Из-за стены

— Куда это ты направился? – еще одну фразу Гарри пропустил мимо ушей. – Эй, чокнутый, я к тебе обращаюсь, — с этими словами Дадли вместе со своими приятелями перегородил ему дорогу. – Ты что, совсем оглох, что ли? — Чего тебе? – Гарри гневно уставился на своего кузена. — Нет, это тебе чего? – ответил вопросом на вопрос Дадли, чем на миг ввел Гарри в замешательство. — Я просто хочу войти в дом, — отрезал, наконец, Поттер, и намеревался уже, было, проскользнуть мимо высоченного приятеля Дадли, но его поймали «за шкирку». — Стой, малый, — пробасил этот дружбан, а Дадли продолжил: — Это не твой дом. Убирайся отсюда, — слова, произнесенные кузеном, просто окунули Гарри с головой в какой-то странный ступор. Это задело его. Нечего притворяться, что это не так. — Поверь, малыш-Дадди, будь моя воля, я бы ни за что не согласился жить с таким тупоголовым идиотом, как ты, — выплюнул Гарри, не сумев сдержать вспышку гнева. В следующий миг его грубо прижали к ближайшей стенке, почти приподняв над землей за ворот старой футболки, которая жалобно затрещала от такого варварского обращения. Поттер уже зажмурился в ожидании сочного удара, но внезапно дверь дома отворилась, и оттуда вышла тетя Петуния. — Дадли, иди в дом. Сейчас начнутся «Эдди и клоуны», — настойчиво позвала она сына, будто не замечая прижатого к стене Гарри. «Большому Даду» понадобилась целая секунда, чтобы понять смысл слов матери, после чего он резко убрал руки от своей жертвы, и обернулся к друзьям: — Ну, я пойду, — пробормотал он им, и последовал к входной двери. «Ага, пока» и «Давай, Дад» его коллег по выбиванию духа из более слабых детей слились в одно невнятное прощание. Затем каждый из них бросил в сторону Гарри обещающий скорую встречу взгляд, и парни ушли втроём вдоль улицы. Когда дверь за Дурслями закрылась, Гарри, отдышавшись немного, тоже вошел в дом. Небольшой коридорчик, к огромному облегчению Гарри, пустовал. Из-за закрытых дверей гостиной слышались звуки телевизора. Поттер свернул в первую слева дверь, и оказался в небольшой стерильно вылизанной кухне. На барной стойке стояла одинокая тарелка с остывшей кашей и куском хлеба, который тетя Петуния «заботливо» бросила прямо в овсянку, чтобы он столь аппетитно размяк к приходу Гарри. Мальчик по-быстрому разобрался с едой, потому что был голоден. А затем вышел в коридор и хотел уже начать подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж, где размещалась его комната, но вспомнил кое-что, и свернул в гостиную. Чета Дурслей расположилась на мягком охристом диване перед телевизором, причем дядя Вернон занимал почти девяносто процентов этой мебели. Дадли скрашивал своими телесами большое уютное кресло возле дивана, которое родители подарили ему специально для просмотра телевизионных программ. Когда Гарри вошел, никто из его родственников даже не обернулся. Поттер на секунду замялся, но затем подступил чуть ближе к дивану, и скороговоркой произнес: — Вас вызывают к директору. Но эти его слова как раз совпали с очередным гулом аплодисментов из телевизора, и ни один из опекунов не расслышал Гарри. Никто по-прежнему не оборачивался к нему. — Дядя, — позвал Гарри осторожно, подойдя к мягкой мебели впритык. Вернон, наконец, заметил его присутствие, и, повернувшись к Поттеру, сказал грубо: — Не мешай, парень. Не видишь, что я смотрю телевизор? – и дядя вновь возвратился к просмотру своего любимого шоу. Гарри еще несколько секунд неподвижно стоял, с непроницаемым выражением лица глядя на своих родичей, а затем резко развернулся на сто восемьдесят градусов, и вышел из комнаты. Он их проинформировал. Это уже их проблемы, что они его в упор не слышат. Войдя в свою комнату, Гарри опустился на кровать, а затем и вовсе забрался на нее с ногами. Смотря прямо перед собой, Поттер предавался не самым радостным мыслям. Его почему-то необычно сильно задели обращенные к нему слова Дадли о доме. Странно. Не маленький ведь уже, чтобы переживать из-за такого. Но в этих словах было нечто большее простых издевок. В них была правда. Гарри давно уже понял и тщательно проанализировал их с Дурслями отношения. Он никогда не был им нужен. Даже наоборот – он был обузой. И Дурсли не упускали ни одного момента, когда появлялась возможность напомнить мальчику об этом. Может быть, они его даже ненавидели. Гарри был уверен, что он давно уже не жил бы с ними, если бы не страх его опекунов перед собственными соседями. Ведь тетя Петуния была родной сестрой матери Гарри. Что подумали бы соседи, если бы Дурсли отдали родного племянника в сиротский приют? А соседи обязательно узнали бы об этом – ведь чем еще заниматься порядочным домохозяйкам спального района в свободное время, кроме как сплетничать через заборы. Конечно, любому нормальному человеку могло бы показаться диким выращивание ненавистного ребенка у себя дома только из страха быть осужденным соседями. Но не мистеру и миссис Дурсль, которые с истинной одержимостью пытались не выделяться из общей атмосферы идеального района с идеальными детьми, газонами, кухнями и домами. Им была вовсе ни к чему скандальная слава жестокосердых родственников. Куда проще было гордиться своей добротой. По сути, им было глубоко наплевать на Гарри. Даже то, что миссис Дурсль время от времени спасала его от побоев двоюродного брата на манер сегодняшнего, было вызвано всего лишь очередным приступом страха перед соседями, которые могли заподозрить, что ее маленький Даддик – плохой мальчик. Гарри давно уже осознал, что ему здесь далеко не рады. Но было очень больно понимать, что у него нет никого родного, кому можно было бы довериться. Особенно среди старших. У Гарри не было ни одного взрослого человека, которому он был бы нужен по-настоящему. И это жутко подавляло в критических ситуациях, когда он понимал, что некому за него заступиться, некому поддержать. По крайней мере, Гарри мог радоваться тому, что был жив. Ведь он тоже мог погибнуть в той аварии, которая унесла жизни его родителей. Это было тринадцать лет назад. Папа сильно напился и все равно сел за руль. Мама его отговаривала, но что она могла сделать против взрослого пьяного мужчины? Поэтому они ехали втроем: мама, папа и Гарри, пристегнутый в детском кресле на заднем сидении. Была очень плохая погода, дождь шел стеной, а огни фонарей размазывались при быстрой езде, судя по не слишком ясным образным воспоминаниям Гарри Поттера. Кажется, авария произошла где-то в людном месте, так как маленького плачущего Гарри успели вытащить из машины до того, как та взорвалась. А вот его родителям повезло меньше. Наверно, папа действительно много пил. Если верить рассказам Дурслей, он был жутким пьяницей без работы и фунта стерлинга в кармане. Да даже если не верить дяде с тетей, факт остается фактом: он разбился вместе с мамой только потому, что хорошенько выпил перед выездом. А еще тетя Петуния, кажется, не слишком любила свою покойную сестру. Возможно, на Гарри перенеслась эта неприязнь после смерти Лили Поттер. Несомненно, причин для того, чтобы Дурсли терпеть не могли своего подопечного, было хоть отбавляй. Гарри давно уже убежал бы из дома. Хотя бы в какой-нибудь приют. Но его останавливали страшные россказни, которые он слышал когда-то от одноклассников о порядках в подобных заведениях. Уж лучше было оставаться с Дурслями. Хоть на какой, но на свободе.