Теплые крыши воспоминаний.

- Домой или прокатимся? – Гокудера, разворачивая машину на перекрестке, выжидательно глянул на Хибари. - Как хочешь. – Хранитель Облака смотрел прямо перед собой, изображая полное равнодушие. - Кея! Мать твою. С тобой можно говорить, только когда ты выпьешь. Сколько лет уже знакомы, а ты все равно как девица на первом свидании. Давай, выключай уже это дерьмо. Что случилось-то? Вы так и не помирились? Хибари повернулся в сторону водителя и смерил его долгим, тяжелым взглядом. Светофор. Гокудера остановился и посмотрел на пассажира, как смотрят на маленьких детей, когда они готовятся произнести первое слово – нетерпеливо-выжидательно. - Ну? – Гокудера круговым движением открытой ладони пытался ускорить процесс появления информации изо рта друга. - Помирились. – коротко бросил Хибари и, разворачиваясь обратно к окну, указал взглядом на загоревшийся зеленый свет. - Тогда хули ты сидишь такой, будто только что узнал, что тебя превратили в травоядное? - У меня задница болит. Хорошо, что сзади не было машин. А то аварии было бы не избежать. Гокудера резко ударил по тормозам, чтобы упасть на руль в порыве безудержного смеха. Они доехали до, пустынной в такое время, набережной и, нарушая все правила, выехали прямо к ограждению по пешеходной дорожке. Выйдя из машины, Кея начал разминать затекшие части тела и попросил Гокудеру прикурить сигарету и для него. Но где-то на середине перекура телефон в кармане Урагана начал издавать требовательные звуки. - Такеши? - удивился он. - Хей, где ты? А, в общем-то, не важно, - раздалось в трубке. – Ты все еще с Хибари? Если нет, то найди его, и оба тащите сюда свои сладкие задницы. В этот же момент Хибари пришла смс: «Кея, ты ведь придешь, да?» - Ничего без нас не могут! – весело хохотнул Гокудера, садясь за руль. - Ага, - откликнулся Хибари, удобней устраиваясь на сиденье. – Даже напиться одни и то не способны. И черт! Надеюсь в этом «Golden что-то там» есть столики с мягкими диванами. Мягкие диваны действительно нашлись. И скрашивали Хибари жизнь где-то в районе двух часов. Время уже перевалило за полночь, когда за столом раздалось предложение «а поехали танцевать», произнесенное голосом Ямамото. Три пары удивленных глаз уставились не него, ясно давая понять, что подобная идея достаточно внезапна. - Нет, ну а что? – беспечно продолжал Дождь Вонголы. – Лет сто уже, наверное, не делали этого. - Ну, вообще-то еще и полугода не прошло. Как раз на.. – возвращая своему лицу привычное выражение, начал Хибари. - Ой, Еж! Я тебя умоляю. Не цепляйся к словам. – перебил его Ямамото. Кея уже почти вскочил с места, собираясь немного скрасить эту дурацкую улыбку, сидящего напротив Такеши, парочкой очаровательных синяков. Ведь тот прекрасно знал, как Облако ненавидел это прозвище, которым его, надо сказать, и наградил сам мечник. И только он так обращался к Хибари, не смотря на то, что пару раз это уже заканчивалось дракой. Но этот порыв злости успокоила теплая рука, которая нежно потрепала затылок Хранителя, усаживая того на место. - Не злись, Кея! – прижавшись лбом к его виску, произнес Дино. Ухо защекотало от близкого дыхания, и Хибари дернул плечами, желая прекратить это ощущение. – Поехали, потанцуем. Правда ведь, давно не ходили! Ямамото в задумчивости перебирал пальцами по руке Гокудеры, ожидая, когда ритуал совращения Облака на коллективный поход в обитель травоядных, как всегда, закончится падением защитных бастионов Хибари. Мечнику всегда было любопытно, что такого Дино говорит своему любовнику, раз тот после этих слов соглашается на что угодно. Ямамото бы многое отдал, чтобы знать это заклинание. Тогда бы он смог уговорить Гокудеру на что-нибудь эдакое. На что именно ему бы удалось уговорить Урагана, он додумать не успел, потому что пока Хибари дал свое согласие на «эти ваши танцульки», надо было пользоваться моментом. Волшебные слова Дино работали безотказно, но не долго. Даже секунда промедления могла превратить безобидную поездку в клуб в «камикорос» местного масштаба. Нужно было до этого момента доставить Хибари до места, влить в него как минимум один коктейль и заставить выйти на танцпол. А дальше сероглазого брюнета было не остановить. Трудность состояла уже в том, чтобы забрать его домой. Потому что, почувствовав ритм музыки, Хибари, казалось, мог танцевать целую вечность. В машине они ехали громко и весело. Гокудера, развернувшись боком на переднем сиденье, слушал от Дино свежие итальянские новости, наполняя салон автомобиля сизым сигаретным дымом. Непереводимая игра слов на неродном языке чуть раздражала Такеши, но тонкие пальцы, периодически подносившие к его рту сигарету для очередной затяжки, заставляли забыть об этой птичьей болтовне, и ждать следующего прикосновения холодных рук к своим губам. Иногда Гокудера пропускал его очередь и делал два вдоха подряд, на что Ямамото дергал плечом, и тут же бледная итальянская рука протягивала ему сигарету. Светский разговор был прерван сменой песни в радиоэфире. - Громче! – раздался беспрекословный приказ с заднего сиденья. Такеши даже не стал огрызаться на отсутствие у Облака хороших манер, а просто повернул ручку громкости до упора. Такую песню нельзя пропускать! Это же «их» песня. Глупость и ребячество, но тогда, почти семь лет назад, это казалось круто, а потом просто переросло в привычку. Когда Тсуна, вместе со своими хранителями, окончил школу, была устроена небольшая, но достаточно шумная «вечеринка в стиле Вонголы» в честь этого прекрасного события. В доме Савады было не продохнуть от количества народа. Нана наготовила кучу вкусностей и, как истинная фея, упорхнула куда-то, оставляя своего сына и по совместительству босса крупной мафиозной семьи напиваться в кругу близких друзей. И все пили, потом трепались и творили всякие бесчинства и снова пили. Громкая музыка, теплый летний вечер, хорошее настроение – что еще нужно для настоящего праздника? Конечно, же фейерверк! Никто не стал возражать, когда Гокудера предложил «взорвать парочку искрящихся бомб», и, вслед за Ураганом, все Хранители и друзья Вонголы высыпали на задний двор. А там уже был фейерверк. Не совсем обычный, но так же заставляющий широко распахнуть глаза и присвистнуть что-то вроде: «ох, нифига ж себе!». Потому что видеть, как Хибари Кея и Дино Каваллоне самозабвенно целуются на заднем дворе, страстно обнимаясь, запустив руки под одежду – это вполне себе феерично. Шум и смех моментально смолкли. Осталась только громыхающая из комнаты Тсуны музыка. Понимая, что, кажется, что-то случилось, Дино оторвался от губ своего ученика и понял, что зря. Лучше бы он продолжал. Потому что теперь он понял, что именно случилось и от этого осознания хотелось провалиться сквозь землю. В нескольких шагах от них с Кеей стоял, удивленно приоткрывший рот Гокудера, а чуть поодаль и вся остальная Вонгола. И кто знает, сколько бы еще продолжалась эта немая сцена, если бы не Ямамото. Сбросив с себя оцепенение удивления, он сделал несколько шагов вперед, схватил Урагана за руку и, развернув к себе лицом, поцеловал долгим, глубоким поцелуем. Он, конечно, потом долго удирал от Гокудеры, который грозился его взорвать, за то, что тот опозорил его перед Джудайме. На что Хранитель Дождя закономерно пытался уточнить: значит предыдущие два года отношений, регулярный секс, в котором итальянец, кстати, ну никак не тянул на смущающуюся девицу, все эти ролевые игры, непристойности в подворотнях, все это не позорило его перед Десятым, а вполне себе невинный поцелуй низверг несчастного Урагана в бездну? Тсуна, надо сказать, отреагировал на наличие не только рабочих отношений между своими Хранителями достаточно спокойно. Ему было очень неловко, но, смотря на краснеющего Гокудеру, и понимая, что его Правой Руке еще хуже, он просто сказал, что не видит в том, что мечник и подрывник встречаются ничего предосудительного. И на их дружбу это никак не повлияет. Подрывник вспыхнул краской с новой силой, когда Ямамото взял его за руку прямо перед боссом и сказал, что очень рад тому, что Тсуна может понять такие вещи. С тех пор, та самая песня, которая разрывала колонки в тот момент, когда все вышли посмотреть салют, а стали свидетелями признания нетрадиционной ориентации некоторых Хранителей Вонголы, дружно называлась этой компанией «нашей» и распевалась во все горло, где бы ни была услышана. Вот и сейчас из черной тайоты, несущейся по ночному Токио, доносился нестройный хор, подпевающий попсовой американской песенке про кровь-любовь и слезы-розы. Глупый текст, глупая музыка…но кто сказал, что в своей любви эти четверо не менее глупые?