Раса господ

Из архива Бюро Расследований по делу Ордена Дагона в Гадус-Морхуа и в Иннсмуте. Данные записи были найдены в квартире Ирвина Непаса, покончившего с собой через повешение 17 сентября 1926 года. Я пишу эти строки, но уже сомневаюсь в необходимости рассказывать о случившемся. Вполне возможно, что я делаю это скорее для себя, чтобы выговориться, как у священника в исповедальне, хотя эта жалкая попытка вряд ли облегчит ту разъедающую нутро тяжесть, что тащит мое сознание в бездну отчаяния и вселенского ужаса. Человечество глупо верит, будто оно достигло невероятного прогресса, возвышающего его над природой, гордится своими пароходами и паровозами, победой над незначительной частью болезней и при этом даже близко не может вообразить размер той чудовищной пропасти, что простирается между его иллюзорными представлениями о реальности и настоящим положением вещей. Космос не имеет конца и края или, во всяком случае, пределы его не поддаются осмыслению потомков обезьян. Без сомнения, безумен тот, кто предпочитает верить, что мы одни в этом бескрайнем террариуме, созданном могучей силой неведомого творца. Однако еще более безрассудным стоит назвать того, кто полагает, что существа эти имеют моральные ценности, схожие с нашими. А если даже и имеют таковые, то вряд ли они касаются нас. Скажите, много ли у вас жалости к насекомым? Само собой, вы не станете их фанатично преследовать и изничтожать, но если они помешают вашим бытовым делам, вы без раздумий отравите их химикатами. Как и всякий средний обыватель я никогда не анализировал тему космических пришельцев по-настоящему глубоко, стыдясь больше перед собой, нежели перед другими людьми. Вне всяких сомнений, правительство скрывает существование внеземных цивилизаций, если таковые были обнаружены. Тем не менее, покуда данный вопрос не имеет научной окраски, любой разумный человек побоится поднимать его из страха сойти за умалишенного. Увы! Все мы зависим от отнюдь не гибкого общественного мнения. Не могу не заметить, что только истинно высокоинтеллектуальная личность признается себе в абсолютном невежестве касательно знаний о нашем мире, который день ото дня словно бы доказывает нам, что он чужой и мы лишь случайные гости в нем. Печально, с каким старанием в обществе избегаются темы, должные, по сути, быть главенствующими. Мы зарываемся с головой в мелкие неурядицы, а они ведь так ничтожны в масштабе вселенной. Причем вся эта смешная суета совершается людьми с лицами, полными ответственности, а на деле-то мы не больше чем дети, притворяющиеся взрослыми. Чем труднее для понимания тема, тем с большим рвением она оттесняется к тематике пошлого юмора и показательного недоумения. Чрезмерно озабоченные проблемой мироустройства люди страдают от несерьезного к ним отношения со стороны поверхностного большинства, словно подобные экзистенциальные вопросы давно решены. А меж тем это ложь, ибо вопросы эти просто отложены на неопределенный срок, потому что свойство человеческой натуры — тщательно избегать всего того, что выводит из равновесия ее шаткую зону комфорта. Как и многих других, меня погубило обычное любопытство, ведь у меня был шанс развернуться и убежать прочь от засасывающей трясины кошмара. Но я поддался этому сладостному искушению заглянуть в запретные угодья, хотя тогда я и помыслить не мог, что платой за эту дерзость будет колоссальное откровение, которое разум человека просто не в состоянии охватить, и что жизнь моя отныне никогда не будет прежней! Можно ли как ни в чем не бывало есть, спать и вести сносное существование, когда трагедия, произошедшая со мной, обесценила саму суть людского бытия? Я понимаю, что то, что я собираюсь описать здесь, у особенно пытливых умов вызовет страстное желание исследовать все самолично, позабыв о безопасности, и потому я взываю к вашему благоразумию — ни в коем случае не повторяйте моего легкомыслия и всячески избегайте Гадус-Морхуа, который мне суждено было посетить два месяца тому назад. Моя тетка, жившая в вышеупомянутом портовом городе, скоропостижно скончалась от тяжелого недуга сосудов, о чем я узнал из письма, отправленного мне нотариусом. В документе также сообщалось об оставленном мне некоем имуществе. Сестру своей матери я никогда не любил, правда, скорее по причине того, что провел с ней слишком мало времени. Дело в том, что мы с матерью переехали из провинциального Гадус-Морхуа в Вайт-Сэнд-Таун еще тридцать лет назад вскоре после смерти отца, только вот совсем не из-за этого! Мать тогда постоянно твердила о том, что многие в нашей коммуне стали поклоняться «ложному богу», хотя я списывал это на то, что она всегда была чересчур набожной и душевно неспокойной. Посему её могло смутить любое незначительное отклонение от привитой ей сызмала ортодоксии. Однако до самой своей смерти она неустанно повторяла, что сестра ее предала, и она не желает, чтобы кто-то из нас когда-либо поддерживал с ней связь. Тем удивительнее было для меня получить сообщение о том, что тетка написала обо мне в своем завещании, так как с момента нашего отъезда она не проявляла ни малейшей заинтересованности к своим племянниками и лишь отослала буквально пару писем матери, кои не были удостоены ответа и были преданы огню нераспечатанными. В письме было сказано, что мне необходимо явиться к нотариусу Дж. К. Джордану для оформления документов на какое-то имущество. Скорее всего, мне завещалась какая-то недвижимость, и в таком случае стоило продать ее по возможности сразу, потому что переезд обратно был теперь совершенно неразумен — Гадус-Морхуа абсолютно не подходил для построения успешной карьеры, а в своей конторе я уже дослужился до звания старшего управляющего. Я незамедлительно собрал необходимые вещи и отправился утренним пятичасовым поездом в путь, рассчитывая вернуться хотя бы в ночь или, в крайнем случае, на следующий день, если бумажная волокита затянется. Когда поезд выехал из Вайт-Сэнд тауна и городские постройки сменились изумрудными пейзажами загорода с изредка мелькающими хибарками, у меня в голове стали проноситься воспоминания детства. Я вспоминал наш старый дом, который мы однажды так спешно оставили. Я точно помню, что тогда царила безлунная ночь и мать разбудила меня вся бледная и почти безумная. Она бормотала, как одержимая, о грехе и об осквернении людской плоти нечистым. Мы покинули родные края практически без вещей, не попрощавшись ни с теткой, ни со знакомыми. Возможно, ссора матери с сестрой накануне затронула и еще кого-то, потому что она вряд ли бы уехала только из-за тетки. Я совсем не помню, о чем они тогда говорили, помню лишь, что меня сильно удивил контраст их голосов: мать кричала, как в исступлении, а тетка, напротив, — была спокойна. Я открыл глаза. Оказалось, что я пробыл в забытьи всю дорогу. Выйдя на платформу, я поразился тем необычайным фактом, что на перроне не было ни единой души. Я невольно ощутил какое-то липкое и прохладное перекатывание внутри себя. Конечно, Гадус-Морхуа не был крупным городом, но хотя бы кто-то должен был находиться здесь в полдень! Поскольку я жил в этом городе до 11 лет, мне не составило труда добраться до юридической конторы минут за пятнадцать. По дороге я все же умудрился встретить двух человек, и у меня на секунду даже улучшилось настроение. Но почти сразу же я здорово пожалел о своей находке из-за невыносимой рыбной вони, которая исходила от данных господ на несколько десятков футов. Может, это были рыбаки, однако запах был с примесью какой-то утробной гнили и настолько едкий и сильный, что я предпочел не приближаться к ним слишком близко. Пока я шел по знакомым кварталам, я обратил внимание на то, что многие дороги были в полуразрушенном состоянии, им явно требовался ремонт, а большая часть окон в зданиях была заколочена. В принципе, это место никогда не являлось густонаселенным, жизнь всегда текла здесь по-сельски неспешно и спокойно. И все-таки такого запустения определенно никогда не наблюдалось. Подойдя к конторе, я обнаружил, что она заперта. И тут я вспомнил, что с самого отъезда у меня во рту не было ни крошки. Я решил перекусить и побрел к старому трактиру на побережье. Зайдя в заведение, я увидел фигуру, неспешно протирающую стол у окна. Приблизившись к ней, я с отвращением снова почувствовал рыбий запах с гнильцой, а когда человек повернулся ко мне, я отшатнулся от него из-за невольного испуга. Трактирщика определенно поразила какая-то хворь: лицо зеленоватого цвета, глаза навыкате, на шее — глубокие, складчатые морщины. Он был лыс, но волосы выпали неравномерно, и кое-где торчали клочками. Странный человек поздоровался, но как-то слишком апатично для, вероятно, единственного клиента за день. Я смекнул, что надо быстро сделать заказ и поскорее убраться отсюда, чтобы, чего доброго, не подхватить эту невиданную мной доселе заразу. Меня поразило, что меню состояло только из рыбных блюд, а из напитков была лишь одна вода. И если рыба в силу нахождения забегаловки у порта не могла быть несвежей, то вода была какой-то кисло-горькой. Как бы то ни было, меня измучила жажда, поэтому я просто выпил ее залпом, зажав нос. Вдруг я увидел в окне бегущего по дороге паренька. В какой-то миг он посмотрел на меня, и я опять увидел признаки той болезни, которая поразила предыдущих встретившихся мне обитателей, хотя у мальчугана они проявлялись слабо. Расспросив хозяина трактира о том, в каком часу может вернуться нотариус, с некоторым трудом я разузнал, что он сейчас не работает и мне следует наведаться к нему домой на Брокеншип-стрит, 9. Эта новость меня не слишком обрадовала, потому что я не хотел оставаться в этом отвратительном городишке надолго. Нужный мне дом, к счастью, находился совсем не далеко и, идя туда, я лишний раз убедился, что этот город имеет мало общего с местом, где я родился. Неожиданно я услышал очень необычное пение. Я проходил как раз мимо церкви, и оно определенно слышалось оттуда. Я поразился тому, что эта, по всей видимости, молитва абсолютно не походила на христианскую церемонию. Я обратил внимание, что на церкви не было крестов — они были спилены, а над дверями висела конструкция, представляющая собой совершенно неописуемый символ, от неестественного вида которого у меня мурашки пробежали по телу. Он словно был не от мира сего. Невольно мне вспомнились слова матери о «ложном боге». Мне инстинктивно захотелось как можно быстрее уйти подальше, и я ускорил шаг. О, да! Гадус-Морхуа сильно изменился. Облезлые и покосившиеся дома были словно пропитаны каким-то отчаянием и тоской. По городу как будто пронеслась безжалостная чума. Он стал лишь призраком, тенью некогда заурядного, но вместе с тем живого рыбацкого поселка, и в настоящий момент от Гадус-Морхуа веяло такой безысходностью, что возникало паническое желание бежать прочь что есть мочи из этого зловещего места. Приблизившись к жилищу нотариуса, я заметил, что крыльцо и лужайка перед дверью были весьма опрятными. Я поднялся по ступенькам и постучался. Когда дверь открыли, я не без радости увидел первого жителя с нормальной человеческой внешностью. Это был высокий мужчина с рыжими волосами, оказавшийся мистером Джорданом. После обмена формальными приветствиями, меня пригласи войти. Внутри дом выглядел гораздо лучше, чем снаружи, и хотя он явно знавал лучшие дни, мебель в нем была новая и, по всей видимости, недешевая. Первое время мне все никак не удавалось перейти непосредственно к теме моего завещания, потому что мистер Джордан без конца перебивал меня, предлагая кофе или расспрашивая о политике и о жизни в Вайт-Сэнд тауне, откуда, как оказалось, он сам был родом, а в Гадус-Морхуа приехал исключительно по деловому вопросу. Складывалось впечатление, что он всеми силами желал отодвинуть начало обсуждения основной причины нашей с ним встречи. Решив, что для приличия прошло достаточно времени, я перебил его прямым вопросом о моем деле и сказал, что не могу с этим тянуть, так как мой поезд отбывает в 7 часов вечера. Тут на лице Джордана появилась гримаса человека, смирившегося с чем-то, безусловно, необходимым и неприятным одновременно. Нотариус начал рассказывать о возымевшем большое влияние в Гадус-Морхуа и его окрестностях культе морского бога Дагона, чьи адепты совершали ритуалы, не уступающие по бесчеловечности и фанатичности древнейшим языческим обрядам. Оказалось, что в этом городе последователи Дагона создали свой Орден и подмяли под себя городскую власть с церковью почти вскоре после моего с матерью отъезда тридцать лет назад. Постепенно все стало проясняться, и я понял, почему моя семья столь спешно покинула это место. Ко всему прочему, эта секта практиковала жертвоприношения. Однако всякие попытки провести расследование заканчивались тем, что свидетели просто исчезали. Все подобные случаи были замяты мэром города — Грегором Малвисом, который не просто не препятствовал распространению влияния культа, а даже однажды стал его главой. Он платил за молчание колоссальные деньги. Удивительно, но при общем запустении город экономически процветал не только благодаря избытку рыбы, но и самому настоящему золоту. По словам Джордана, он был в ловушке: до сих пор ему сохраняли жизнь, потому что он помогал администрации города с махинациями. Необходимо было скрывать такой неестественно огромный уровень золотодобычи, так как власти штата могли этим заинтересоваться, что для Грегора Малвиса было крайне нежелательно. Также мой новый знакомый добавил, что случай в Гадус-Морхуа вовсе не уникален. В городе Иннсмуте, находящемся в паре десятков километров по береговой линии отсюда, подобный культ набрал силу еще в прошлом веке. Дальнейшее мое повествование станет самым настоящим испытанием на доверие, потому что вам придется поверить мне на слово, а то, что я сейчас собираюсь описать, находится за гранью мыслимого даже для самых безрассудных почитателей мистики. Мой собеседник сказал, что местные стали замечать, что он проявляет интерес к их религии, и было очевидно, что это лишь вопрос времени, когда его вознамерятся устранить. Затем Джордан принялся описывать нечто фантастическое. Он лично убедился, что эзотерические трактаты местных — вовсе не вымысел и что все, что в них описывается, — сущая правда. Там говорилось, что много лет назад еще до существования самых древних предков человека из дальних глубин космоса прибыли неведомые твари, один вид которых способен вызвать безумие. Они живут в океане, а людей не трогают, но лишь потому, что пока еще не пришло время для этого. Тем не менее тайные секты, поклоняющиеся тварям, расположены по всей Земле с незапамятных времен, а древние шумеры даже открыто славили так называемых Глубоководных. Однако лишь недавно чудища задумали увеличить свою численность. Когда-то Земля была ареной для войн между различными инопланетными цивилизациями, и с большими потерями Глубоководные одержали победу, но все же силы их истощились, поэтому, будучи бессмертными, они залегли в спячку. И вот теперь пришло их время, и они жаждут абсолютного могущества. Испытывая проблемы с численностью женских особей, они решили спариваться с людьми. Гибриды, получающиеся в результате этого богопротивного и мерзостного соития, с возрастом приобретают черты Глубоководных и, полностью изменившись, имеют возможность уплыть в огромный город в на дне океана и жить там вечность. Со временем такие полукровки теряют волосы, покрываются чешуей и обзаводятся жабрами. За человеческие жертвы и возможность совокупления с женщинами демонические создания стали приносить множество рыбы и несметные сокровища из морской пучины. Дагон — их бог и покровитель — редко поднимается на поверхность, правда ходят слухи, что его можно вызвать особым ритуалом и получить его покровительство. Поначалу община города сильно противилась новым порядкам и, несмотря на власть и давление мэра, многие жители по-настоящему взбунтовались и сражались с прислужниками Ордена Дагона — они, конечно, не хотели, чтобы их дочерей отдали в жены морским тварям, пускай даже за золото. Женщин, что осмеливались переходить на сторону иноверцев и соглашались вынашивать уродов, клеймили шлюхами дьявола и убивали. Это сильно прогневило великого Дагона, и он наслал полчища Глубоководных в Гадус-Морхуа. Ряды их были неисчислимы, они перебили большую часть жителей города, оставив только тех, кто доказал свою лояльность морскому владыке. С тех пор уже начало расти второе поколение гибридов. Пока они молодые, мутации не сильно заметны. Но уже в отрочестве они теряют большую часть волос, отличаются лупоглазостью и источают сильный рыбий запах, а на шее у них начинают формироваться жабры (тут я невольно вспомнил ребенка, которого видел в трактире). Под городом чудовища прорыли множество связанных с подводными пещерами ходов и посему могут подслушивать разговоры в любом доме. Тут Джордан стал горячо заверять меня, что не так давно лично видел одну из тварей в погребе своего дома. Пока я его слушал, я сделал кое-какие выводы. Несомненно, этот образованный человек провел слишком много времени в этом вырожденческом городе, где преступная секта держала его в страхе, а значит, рассудок его пошатнулся, и он принял близко к сердцу глупые легенды. Безусловно, эта секта преступна и заслуживает разоблачения, но, само собой, россказни о древних богах и армии тварей, живущих в подводном городе, похожи на симптомы горячки. И вместе с тем при мысли, что в его словах каким-то невероятным образом может быть хотя бы частица истины, мной овладевал такой сильный животный ужас, словно мою душу засасывало в небытие. Когда Джордан прервал свою тираду, я осознал, что мое положение откровенно печально. Пускай его абсурдные истории о космических амфибиях — чепуха, но как-никак Гадус-Морхуа находился во власти бандитов, и, выходит, моя жизнь действительно не стоила даже ломаного гроша. Потом нотариус признался, что никакого завещания вовсе не было, а меня он хитростью заманил в этот город, ведь, по его словам, никто, кроме меня, не мог ему помочь. Жители коммуны не позволяли чужакам совать нос в их дела, а у меня были привилегии, потому что моя родственница была у них до самой смерти на хорошем счету. Я не знал, что более тягостно: знать, что моя тетка связала жизнь с жестокой сектой или — то, что я нахожусь в логове психопатов практически беспомощным, уповая лишь на волю случая. Я спросил у своего заточителя, что же я должен делать. Он стал меня уверять, что иного пути, кроме как пойти прямо в Орден, резиденция которого находилась в бывшем здании мэрии, у меня просто нет. Если я попытаюсь сбежать, то меня непременно поймают, ввиду того, что городские посты расположены по дороге на протяжении многих миль от города, а перрон, как и весь город, на самом деле тщательно охраняется, поскольку из подземных туннелей ведет множество выходов наружу по всему Гадус-Морхуа и его окрестностям. Пойдя же к мэру — главе Ордена, я имею возможность быть признанным служителями культа. Самого Джордана к Ордену не подпускали, он лишь делал бумажную работу на дому, а специальный посыльный передавал необходимые документы. Нотариус рассказал, что в кабинете Грегора Малвиса хранятся все бумаги, данных о махинациях и об убийствах людей в которых достаточно, чтобы началось крупномасштабное расследование правительства. И хотя власти не сильно помогут в борьбе с армией чудовищ, будет лучше, если правда всплывет наружу — тогда у человечества появится пускай и ничтожный, но все же шанс на выживание. Джордан уверял, что, когда я добуду необходимые улики, мы сможем сбежать из проклятого города. Одному ему это было явно не под силу, однако вдвоем мы могли прорваться через подземные ходы. Он также упомянул, что у него имеется в наличии Смит-энд-Вессон с двумя обоймами. Несмотря на то, что Глубоководные были бессмертными, они все же могли погибнуть от насильственной смерти. Здесь я решился поговорить начистоту и ответил, что считаю это все потоком бреда. Я хотел иметь стоящий план побега, а не уповать какие-то на ходы, прорытые мифическими созданиями. Тогда Джордан провел меня в соседнюю комнату, где прямо посередине совершенно не к месту стоял огромный шкаф, и попросил меня помочь его сдвинуть, после чего откинул ковер, и я увидел люк, ведущий в погреб. Со словами, что тот, кто создал нашу вселенную, — явно не благодетель, он поднял люк. Сначала я ничего не увидел в полутьме, однако спустя некоторое время мои глаза различили зияющую на дне погреба дыру, а рядом с ней — нечто зеленоватое. Неподвижное существо, в котором отдаленно угадывался человек, обладало чешуйчатым телом, перепончатыми лапами, белым животом и пучеглазой лысой головой с жабрами по бокам. После ряда инструкций, полученных мной от Джордана, я отправился в здание Ордена. Свой револьвер юрист мне не дал. По его словам, его все равно отняли бы при обыске, а ему он был нужнее. Сгущались сумерки, и город стал еще более мрачным и негостеприимным. Мэрия находилась неподалеку от церкви. Когда я проходил мимо нее, служение как раз закончилось, и оттуда вывалилась толпа адептов. Они молча уставились на меня немигающими глазами, и, пока я шел, двигались за мной плотной стеной. У меня задрожала спина. Я мгновенно пожалел о том, что согласился на эту авантюру. Сектанты преследовали меня до самых дверей, оказавшихся незапертыми. Я быстро прошмыгнул туда, не задумываясь, что там меня могло ждать что-то намного более опасное. Внутри убранство практически не отличалось от других подобных административных помещений, если не считать висящих повсюду символов, как над входом в церковь. Ко мне быстро приблизилось двое пучеглазых громил, источающих знакомую едкую вонь, и резво схватили меня за руки. На лестнице, ведущей наверх, я увидел существо, которое продвинулось в своей мутации намного дальше, чем остальные виденные мной ранее жители, но на Глубоководного из подвала Джордана оно все же еще не походило. Его голову украшала тиара необычной формы, а туловище было облачено в красивую изумрудную мантию с золотыми нашивками. Я понял, что это был кто-то главный и закричал, что я племянник Агнесс Уэйленд. Существо на лестнице окликнуло державших меня охранников. Голос его был абсолютно нечеловеческим. Он был очень низким, немного хриплым, каким-то лающим, и все же я смог разобрать вполне английское «остановитесь». Последующие полчаса я провел в невероятном страхе, как в самом дурном сне. Меня представили мэру Гадус-Морхуа Грегору Малвису. Моя нервная система была в жутком смятении, а тело стало ватным и не слушалось меня. Должен сказать, я был в таком ужасе, что подробно не сохранил в памяти весь наш диалог. Малвис признал меня, а я смутно угадывал в нем мэра, которого видел в детстве. С трудом верилось, что это тот же самый человек. Носа и ушей у него теперь не было вовсе, тело было перекошено, как у самого жуткого горбуна, а на шее образовались глубокие складки. Я нес какую-то околесицу о том, что хочу быть принятым в Орден и служить истинному богу Дагону. Существо, по всей видимости, согласилось, если согласием можно считать утробный звук, похожий на кваканье. Затем Малвис удалился, а его телохранители сказали, чтобы я ожидал окончательного решения. Я остался совершенно один в кабинете мэра. У меня появился шанс, и я начал обыскивать помещение. Неожиданно за дверью послышались шаги. Мое сердце заколотилось, а в груди неприятно защемило. Пути назад не было, потому что я уже не успевал прибрать за собой весь беспорядок. Нужные документы все никак не попадались. Почти все найденные мной бумаги являлись какими-то манускриптами, где описывались войны между Глубоководными и какими-то Древними. И вот ручка двери заскрипела. Я почти отчаялся и приготовился к мучительной смерти. В кабинете не было выходов, кроме окна. Но все-таки в последний момент я решился прыгнуть. Схватив со стола какую-то шкатулку с орнаментом в виде головы страшного существа, я на ходу выбил плечом стекло и полетел в темноту ночи. Острая боль пронзила мою правую ногу, и я не смог сдержать вопля. Бежать было невозможно. Я увидел, как во двор с обеих сторон ко мне бегут мутанты. Из-за сломанной ноги у меня начала кружиться голова. В какой-то момент страх отступил, и мне стало абсолютно все равно, что со мной будет дальше. Внезапно я почувствовал, как меня кто-то с силой потащил за руку куда-то вниз. Джордан! Оказывается, он воспользовался подземным ходом, чтобы вытащить меня из передряги. Я уже почти потерял сознание и слышал будто сквозь пелену, как он говорил, что по пути пришлось убить нескольких тварей, а одна его даже поранила, ведь их чешуя образует плотный панцирь, поэтому застрелить Глубоководного довольно непросто. И тут я упал в обморок. То, что мне придется поведать вам дальше, невозможно воспроизвести достоверно на бумаге, и все же, дабы представить хотя бы толику того, что перенес я, вспомните ваш самый гнетущий кошмар, самый чудовищный сон или самую опустошающую нечеловеческую тоску, когда-либо навещавшую вас. А теперь я скажу, что все это ничтожно по сравнению с тем безумным отчаянием, которое пронзило мой разум и не отпускает и по сей день с той самой ночи, когда Джордан привязал меня к жертвенному алтарю на рифе, чтобы совершить ритуал по призванию одной из тех тварей, для которых даже ад слишком уютен. Я очнулся не сразу. Сознание возвращалось постепенно. Сначала я слышал какую-то непонятную крикливую речь и шум волн, затем я почувствовал капли дождя на коже, и только потом я вспомнил, что со мной произошло за последние сутки. Тогда я резко открыл глаза. Картина, представшая передо мной, достойна книг самого Эдгара По. Сам я был привязан веревкой к гладкому каменному овалу, стоявшему вертикально. Руки, ноги и голова ложились в специально сделанные углубления, из чего становилось очевидно, что конструкция создана преднамеренно и, вероятно, использовалась уже не один раз. Вокруг меня простиралось море, где-то вдалеке виднелись редкие огни, очевидно, домов Гадус-Морхуа. Я увидел человека, который стоял на коленях и, стараясь заглушить шум волн, громко читал текст на непонятном языке по книге у своих ног. Этим человеком был мой нотариус Джордан. Оказалось, что мы были на рифе, куда он привез меня на лодке. Посудина была привязана к имевшемуся здесь кнехту. Риф имел небольшую площадку, где также располагался и столб, к которому я и был прикован. Спустя минуту я понял, что это — то самое место, где вот уже почти тридцать лет людей приносили в жертву жителям морских глубин. Здесь многие годы мужья и отцы, жены и матери, сыновья и дочери были отданы на растерзание склизким чудовищам. Те, кто совершал эти гнусные преступления, были хуже Иуды, ведь они предавали род человеческий. Сей же час я осознал, как сильно не хочу умирать. Что поделать, только когда высшие силы отнимают что-то у человека, он по-настоящему начинает это ценить. Многие сейчас живут скучной, как им кажется, жизнью и знать не знают, каким сокровищем они обладают. К сожалению, я получил нечто более ужасное, чем даже смерть — я приобрел тяжкое бремя невыносимого для человеческого мозга знания и почти обезумел после того, что я собираюсь вам сейчас описать. Конечно же, я кричал, умолял, обещал все, что у меня есть и чего у меня никогда не было, чтобы Джордан меня отпустил. Но он оставался глух к моим мольбам. Его глаза светились настоящим сумасшествием, мерзавец даже не смотрел в мою сторону. Кто знает, когда ему пришла в голову эта мысль? Может, он спланировал все с самого начала, а может, решился, когда нашел книгу Ордена в шкатулке, которую я похитил у Малвиса. Нотариус провел в этом проклятом месте слишком много времени — психика многих в подобном случае дала бы сбой. В какой-то момент он стал повторять только одну фразу, причем с особым упоением, будто с любовью, приплясывая в демоническом танце и смеясь. Я запомнил её, потому что она впечаталась в мое сознание, как клеймо, напоминающее о том, что все это действительно произошло со мной; эта фраза заставляет меня просыпаться по ночам. Часто в своих беспокойных снах я вновь и вновь слышу эти дьявольские слова: «Пх’нглуэ мглв’насх Дагон ргах’нагл тха’ниар!» Вдруг Джордан подошел ко мне. С истеричной гримасой на лице он сказал, что только глупец, боящийся всего нового, станет утверждать, что нескончаемая жизнь в морском городе не прекрасна, и мне выпала великая честь узреть того, кого большинство сектантов видели только на фресках, узреть бога и господина всех Глубоководных — Великого Дагона! Судя по всему, он верил, что ритуал поможет ему быть допущенным до перерождения. Как выяснилось, до этого в Гадус-Морхуа подобный ритуал проводил только мэр, который не был гибридом, однако после призыва высшего чудовища начал приобретать свойства Глубоководных — то есть удостоился "высшего почета". Тут вода сильно забурлила и волны, бывшие до этого почти спокойными, стали с силой ударять о риф, а вскоре и вовсе заливать его. Дождь тоже усилился и лил с таким рвением, что вода, казалось, заполонила целиком все пространство вокруг меня. Вдруг из воды показалось нечто, настолько нереальное для нашего мира, что тот факт, что оно настоящее, вызвал нестерпимую муку во всем моем естестве. Вне всяких сомнений, это был он. Отец и покровитель Глубоководных гадов. Размеры его были величественны, а внешность вызывала отвращение и трепет: невероятно большое тело, покрытое чешуей, и зловонная пасть были так омерзительны, как сама смерть во плоти. Издавая дикие ритмичные звуки, амфибия уцепилась когтистыми лапами за край рифа. Джордан упал на колени и стал вопить очередной поток слов на языке преисподнии. Дагон, как будто в ответ, испустил вой. Нет, правильнее сказать гул тысячи животных. Я ощутил, как из моих ушей пошла кровь, и заметил, как по воде пошли волны от звуковой вибрации. Это продолжалось, наверное, пять минут, а мне почудилось, что прошла целая вечность. Потоки воды с яростью хлестали мое тело. И тогда я услышал внутри себя голос. Неужели тварь вторглась в мою голову? Я не знаю, что это были за слова, однако в тот момент я точно все понимал. Похоже, Джордана тоже посетил этот голос. Я увидел, как на мгновение он замер, а затем резким движением проткнул свои глаза пальцами, так просто, как если бы он вогнал гвозди в масло. Он кричал от боли, но продолжал сверлить свои глазницы, не двигая больше ни единым мускулом. Мне впервые за последнее время повезло — я был накрепко привязан к алтарю, хотя мое тело изо всех сил старалось разорвать путы, пока этот голос контролировал мое тело. И в то жуткое мгновение я встретился с Ним взглядом. Я как будто посмотрел в бездну, и моя душа навеки осталась там. Больше я ничего не помню из событий той ужасной ночи. Думаю я опять потерял сознание. Как потом рассказывали, меня нашли в море и подобрали матросы корабля «Стрейнджер», который доставил меня в порт Вайт-Сэнд-Тауна, откуда я был отвезен в госпиталь Св. Елены, где пробыл в полубреду около двух недель. Мои показания о золоте чрезвычайно заинтересовали Бюро Расследований, остальную же часть своего визита в Гадус-Морхуа я решил держать в тайне. Все равно бы мне никто не поверил, к тому же это бы обесценило мои слова о золотых приисках. Я лишь хотел привлечь внимание властей к городу, поэтому все, что им стало известно — это то, что одному несчастному не повезло стать жертвой организованной преступности. И вот я закончил свое повествование, мои силы иссякли, я больше не могу держать себя в руках, я не в состоянии и дальше бороться со своим прошлым. Более того, скажу я вам, во сне мне часто стали являться фантасмагорические видения — морские города с их жителями-рыболюдьми. Когда я сплю, я часто слышу тот страшный голос бога океана. Чудовище зовет меня в бездну. Я выполнил свой последний долг, написав эти строки, открывающие безумную правду, и теперь мое существование потеряло всякий смысл. Я твердо вознамерился лишить себя жизни, и ничто не удержит меня от этого давно задуманного решения.