Москва, Май 2014
23 октября 2014 г. в 23:50
Так приятно идти по городу после дождя, когда ход твоих мыслей ничего не нарушает, теплое московское солнце лучами падает на твое лицо, вызывая улыбку, а ты цокаешь по набережной в своих любимых дорогущих туфлях. Мимо на огромной скорости пролетают шикарные машины — центр Столицы обязывает все-таки.
У меня тоже есть машина, даже две: большой черный джип, не для пафоса, а чтобы вся семья, двое детей, собака и куча вещей влезали, когда едешь на дачу — такая семейная машина, и вторая для души — белая двухместная машинка, от скорости которой я схожу с ума.
В редкие дни, когда выдается свободная минутка и дети остаются с няней, я завожу свою малышку. Красная кожа идеально обнимает мое тело, хромированный рычаг скоростей приятно ложится в руку, иногда я даже слышу стоны — от этих воспоминаний у меня пробегают мурашки по коже, и уголки губ стремятся вверх — ведь первое, что почувствовала эта машина — не нога на педали газа, не щелканье по всем своим кнопочкам, а прижатые к кожаным сиденьям два тела.
Так я отблагодарила свою жену за подарок на день рождения. Каждый раз, когда сажусь в эту машину, вспоминаю, как тело любимой извивалось в моих руках. Из своих мыслей меня выдергивает протяжный звук автомобильного сигнала, поднимаю глаза, почти пришла.
Сегодня пятница и значит, мы все должны отправится на дачу. Утром, сонно поцеловав уходившую на работу жену, я даже голову не смогла поднять от усталости — у Артема всю ночь болел живот, и я почти не спала.
Разлепив глаза и нашарив под подушкой телефон, я вскочила с кровати — часы безжалостно показывали восемь. Накинув на себя легкий халатик, я пошлепала босыми ногами в детскую. Солнце уже давно встало и своим светом залило просторную трехкомнатную квартиру в центре Москвы.
Веник поднял свою мордочку, я приложила палец к губам, он понимающе лег обратно. Все-таки дворняги — самые умные собаки, это лохматое, белое, как снег, недоразумение год назад прицепилось к нам на детской площадке и тут же стало самым главным авторитетом в семье.
Открыв дверь в просторную комнату, тихо на цыпочках крадусь к двум ангелочкам, спящим в обнимку. И почему я не удивлена, Артем с детства, когда ему плохо искал убежища в объятьях старшей сестры и, пусть белокурая девочка всего на годик его старше, но рядом с ней он чувствовал себя сильнее и мужественнее. Маленькие белые ручки Риты обнимали младшего братика поверх одеялка. Засмотревшись на них, я поблагодарила Бога за то, что дал мне такую прекрасную семью, я часто это делаю, не веря своему счастью, но сегодня этот солнечный весенний день казался мне еще более чудесным чем все остальные.
Оторвало меня от любования моих прекрасных чад, что-то, вибрирующее под ногами, я нагнулась и вытащила из ковра с глубоким ворсом телефон моей ненаглядной жены, наверное, выронила, когда заходила поцеловать детей перед работой. На заставке красовалась наша фотография, сделанная на день рождения Риты в прошлом году, — жена обнимала меня сзади, а в моих руках был торт и четыре свечки на нем, а дети спорили, кто их будет задувать.
На телефоне высветилось имя «Директор НТКО», наверное, что-то важное. Хотя, в работе моей жены важен каждый звонок. Еще нет девяти, а на телефоне уже высвечивалась цифра "6", 6 неотвеченных звонков за меньше чем 30 минут, и это еще рабочий день не начался. Я вздохнула, без телефона ей никак нельзя, ей мог позвонить кто угодно вплоть до Президента, ладно уж с ним, на ее телефон должна была звонить я!
Достаю свою любимую кружку, на которой кривыми буквами выведено «Мама, мы тебя любим», это подарок Риты и Артема — они после садика ходят на курсы изобразительного искусства. Правильно ведь говорят, что в своих детях мы хотим реализовать все свои жизненные неудачи и промахи, я очень хотела рисовать, но дальше шарика, из которого торчат четыре палочки, моя жажда искусства не зашла.
Поэтому первый кружок, в который я записала своих детишек, был ИЗО, еще они ходили на плаванье, на музыку — Рита на фортепиано, Артем на скрипку — а так как я уже 4 года была домохозяйкой, то вместе с ними постигала азы всех дополнительных кружков и секций.
Открыв холодильник в поисках чего-то съестного, меня постигло разочарование. Вчера к нам приходили друзья, у которых своих трое карапузов, вот они и смели за игрой все, что можно было прожевать.
Желудок жалобно заныл, телефон жены не переставал вибрировать, в дверь позвонили, мда, утро перестает быть томным. Плюхнув в кружку с кофе остатки молока, я пошла открывать дверь — это была няня.
Не то чтобы мы были какими-то буржуями, но няня была необходима нам как воздух, из-за того, что жена никогда-никогда не могла посидеть с малышами, даже в выходные, в которые она обычно работала, если, конечно, это не тот случай, когда я выносила ей весь мозг и силой, шантажом и лаской выманивала ее на дачу на все три дня, а я просто выматывалась между уборкой, готовкой и всякими кружками и секциями — вот тогда на помощь приходила няня.
Жена, много раз видя меня, замученную домашними делами, предлагала нанять горничную, но я стойко отказывалась, мотивируя это тем, что остальные женщины по всей стране как-то ведь все успевают и без помощниц, и зачастую не у всех у них есть огромная квартира в столице, машины, дача и безлимитная банковская карточка.
Открыв няне дверь, я только сейчас поняла, что накинула прозрачный халатик на голое тело и поспешила проскользнуть в гардеробную, чтобы не смущать девушку. Няню звали Альбина, она училась на 5 курсе педагогического университета. Эта милая девушка была просто находкой, перед ней мы перепробовали около пяти помощниц, но все как-то не приживались: то они были слишком бальзаковского возраста, то слишком юны, иногда с порога начинали торговаться о повышении зарплаты, не проработав ни дня, иногда дети сами умоляли поменять им наставницу, был даже случай, когда после недели работы няня делала мне недвусмысленные намеки, а после ее увольнения пригласила меня на свидание, и вот наконец-таки Альбина.
Я встретила её, когда она со стаей маленьких собачек придержала мне дверь в дом. В лифте мы разговорились, она рассказала, что стипендия в университете маленькая, и она подрабатывает то там то тут, иногда выгуливая собак. Ее этаж оказался под нами. Как я и думала, она позвонила в дверь Элеоноры Рюриковны, женщины благородных, как она сама утверждала, царских кровей, которая последние 10 лет из своих 80 занималась коллекционированием антиквариата и протежированием молодых, как ей казалось, талантов, ведь сама Элеонора Рюриковна до того как ее начал мучить артрит играла ведущие роли в театре им.Е.Вахтангова и была довольно образованной, хоть и своевольной старушкой.
На следующий день, я снова встретила девушку и вот тогда без зазрений совести пригласила ее к нам познакомиться с маленькими сорванцами. Альбина долго не думала и уже через несколько часов звонила в домофон. Ребята сразу прониклись к ней, да и мне честно она очень понравилась — скромная, приехала из глубинки, еще не испорченная московской суетой и жаждой наживы. Общежитие ее находилось всего в паре кварталов, поэтому по первому же звонку она вырастала у наших дверей и спасала меня, когда я куда-нибудь безбожно опаздывала.
Каждую пятницу она приходила около 9 утра и отводила детей в садик, после этого возвращалась домой и мы с ней собирались на дачу. Но сегодня я решила не водить детей в сад, у Артема болел животик всю ночь, поэтому, оставив детей на попечение няни, я решила прогуляться до офиса жены, отнести ей забытый телефон и напомнить, что никакие уловки не освободят ее от поездки на дачу.
Я надела ее любимое платье, туфли на высоком каблуке и взяла в руки сумочку из последней коллекции GUCCI, не забыв кинуть туда телефон. Попросив няню не будить подольше детей, пошла по залитой солнцем набережной прямо к огромному коричневому зданию, возвышающемуся над Москвой-рекой.
Это здание всегда наводило на меня небольшой ужас, может быть потому, что я родилась и выросла в центре Петербурга, вокруг воздушных домов князей и императоров, и все здания, лишенные отделки вензелями и рюшечками, казались мне угнетающими и чванливыми.
Огромное девятиэтажное коричневое строение из гладкого камня, первые два этажа которого отделаны гранитом такого же цвета, раскинулось аж на две улицы и фасадом выходило на набережную. Подходя к нему, по моей коже снова пробежали мурашки.
Скромная металлическая табличка висела справа от входа «РОСНЕФТЬПРОМ», Российская нефтяная промышленность, вот где последние 15 лет трудилась моя любимая, придя сюда на практику на 3 курсе института и начав карьеру с помощника младшего помощника, к 37 годам, она стала самым молодым директором государственной нефтяной корпорации.
Поднимаюсь по ступенькам и захожу в огромное фойе. Охранники на входе хуже ФСОшников в Кремле, я достаю свое удостоверение помощника депутата, которое у меня было еще до переезда в Москву, не хочу звонить секретарю жены, чтобы та выдала пропуск, хочу сделать ей сюрприз.
Захожу в лифт, вместе со мной заходит девушка, этакая нимфа — белые волосы до плеч, правильные черты лица, тонюсенькая талия и грудь примерно второго размера, костюм на ней сидит безупречно, черные лакированные туфельки на низком каблуке завершают приятную картину. Тянусь к кнопке "8", девушка нажимает "9", на 9-том этаже сидят юристы. Красивая еще и умная, мой взгляд опускается ниже, красивые длинные ноги, хорошо, да, но не цепляет, после того как я встретила свою жену мне как-то перестали нравится все остальные. Не то, чтобы я перестала вообще смотреть на них, ну вот смотрю, и не цепляет, не хочется их раздеть или прикоснуться к их губам.
Я бы не сказала, что до нашей с ней встречи у меня было много женщин. Если быть точнее, была всего одна и то задолго до нашего знакомства. Потом я благополучно вышла замуж за любимого человека и родила двоих детей, но женщины мне нравились всегда — их красота, изгиб тела, запах, ммм.
А потом как отрезало, теперь я просто могу констатировать факт, да, красивая женщина, да, у нее красивая фигура, прекрасная грудь, но, кроме жены, никого не хочу сжимать в объятьях, гладить кожу, вдыхать аромат. Подруги говорят — это любовь, та самая, которая один раз в жизни.
Двери лифта открываются, и это возвращает меня из раздумий. Я ступаю по мягкому ковру, ведущему к прозрачным дверям, проходя мимо приемной, киваю секретарю и, не слушая возражений, направляюсь к дубовым дверям кабинета руководителя компании. Я специально не хочу, чтобы эта милая девушка по имени Мила, о которой жена отзывалась как о лучшем ее секретаре за последние несколько лет, говоря, что под видом овечки скрывается волк, через которого практически невозможно к ней попасть, сообщила моей любимой, что я пришла. Поэтому я силой дергаю на себя дверь, не слушая девушку, которая, выбежав из-за стойки, пытается меня догнать и говорит сбившимся голосом, что руководитель занят и у него важное совещание.
Я то знаю, когда у нее важные совещания — у нас нет секретов друг от друга и, до рождения детей, я тоже была не последним человеком в бизнес-кругах Петербурга, поэтому по вечерам она делится со мной всеми своими успехами и падениями, планами на будущее, советуется, как лучше поступить, обсуждает будущие встречи. Иногда, когда она раньше обычного возвращается домой, мы укладываем детей, я достаю фужеры и устраиваюсь на ворсистый ковер перед камином, она достает бутылку красного сухого вина, садится рядом, перекидывая через меня свои ноги, и так мы сидим, смотрим в глаза друг другу и говорим, говорим, говорим…
Дверь тяжело поддается, я вхожу в огромный кабинет. Светлые стены, на которых висят дорогие картины, большой овальный стол для совещаний и небольшой стол для секретаря собрания, в помещении никого нет. Я прохожу дальше, сзади, уже открыв дверь, умоляющим голосом мне шепчет девушка Мила, что-то о том, что начальница сильно занята и просила никого не пускать, но я же не кто-то, я жена.
Улыбаясь уголком рта, берусь за уже более современную ручку и открываю дверь в ее личный кабинет.
Я стою и не могу понять, что происходит. Наташа сидит на столе, ее блузка, которую я вчера погладила, расстегнута, голова с красивым профилем, прямым носом и высоким лбом, на который падают кудрявые завитушки волос, откинута назад, с губ срывает звук похожий на стон, ее длинные ноги обхватывают женщину, чье тело практически полностью лежит на ней, и рука методичными толчками снует между бедер.
Тихие стоны кажутся мне очень громкими, они оглушают меня, ультразвук режет по ушам, барабанные перепонки не справляются.
Вся картинка сужается и превращается в одну черную точку, в голове нет мыслей и все мысли одновременно.
«Мамочки, встаньте ближе друг к другу, чтобы все влезли; Артем перестань ябедничать; Милая, какое платье мне надеть сегодня на прием? Спасибо большое за замечательное предложение, но я пока не решила выходить на работу; Ксю, может отдадим Риту на балет, зачем ей это фортепиано? Нет, мне не нравится синий цвет, джип должен быть черным; Рита, солнышко слушай маму Нату; Детка, ты уверена, что этот ковер подойдет в детскую? Мама, мы приедем к тебе на каникулы все вместе; Да, еще, еще глубже…;
Я считаю, нам нужно уволить эту няню, она тебя взглядом раздевает; В богатстве и бедности, в болезни и здравии; Дети, перестаньте бегать; Милая, я так тебя люблю, и я тебя очень-очень!..»
Чья-то рука хватает меня за локоть и вытягивает из кабинета, руки ложатся на мои плечи и трясут меня очень сильно, я вижу, как человек передо мной что-то говорит, вижу, как шевелятся его губы, но шум в ушах такой громкий, что я ничего не слышу. Мое сердце бьется с такой силой, что еще немного и оно пробьет мои ребра, туктук-туктук, наверное понимая, что биться больше незачем, оно замедляет свой бег, тук-тук, меня тащат через все помещение и выталкивают в приемную, ноги больше не держат мое тело, поэтому я опускаюсь на пол по дубовой двери, тук и тишина. Больше я ничего не слышу.
24 мая 2014 — мое сердце перестало биться.