Пряный мёд твоих глаз

Томас не смог сдержать негромкого смеха, смотря на своих друзей, что все как один танцевали какой-то абсолютно сумасшедший танец. Количество выпитого лёгким головокружением отдавало в голову и путало мысли, но не смотреть, как они вытворяют что-то совершенно ужасное, было просто невозможно. Улыбка не сходила с его губ, и Томас даже притоптывал ногой к этой сбивающей с толку песне, но на все попытки Терезы и остальных вытащить его на танцпол легко отказывался, наивно полагая, что когда-нибудь им это надоест. А пока он был наблюдателем. А всё потому, что выпивший, обычно не позволяющий себе такого Ньют немного неуклюже пританцовывал. Он почти не попадал в биты музыки, но на его губах застыла такая счастливая, расслабленная улыбка, что Томас просто не мог оторвать взгляд, пригубляя очередной стакан виски. Слишком откровенно и открыто сейчас выглядит лучший друг. Голову кружит уже только от одного лукаво-пьяного взгляда тёмно-медовых глаз. Всё что он видит – это призыв присоединиться. Но Томас продолжает сидеть на месте, обводя взглядом угловатые плечи, изгиб тонкой шеи, худющие руки и ноги и в голове пульсирует желание прикоснуться к его светлой коже. Эта мысль, сильно подогреваемая алкоголем, яркими всполохами встаёт перед глазами, терзая, заставляя жмурить глаза до разноцветных кругов перед ними и облизывать пересохшие губы. А ещё выдыхать подогретый жаром чужих дыханий воздух. Как давно он уже смотрит на это неземное создание и мечтает лишь о том, чтобы прижать к себе его обнажённую кожу, вдохнуть терпкий запах, дурманящий голову? Кажется, так было всегда. С того самого момента, когда Ньют протянул свою чрезмерно тонкую руку со слегка насмешливой улыбкой и своим мягким голосом произнёс: «Добро пожаловать в команду, бегун». А после тренировки, наполненные робкими, косыми взглядами в его сторону, пока блондин растягивается перед очередным забегом. Полные веселья и уверенности медовые глаза, что смотрят с доверием и хитринкой. Ньют был идеальным капитаном, и всё чего хотелось Тому – радовать его. А потому он старался, выкладывался по полной, лишь бы быть лучшим в глазах друга, которого до боли в сжатых челюстях хочется назвать «своим». Все надежды просто сидеть и так же наблюдать за блондином рушатся в одночасье. А всё потому, что Галли в отличие от Терезы не церемонится с ним и просто хватает за шкирятник, выталкивая в круг танцующих. Томас не успевает возмутиться, потому что тут же оказывается окружён радостными друзьями, и волей не волей начинаешь пританцовывать вместе с ними. Но как же сложно сосредоточиться на своих движениях, когда перед тобой постоянно мелькает Ньют. Его па всё такие же неуклюжие, а улыбка так же затмевает всё остальное вокруг. Томас просто не может справляться с его призывным взглядом, который блондин кидает на него, не может справиться с его приоткрытыми губами, с которых так легко срывается собственное имя. Ему так невыносимо сложно держать себя в руках, когда Ньют так настойчиво зовёт его к себе. Где-то на задворках сознания здравый смысл бьёт тревогу, но расслабленное алкоголем тело совсем не слушается и идёт через толпу к тому, кто занимает все его мысли. - Томми, - невыносимо близко шепчет Ньют, когда беснующаяся толпа буквально толкает Томаса в руки блондина. В его глазах горят весёлые огоньки, смешанные с какой-то странной радостью. Губы не выдерживают такого положительного потока эмоций и сами растягиваются в ответной улыбке. Пальцы Ньюта, которыми он касается обнажённой кожи Томаса там, где начинается шея и уже закончилась футболка, просто ледяные, но место горит от невесомого прикосновения. Мир сужается до них двоих, замерших на неприлично близком расстоянии друг от друга, и совсем не замечающих ничего вокруг. Парень не может думать ни о чём, кроме губ лучшего друга, что застыли в хитрющей улыбке всего в паре сантиметров от собственного лица. Он буквально не может оторвать взгляд. Просто ведётся на лёгкие, словно наркотик, глаза Ньюта, позволяя тому вовлечь себя в танец, который сносит крышу ещё больше. Все запахи смешались в жарком, разогретом до предела воздухе, но один Томас чувствует очень отчётливо, утыкаясь в хрупкую, бледную шею. А блондин и не против вовсе: обнимает его, поглаживая по спине, даря такие нужные прикосновения. В голове алкоголь всё смешал окончательно, и он уже не чувствует грани между реальностью и своими мыслями. Они так и танцуют, теряясь в битах этой странной музыки, пока усталые тела не требуют хотя бы передышки. И когда Ньют легко плюхается прямо рядом с Томом, он не может не думать о соприкасающихся коленях. Биты музыки не дают услышать разговора друзей, но ему, честно говоря, плевать, он всё также неотрывно наблюдает за Ньютом, который что-то рассудительно втирает Галли. И не важно, что это абсолютно бессмысленно. Томас просто неотрывно смотрит за тем, как сужаются в хитром прищуре поразительные насмешливые глаза, в меду которых он готов тонуть вечность, как шевелятся тонкие губы, какие все до единого жесты спокойные и уверенные. Он не может не думать о том, что Ньют со своим по-детски привлекательным лицом самое прекрасное, что Томми когда-либо видел. Их пальцы невольно соприкасаются на протяжении почти всего разговора, в котором Томас принимает участие исключительно в роли немой рыбы. Сил вновь куда-то вставать нет, и одна только мысль об этом приводит в ужас, хочется продолжать сидеть вот так, ощущая тепло родного тела рядом. Ньют отказывается выходить на танцпол, так же легко, как производит стометровые забеги, и друзья дружно махают на обоих парней рукой. Голову кружит от прикосновений холодных пальцев к собственной руке. - Томми, как думаешь, - горячее дыхание опаляет ухо и заставляет мурашки побежать по спине. – Минхо, наконец, решится поговорить с Терезой? Томасу, если честно, абсолютно плевать на всё, кроме того, как этот сумасшедший мягко произносит его имя, и как горят в свете неоновых огней его медовые глаза, но ради друга поворачивается в сторону этих двоих. Минхо совсем, как он сам, робко наблюдает за Терезой, чьи движения преисполнены кошачьей грации. Он точно знает, каково сейчас другу, но помочь уж точно ничем не может. Он со своей огромной проблемой никак справиться не может, и это при том, что Ньют вообще не слишком хорошо танцует, так что говорить о помощи кому-то. - Даже не знаю, - поворачивается он обратно, выдыхая слова прямиком в чужие губы. Лицо Ньюта непростительно и невыносимо близко, так что его качает, как маятник в попытках удержать себя от глупости. Томасу кажется, что он сейчас просто растворится на мельчайшие атомы в этом ужасно жарком воздухе, где уже невозможно просто дышать. - Что случилось, Томми? Ты сам не свой, - Ньют спрашивает вкрадчиво, и брови нахмурены в беспокойстве, но он может только умирать от того, как прекрасно звучит его имя на губах друга. – Тебя что-то беспокоит? Томас сказал бы, что конкретно его беспокоит, но это было бы слишком рискованно, слишком откровенно. Не то, что оценил бы блондин с такими прекрасными медовыми глазами, наполненными искренней теплотой. Приходится изо всех сил держать себя в руках, а также рот закрытым, чтобы не умудриться испортить их дружбу. Так кажется Томасу. - Я в порядке. Холодные пальцы вновь касаются его руки, но в этот раз не невесомо и будто бы случайно, а крепко переплетаясь с чужими. Сердце уже давно отстукивает ламбаду, где-то в области горла, но он не видит ничего кроме этой ловкой конструкции. Всё так странно и правильно одновременно, что Томас невольно улыбается. Рука Ньюта идеально помещается в его ладони, а медовые глаза смотрят как всегда уверенно, как будто он вообще никогда не сомневается в том, что делает. - Поцелуй меня, - его голос даже не колеблется. Томас очень хочет удивиться такой просьбе, задуматься, почему это происходит, ведь Ньют видит его только, как друга, но вместо этого лишь кивает, чувствуя удушливый румянец. Он просто, не задумываясь, тянется вперёд, касаясь тонких губ. Это не похоже ни на что ранее испытываемое им. В животе беснуются абсолютно сумасшедшие бабочки, которым ещё сложнее успокоиться, чем ему самому. Руки предательски подрагивают, но ледяные пальцы лишь сильнее и увереннее сжимаются, не давая пойти на попятную, передумать, будто уверяя, что всё хорошо и правильно. Ровно так, как должно быть. И Томас верит, позволяя себе углубить поцелуй и наслаждаясь каждой секундой. И то, что Ньют отвечает со всей своей неумелой страстью, лишь сносит крышу ещё больше. Целовать лучшего друга приятно до зажмуренных глаз, до сбитого в конец дыхания. Громкая музыка будто исчезает из их тесного мирка, и ни до кого вокруг нет никакого дела. Всё окружающее настолько сузилось до двух сумасшедших сердец, бьющихся в унисон, что Томми, просто не может контролировать свои руки, что уверенно обжигают бледную кожу Ньюта под футболкой. Прикосновения настолько нужные и желанные, что воздух в лёгких заканчивается ещё быстрее. - Ты слишком много думаешь, Томми, - насмешливо выдыхает блондин в самые губы друга. Томасу смешно от такого заявления, потому что больше похоже, что он не думает вообще, иначе не сидел бы и не целовал его. Но на удивление, он понимает, что имеет в виду Ньют, и ему впервые становится безумно спокойно. Всё такие же ледяные пальцы блондина сильно сжимают его ладонь, и чтобы не говорил этот уверенный в себе засранец, Том точно знает, что он боится не меньше, что всё может неожиданно исчезнуть, испариться. Ему безумно хочется смеяться над своей глупостью. Опьянённый поцелуями и нежными прикосновениями, он уже не задумывается и начинает громко хохотать, но что самое приятное Ньют не смотрит на него, как на сумасшедшего, а наоборот, также задорно смеётся, утирая слёзы, выступившие на глазах. Подошедшие друзья в растерянности и явно не знают, как реагировать на открывшуюся перед ними картину. А оба парня всё не могут остановиться, так же сильно сжимая чужую руку в своей и делясь всеми эмоциями одним лишь взглядом. Сердце выстукивает непонятную мелодию на рёбрах, словно показывая свои недюжинные таланты, а счастье готово разорвать его на части. Почему же он никогда не замечал, что его чувства взаимны? Не хотел? Боялся? Уже точно не важно. Важным остаётся лишь ладонь Ньюта, зажатая в его собственной, невероятная улыбка на его губах и медовые глаза, наполненные всем тем, что Томас так давно хотел ему сказать. Вечер заканчивается на смятой постели, в комнате наполненной жаркими выдохами, разгорячёнными телами и счастливыми улыбками. А главное, что пальцы, выводящие узоры на его спине, всё такие же холодные, как и вечность назад. И лишь это имеет значение.