус Малфой увы не привык.
Маглы, стоящие за стеклом большинства лавок, чаще всего были на одно лицо, уже неоднократно побывавшие в употреблении, с пустыми глазами и сломленные изнутри. Большинство из них часто подвергались пыткам и насилию со стороны бывших хозяев, о чем свидетельствовали многочисленные раны на теле.
Лавка Грегори Пайнса, однако, отличалась от многих других. Все представленные маглы обладали хорошими внешними данными, имели максимум одного хозяина и минимальное количество физических повреждений. Соответственно и цена была на несколько порядков выше, нежели в других подобного рода местах. Кроме того, прежде чем выставлять товар на витрину, Пайнс внимательно изучал его и готовил к продаже: стирал память, объяснял, как себя вести не стоит, избавлялся от тех, кто по его мнению не достоин был быть представленным покупателям.
Люциус остановился у одной из витрин. На него, испуганными глазами сквозь стекло смотрела совсем молоденькая светловолосая девочка небольшого роста. На вид ей не дашь больше 16, что было весьма кстати: такие испуганные маглы всегда отличались послушанием, тело только начинало формироваться и поэтому имело незначительное количество недостатков, а от кожи исходил приятный запах молодости. Мысли Малфоя старшего прервал хриплый голос хозяина лавки:
- Мистер Малфой, - расплылся в фальшивой улыбке маленького роста колдун с крючковатым носом и на удивление маленькими глазками. – А я и уже и не ждал вас снова увидеть. Давно вы к нам не заглядывали.
- Был занят, - холодный тон Люциуса свидетельствовал об отсутствии желания продолжать беседу.
- Может вам подсказать что-нибудь? Совсем недавно завезли…
- Не стоит. Если меня что-то заинтересует я сам вас позову.
Грегори Пайнс был одним из тех, кого Люциус приравнивал к грязнокровкам: низший слой магического общества, чернь не достойная его внимания. Сам факт общения с ним оскорблял. Однако, именно Пайнс был одним из немногих, кто мог найти для мистера Малфоя именно то, что было ему нужно. Все рабыни, купленные им когда-либо, были куплены у Пайнса.
Люциус машинально развернулся и направился в менее людную часть лавки, туда, где были представлены наиболее дорогие экспонаты в попытке избавить себя от общества Пайнса. Внимание привлекло нетипичное для данного места скопление волшебников у одной из витрин. Они что-то громко обсуждали, не отрывая взгляд от девушки, стоящей перед ними. Люциус подошел ближе. Стоило только поднять глаза, и он понял, что нашел именно то, что искал.
Она была действительно хороша. Люциус Малфой любил красивые вещи. Весь особняк был украшен редкими картинами, скульптурами и иными произведениями искусства, которые куплены были с единственной целью - радовать глаз хозяина. Рабы относились к числу таких вещей. Одновременно с этим, маглы, будучи в употреблении некоторое время, продолжали свой путь за стенами Малфой-Мэнора, а картины оставались висеть на прежних местах. И это было не единственным их отличием. Однако, как и к картинам, к товару, купленному в лавке Пайнса, Люциус относился довольно бережно: рабы всегда имели опрятный вид и на них редко можно было увидеть следы побоев. Кроме того, другим жителям особняка, или же гостям не разрешалось трогать «игрушку» хозяина, за редким исключением. Это правило появилось сравнительно недавно, после нескольких попыток Нарциссы изувечить одну из очередных и по ее словам временных «подстилок ее мужа».
Высокая, стройная, с оливкового оттенка кожей и задерживающими на себе взгляды изгибами тела девушка в витрине казалась немного ненастоящей. Возможно, излишне худая, она напоминала скорее аристократку, чем заморенную голодом девочку. Каштановые вьющиеся пряди волос, ниспадая на плечи, лишь слегка прикрывали обнаженную грудь. Она стояла ровно, не пытаясь прикрыть руками выставленные на показ части тела, как делали многие здесь. Девушка смотрела прямо перед собой. В ее глазах не было испуга, паники, ни всего того, что действительно должно было быть. Напротив, по выражению лица рабыни можно было предположить, что это она сейчас купит кого-то из столпившихся вокруг мужчин. Плотно сжатые пухлые губы свидетельствовали о презрении, которое она испытывает к окружающим. Именно таких приятнее всего «ломать» изнутри.
Несколько секунд понадобилось на принятие окончательного решения. Примерно столько же, чтобы найти глазами хозяина лавки. Пайнса не пришлось звать. Одного взгляда Люциуса в его сторону достаточно, чтобы тот сам подбежал, в предвкушении предстоящей сделки.
- Сколько?
- У вас чудесный вкус, мистер Малфой. Но, знаете, сегодня спрос именно на этот экспонат слишком высок, и я не знаю сможем ли мы договориться на счет…
- Меня не интересует количество желающих купить товар, - раздраженный голос Малфоя заставил Пайнса замолчать. – Я собираюсь ее купить. Поэтому давайте вы просто назовете цену… сами.
Слово «сами» заставило глаза продавца алчно заблестеть. Его рот расплылся в улыбке:
- В таком случае нет сомнений, что мы сможем договориться.
***
Она красива. Действительно красива. Достойно внимания одно то, как она идет перед ним, вышагивая, словно она королева, а не купленная в лавке вещь. А ее взгляд… в нем столько силы, презрения и надменности. Отнюдь, девушке не повезло: не повезло родиться маглом. Мог бы поклясться, что родись она в семье волшебников, она могла бы многого добиться. Знай Грегори Пайнс истинную цену девушки, то мог бы требовать куда большей суммы, чем я ему заплатил.
***
- Здесь ты будешь жить, если твое существование уместно теперь называть жизнью, - после долгого молчания сказал тот, кто меня купил. – Ты будешь делать то, что я тебе говорю, выполнять все мои приказы, отвечать только, когда я тебе разрешу и тогда, возможно, тебе будет легче воспринимать все то, что с тобой происходит.
Молчу… а что я могу сказать? Грегори Пайнс достаточно доходчиво объяснил основные правила поведения после покупки. И то, какими методами он объяснял, вряд ли когда-нибудь захочется поделиться даже с близкими людьми. За неделю, проведенную в подвале лавки, я усвоила для себя несколько важных вещей. И главная из них – не стоит злить того, кто может запросто сделать твою жизнь еще хуже, чем она есть.
Мы уже несколько минут стояли в «моей комнате». Она была довольно небольшой и по сравнению со всем остальным особняком была более чем скромно оформлена. В одном углу стоял маленький деревянный столик. Подле него располагалось кресло. Вдоль стены напротив находились два шкафа, один из которых был заполнен старыми, покрытыми слоем пыли книгами. В комнате имелось также имелось окно, зашторенное наглухо плотной темно-изумрудной тканью, еще одна дверь, ведущая по моему мнению в ванную комнату, и… кровать. Кровать отличалась от других предметов мебели: большая, явно непредназначенная для такой маленькой комнаты, с красивой резной спинкой из темного дерева.
Мужчина продолжал:
- Неисполнение моих приказов, а также любое твое поведение, которое может хоть как-то меня расстроить влечет за собой наказание или же немедленную перепродажу, - голос его был ровным, спокойным, словно он читал мне вслух инструкцию по технике безопасности, - дабы хоть как-то возместить мои расходы на тебя. Попытка бегства, нанесения себе увечий, или же самоубийства также ведет к немедленной продаже. Я надеюсь, что ты правильно понимаешь сложившуюся ситуацию?
По интонации было ясно, что вопрос не был риторическим.
- Я все поняла, - голос мой слегка дрожал, но я надеялось, что это было не заметно.
- Хорошо. Тогда еще несколько моментов. Вправе требовать от тебя что-то только я. И исполняешь ты исключительно мои приказы, если только я не скажу иного. Обращаться ко мне тебе следует не иначе как «хозяин». Общение с кем-либо помимо меня ты должна сводить к минимуму. Пожалуй, этого пока достаточно. Прежде чем я уйду, у тебя есть какие-либо вопросы?
Наверное, правильным ответом на его вопрос было бы тихо сказанное «нет», но мое любопытство все же взяло верх.
- Какого рода приказы я буду исполнять?
Я знала ответ на этот вопрос, но подсознание требовало убедится в этом. Словно, пока он не произнесет в слух, все еще будет жить надежда. А чем дольше она будет жить, тем мучительнее будет в последующем разочарование.
- По большей части ты будешь удовлетворять мои физические потребности. Я надеюсь, что ты понимаешь правильно значение сказанных мною сейчас слов.
Я молча кивнула. Большинство девушек, купленных в лавке Пайнса, оказывали для своих хозяев услуги сексуального характера, а чаще всего не только для них. Глупо было даже предположить, что меня купили для чего-то иного. Я все прекрасно понимала. Не нужно было спрашивать.
- Но это не все, - хозяин продолжал.
Легкий намек на испуг кажется отразился в моем взгляде.
- Я хочу, чтобы купленные мною вещи приносили максимальную пользу для меня. Поэтому ты также будешь убирать несколько комнат в этом доме. Для этих целей, правда, у меня есть эльфы-домовики, но, я хотел бы, тем не менее, чтобы именно ты выполняла эту работу. Какие именно комнаты я скажу тебе чуть позже. Я также, надеюсь, что клептоманией ты не страдаешь, покуда я не выношу, когда кто-либо берет мои вещи. И наказание за подобного рода действия, в этом доме, имеют довольно серьезный характер. А сейчас оставлю тебя наедине со своими мыслями. Посещу тебя вечером. Я надеюсь, в тебе больше здравомыслия, чем в девках, стоящих за витринами большинства лавок, и ты не станешь делать глупостей.
Не дожидаясь моего ответа мистер Малфой (я слышала, как продавец в лавке называл его так) развернулся и направился в сторону двери. Я просто стояла и молча смотрела за удаляющейся в дверном проеме фигурой. Только, когда я поняла, что я наконец за долгое время действительно осталась одна, я медленно села на скрипящий от старости паркет и заплакала. Первый раз за все проведенное мною вдали от дома время я плакала. Слезы тонкими струйками стекали по лицу, падая на деревянные доски. Не знаю, какой моя жизнь была до того, как я попала в лавку к Пайнсу, но уверенна, что совсем не такой как сейчас. Грегори Пайнс хорошо поработал палочкой над моей памятью. Слезы превращались в чуть более громкие чем полагается рабыне всхлипы, но мне сложно было себя сдерживать. Надеюсь только, что этого никто не слышит...
