Предатель

Вольфрам, идеальный дворецкий зеленой ведьмы, редко когда бывал многословен, граничась редкими фразами, предусматриваемыми правилами банальной вежливости. Над звучным и слишком частым, в сравнении с другими ответами "Ja", произнесенным резким твердым голосом немца, шутила вся деревня. Казалось, даже форма, как всегда идеально выглаженная, краснела вместе с хозяином, стоило услышать ему едкие замечания. На лбу залегала неглубокая складка, а глаза вспыхивали праведным гневом, потухающим слишком уж скоро даже для незначительной перепалки. Вольфрам отворачивался и, осведомившись, удобно ли его госпоже, двигался дальше. Размеренно, безразлично. Временами, еще совсем маленькой, но уже ведьме, с детства на короткой руке знавшейся с тем, в чье существование не поверил бы ни один человек таинственного внешнего мира, думалось, будто ее идеального, незаменимого дворецкого прокляли. Как же по-другому можно объяснить его молчание? Под сводчатым потолком библиотеки хранились десятки книг, приводящие тысячи видов порчи и сглаза. Мучительная смерть путем вмешательства в ночные кошмары; Паралич тела всего тела, исключительных, выбранных самостоятельно участков; Появление бельма на глазу - юная Салливан изучила их всех, перечитав не один раз каждую книгу. Причину странного поведения дворецкого ей, разумеется, найти не удалось, но сделать его еще более странным - вполне: Вольфрам перестал и на секунду позволять ей побыть в одиночестве, оставаясь с госпожой даже в часы чтения. Спросив о причине столь внезапной заботливости, было удивительно услышать серьезный, обеспокоенный голос, просивший ее не марать свои руки о гадких недоброжелателей, вероятно значительно досаждающих молодой хозяйке, раз уж та решила наслать на них проклятье. Зеленая ведьма много лет не смеялась так сильно. В деревне идеальный дворецкий слыл поистине бездарным поваром. Салливан не раз приходилось слышать, как навещавшая периодически замок Хельга, вооружившись тяжелым стальным половником, отчитывает приутихшего, прижатого к стене кухни Вольфрама, простоявшего у стола четыре часа к ряду, но так и не приготовившего ничего дельного. За питанием верховной ведьмы следили столь же усердно как за ее передвижением, идея остаться без обеда была столь же невыполнима, как и та, что сулила покинуть лес. А еще, наконец стало понятно, что к неразговорчивости дворецкого отчасти причастна Хельга. Нет, разумеется она не плохая. Разумеется, Вольфрам не боится никого и ничего, защитит ото всех напастей когда то будет нужно. Правда, лишь пока того желает Она. Обидно осознавать, не смотря на то что он ее, Салливан, личный дворецкий, кто-то имеет над ним большую власть. Девочка - ведьма не помнила своих родителей, будто бы их и не было вовсе. Иногда ей снились исписанные простым карандашом сонмы тетрадей, беспорядочно разбросанных по полу, снились легкие, совсем не те, что положены ей сейчас, платья, мягкие плюшевые кролики, столь приятные на ощупь, что не хотелось и отпускать. Снились другие дети: ребята и девчонки одних с ней лет , и она точно знает, что видела их в реальности когда-то давно. Видела, но вспомнить не в силах - минуло много лет. К тому же, думать о старой жизни несколько страшно - она уверена, Вольфрама там не было и быть не могло, а в одиночестве, все что угодно могло с ней приключиться. Несомненно, с приходом дворецкого, ее жизнь в корне изменилась, перевернулась с ног на голову, потекла в другое русло. Салливан это чувствовала всем сердцем. -Несравненной интуицией, присущей каждой зеленой ведьме, - сказали бы жительницы деревни, в очередной раз убеждаясь в величии и проницательности своей госпожи. У Вольфрама всегда были теплые руки, да и сам по себе он был предельно уютным, даже мягким. Германские зимы всегда казались малышке Салливан слишком холодными и представлялись безудержным зверем, отдаленно походившим на тех, из старых легенд, пожиравшим единожды в год весь мир. На зиму, ставни и двери, выводящие из замка, запирались как можно плотнее, не оставляя ни единого шанса поползновениям яростного ветра. Зеленая ведьма наряжалась в свои зимние, не менее богатые летних одежды, а ведьмы, сами приходили к поместью за советом. Древнейшая запрещала ей покидать дом. В одну из подобных зим, дворецкий, израсходовав все накопившееся за годы мужество, пренебрег полученными указаниям и, не забыв одеть потеплее, вышел на улицу вместе с миледи. Снег взаправду оказался жгуче-холодным и радостно-колючим, как раз таким, как она себе представляла. С минуты появления в замке чужаков и сам Вольфрам стал таким же морозным. Истина ранит сильнее клинка - Салливан еще в детстве прочла это на оборванном клочке бумаги, затерявшимся меж массивных страниц книг и закрывавшим столь любопытную формулу. Ведьма видела, что внешние дети совсем не похожи на нее, ни обликом, ни характером, но кто бы мог подумать, что и люди, знакомые ей с рождения тоже бывают такими. Под режущий грохот рушившегося потолка разбивался весь мир, упрямо возводимый годами лжи и принадлежавший когда-то верховной ведьме. Сама легенда обращалась в прах. Каждый вокруг - предатель, использовавший ее, не по годам умную маленькую девчонку, для создания смертоносного яда, способного играючи уничтожить десятки тысяч людей, заставив корчиться в страшных предсмертных муках. Нет. Отнюдь не предатели - все ведь прошло так, как было задумано, правда же? С самого первого дня она всего лишь метод достижения высокомерных целей науки. Не ребенок, не госпожа. Салливан плачет, прекрасно понимая, что даже Вольфрам, ее идеальный дворецкий, никогда по сути и не являлся ее, а вся проявленная забота лишь прямой приказ, так было нужно управлению. Единственный родной в мире человек в секунду оказался недостижимо чужим, даже звезды, в безмолвии сиявшие над ночным лесом, казалось, были чуточку ближе. ~*~*~*~ -Выбирай. -приставленный к голове револьвер окончательно сбивал с мыслей. Промозглая сырость земли и слезы слипавшие глаза мешали сосредоточиться. Европейцы оказались такими же эгоистичными предателями как и другие. Лейтенант спешит исполнить приказ. "Вольфрам, что же мне делать?"