Cо сломанными руками

— Саймона уже неделю не видно, Джем... Я начинаю чувствовать недомогание. Девушка сидела на небрежно застеленной кровати, укутавшись в одеяло своего брата, пока Кирен смотрелся в совершенно новое зеркало. Такая перемена сказалась на самочувствии юноши, но совместными усилиями его семьи, он теперь часто смотрит на свое отражение, не прячет взгляд прочь, не думает, как было бы хорошо, чтобы все закончилось. Больше его не беспокоит то, кем он является. — Он появится, Кир. Подожди немного... — Она не уверена в своих словах, ведь ничто не может оправдать Саймона и его «способность» исчезать без предупреждения. Кирен проводит влажным платком по щеке и вытирает маскировочный мусс, который так и не понадобился сегодня, как и вчера, и позавчера... Когда лицо обретает свой настоящий цвет, посеревший, словно припорошенный пылью, юноша пытается снять линзы. Но он вскрикивает от резкого жжения и отдергивает руки. Только вот болели не глаза, а фаланги пальцев. Постепенно жжение поднималось и достигло локтя, тогда-то Кирен решил сказать об этом сестре, но все его тело застыло. Уолкер продолжал смотреть на свои согнутые пальцы, непроизвольно заметив, как они дрожат. Он просидел так несколько минут, прежде чем Джем обратила на него внимание. Она подошла к зеркалу и прикрыла его пледом. — Кир, тебе лучше прилечь. — только и сказала она, но ее прикосновение разбудило уснувшего брата, и тот медленно перешел на кровать. Девушка его укутала и вышла из комнаты, испугавшись внезапного всплеска эмоций внутри нее. — Я скажу, если Саймон придет, — и закрыла дверь. Под одеялом нет тепла, чтобы согреть надежду внутри Кирена. Он не вернется в его «нормальное» немертвое состояние, если никто не пообещает ему, что Монро вернется. Но никто не возьмет на себя ответственность в случае, если он не объявится. Юноша отказывается закрывать глаза, сопротивляясь приходящему сну. Что-то нездоровое есть в этом желании сбежать, как тогда, с Риком. По телу идет знакомая дрожь, а Кирен проводит указательным пальцем по шраму на руке, вызывая еще больше воспоминаний. В голове все больше движущихся картинок с каждым движением, но все они свежие, недельной давности. Ни одного приятного. Он проталкивает палец глубже, разрывая нити, которыми так неаккуратно зашита рана. «У всех нас есть шрамы», — усталым прокуренным голосом говорит Саймон и замолкает. Вслед за ним пред лицом Кирена проносят Эми, окровавленную и бездыханную, ее опускают в яму, откуда она не сможет выбраться впредь, как сделала ранее. Эти болезненные чувства кажутся такими правильными, и Уолкер продолжает давить глубже. «Я никуда не уеду». Он не должен был давать обещания любить, ему не стоило привозить сюда Эми, Саймону лучше было бы остаться там, где к нему никто не был привязан. А пока Монро удовлетворяет свой эгоизм, Кирен причиняет себе боль просто из безделья, по привычке. Как похоже на идеальную пару односторонне влюбленного и позволяющего себя любить. Юноша накрывается одеялом с головой и обнимает руками колени. Сон ломает его постепенно, а затем сбрасывает на самое дно, к воспоминаниям, нагоняющим тоску. «Вот мир, как я его теперь вижу...» — Он уснул. Тебе не стоит его пока будить, пусть отдохнет. Ты не представляешь, как он сильно переживал за тебя! Ночи не спал! — у закрытой двери восклицает не менее уставшая женщина. Рядом с ней, облокотившись о стену, стоит виновник нескольких бессонных суток, такой же неопрятный и слегка пыльный. В его руке один маленький цветок, а в кармане маленький заточенный нож. — Могу ли я посидеть рядом с ним? — спросил парень и, получив согласный кивок, зашел в комнату. Но стоило ему закрыть за собой дверь, как ноги подкосились, и Саймон упал на колени, обессиленно отпустив цветок из руки, будто окаменевшей в мгновение. Еще тогда он был готов убить Кирена «из-за какой-то глупой веры», а теперь ему страшно только от мысли, что его друг узнает о тех ужасных намерениях. Ведь они друг без друга не смогут существовать. И Саймон понял это в самый последний момент.