Красивая фальшь

Женщина на экране старательно изображает оргазм. Стоит признать, она неплохо это делает, можно даже представить на секунду, что кончает по-настоящему. Только уродства не хватает… Не хватает капель пота на висках, напрочь отсутствует простота древней страсти и искренность. Вместо этого секс напоминает бальный танец на типично скучном конкурсе — вроде бы красиво, но чувств ноль и искусственные эмоции. Расчет на то, что зритель уже привязан к герою и по умолчанию должен что-то чувствовать. Ну, Наруто чувствует. Так расчувствовался, что аж не может усидеть на одном месте. Я предупреждал. Предупреждал, что фильм полон откровенных сцен и что сисек в нем больше, чем он рассчитывает увидеть за всю свою жизнь. Наруто не послушал, поржал и махнул рукой — пусть теперь расхлебывает. Точнее раздергивает. Раздрачивает. Ай, не суть… Рассеянный свет от висящей на стене плазмы вычерчивает силуэты комнаты — угол рабочего стола, шкаф для одежды и широкую двухместную койку. Далее лучи встречают насыщенную тень, ибо Наруто любитель сажать глаза за экраном в полной темноте, а я… а что я… как обычно — иду у него на поводу. Да сколько можно ерзать?! — Саске, я… наверное, пойду. Что-то мне нехорошо. И голос низкий такой, дыхание сбилось и даже в скудном свете видно, что щеки пылают. — А по-моему, тебе хорошо. Даже слишком. — Ты же говорил, что это… ну… — Что в фильме полно эротики. Да. Но теперь мне интересно, чем все кончится, и я хочу досмотреть его с тобой. — Тогда мне надо отлучиться на минутку, — ну вот, в кои-то веки человек заговорил тихим голосом. А говорил не могу, не умею, не хочу и не буду. — Что, всё настолько хорошо? — посмеиваясь, лениво выбираюсь из теплого пледа и щелкаю паузу. Наруто рассерженно вздыхает, и тут проблемы появляются уже у меня. Всегда был неравнодушен к его гневу. Это какое-то особое извращение, но я до сих пор, мастурбируя в душе, представляю, как он сжимает кулаки и рычит от ярости. Нет в мире зрелища сексуальнее, чем рассерженный Узумаки. — Все твои уже спят? Прислушиваюсь к звукам в соседней спальне. «Все мои» в лице Итачи храпят и давно видят двадцатый сон — музыка не играет, никаких подозрительных шумов. Но разве я могу обнадёжить Наруто? Обойдется… — Кажется, еще нет. Если ты пойдешь в ванную, то он наверняка заметит, — надеюсь, мой голос звучит не злорадно. Очень надеюсь. — Так что у тебя только один выход — делать свои темные делишки прямо тут. — Ты сдурел? — Боже, да что я там не видел? Теперь лицо Наруто кажется растерянным и жалостливым. Мордашка что надо, вали и еби, если не успеет убежать. Это нормально, что у моего лучшего друга встало на фальшивый секс, а у меня встало, потому что встало у него? — И что ты так на меня смотришь?! — Да вот, жду, когда ты примешь какое-нибудь решение. — Между прочим, у тебя тоже стоит! Да ладно, заметил? — Ну класс, у нас обоих стоит, может быть, поможем друг другу? — я лишь слабо дергаюсь в его направлении — Наруто мигом сдувает к дальней стене. Ладно бы просто сдувает, но он умудряется запнуться о стул, врезаться бедром в стол и, эпично накрутив на руку занавеску, рухнуть навзничь где-то в районе мусорного ведра для бумаги. Надеюсь, хоть подоконник лбом не поймал, неувязок. — Ай… — Ты живой? — что ж, не могу оставить дорогого гостя умирать в страшных мучениях. А то придется потом соскребать его бренные останки с ковра. — Кажется, да… По дороге к блондинистой катастрофе, включаю настольную лампу. Теплый свет разбивает тень и показывает мне взъерошенного, перепуганного и обиженного на весь мир Наруто с обрывками бумажек в волосах. — Ну как, порядок? Он дает мне возможность осмотреть свой многострадальный лоб и бок тоже. Я как раз успеваю приподнять футболку и разглядеть ушиб, прежде чем в душе Наруто просыпается беспокойство, а в голове — мысли. — Не лапай меня! — Ты чё ведешь себя, как девица в первую брачную ночь? Кто надоумил? — Шикамару сказал, что ты гей. И что ты в меня втюрился, и давно, — балаболит Узумаки, как на духу, выкладывая всё, что вертится в голове. Так на него действует боль — давно проверенный факт. Что-то вроде зелья правды. Спрашивай, что хочешь. — Это изменило твое отношение ко мне? Какого хрена ты здесь, если всё знаешь? Наконец, подернутые туманной дымкой глаза впиваются в моё лицо. Только бы не заржать, только бы… — Проверить хотел. Допроверялся. Теперь мы тут, ты хочешь смотреть фильм дальше, я всё тебе рассказал, и у меня стоит, несмотря на этот будущий синяк. Вдох-выдох. — Давай помогу. — Я-то не гей! — Закрой глаза и думай о Сакуре. Или на кого ты там дрочишь? Наруто бьет меня в коленку. — Ты как всегда, Саске. Я не это проверить хотел. Опять краснота заливает эту наглую, хитрую морду. Неожиданная догадка дает по мозгам не слабее итачиного гашиша «от астмы». Вот так вот и раскрываются тайны — глупо, случайно, странно. И никаких там слезливых соплей на тему «я ж тебя уже сто лет люблю, ничтожество» или драматично хлопающих дверей. — Если ты сейчас же не объяснишься, я тебя прямо там и разложу в форме пошлой звезды. Будешь потом из ушей бумагу доставать. — Да ты можешь хоть раз без этих своих едких словоизлияний?! — Ну хорошо, давай поговорим серьезно. Мы с тобой дружим с горшка. Знаем друг о друге почти всё. Ты знаешь, что у меня нет девушки. Да, собственно, никогда не было. Ты даже фотографии моих любимых актеров просматривал — можно было догадаться самому. Но Шикамару открыл истинное положение дел, и теперь ты считаешь, что я наброшусь, дай только повод, так? — Вроде того… — Молодец. Правильно думаешь, — складываю руки на груди, рассматривая его сверху вниз. — Вон там дверь, пора бежать, пока есть возможность. Я пошел фильм досматривать, у тебя есть минут тридцать на стремительный побег. С ним главное не унижаться. Остальное решится само — это тоже проверено неоднократно. Закоконившись обратно в плед, как и планировалось, возвращаюсь к просмотру фильма. Сейчас стоны и вопли очень кстати. Как лезвием по стеклу для хрупкой психики Наруто. Он крадется к выходу с изяществом озабоченного гиппопотама, шикая от неприятных ощущений в боку. Я бы намазал чем-нибудь обезболивающим, да только впечатлительный тупица не даст к себе притронуться после сказанного. У самого выхода Наруто останавливается, чтобы раздражённо посопеть. Я молчу. Все силы уходят на поддержание непринужденного вида. — Саске, ты для меня самый важный человек, — говорит не глядя, стоя спиной. И опять же, очень тихо. — Самый близкий. Я не хочу тебя терять. — А я разве похож на потеряшку? Наруто, всё же было хорошо? Да, я давно в тебя влюблен, но почему ты решил, что я не способен это контролировать? Только потому, что сам не можешь справиться со своими эмоциями? Разворачивается. О нет, только не этот взгляд… — Объяснись! — А тебе мало того, что я все подтвердил? — И выключи это, блин! — неопределенно машет рукой в сторону экрана. — А вот хрен. Говори так. Всё как всегда. Наруто не был бы Наруто, если бы не завелся с пол-оборота. Я не был бы Учихой, если бы не дал ему по щам первым. Потасовка получается короткой. Всего-то несколько слабых ударов и типичные копошения людей, не желающих причинить друг другу вреда. Это предсказуемо. Мы можем подраться по-настоящему, но не в этот раз. Сейчас драка ничего не даст — Наруто нужны слова, объяснения, а не эмоции. Но он забывает о благосклонном предложении сбежать, а потому, в процессе барахтаний оказывается сверху и имеет счастье чувствовать мое настроение своей пятой точкой. — Тебя возбудил фильм, правда ведь? — Меня возбудил ты. — Я не верю. Ты точно издеваешься надо мной, да? Это очередной прикол… Приходится сделать очевидное еще более очевидным — коротко прижаться бедрами к его заднице, весьма приятной на ощущения даже сквозь четыре слоя ткани. И ждать, когда взорвется бомба ужаса и злости. Но этого не происходит. Взрывается совсем другой снаряд. Да ладно, смущение? — Так-так, стоп. Наруто, ты что? Он сидит сверху — причем всем весом, без шуток, и неуверенно сжимает мои запястья. — Я долго думал, — наконец, после внушительной паузы выдает этот придурок. — Поздравляю с достижением. Вручить медаль? Склоняет голову вбок, так, что светлые лохмы спадают на серьезные глаза. Наруто дышит глубоко, восстанавливая сорвавшееся после потасовки дыхание, и грудная клетка приподнимается в такт моим вдохам. Он горячий — лучше бы мне никогда не знать, насколько, но теперь ничего не поделаешь. Печка с куриными мозгами. Ну почему я так зациклен именно на нем? Именно на этой тепло-карамельной коже, на светлых, как будто выбеленных ресницах и упрямом лице. Он красивый, но красивый не смазливо, без нежностей. Грубо красивый. Грубо изящный. Грубо честный. — Можно я тебя поцелую? Голова идет кругом. Кто это сказал, я или он? Кто?.. — Зачем? — говорю и понимаю, про поцелуй спросил не я. У меня слишком сухо в горле, голос звучит иначе. Браво, Шерлок. — Ты же не гей. — Не гей. Но когда дело касается тебя, у меня всё внутри… всё не так. Я целовал Сакуру. С ней было классно. Но классно — и только. Когда я просто сижу рядом с тобой, то чувствую больше… Всё, я понял. Он решил меня убить и придумал такой вот изощренный способ. Умница, ничего не скажешь, даже удивить смог в процессе. — Тогда давай. Целуй. Только спокойствие. Сейчас отпустит. Он уйдет домой, тихо ненавидеть меня в уголке, а я пойду за ганджубасом к Итачи, лечить растрепанные чувства. Тому только дай повод что-нибудь полечить. Итачи даже прыщи лечит травкой. Лекарь от бога. А Наруто не стоит знать, сколько лет я мечтал об этом. Не стоит знать и то, с какой силой колотится моё сердце и сколько желания во взгляде — остается надеяться, что в полумраке сложно заметить что-либо вообще. — Ну что, передумал? Просто признай, тебе слабо. Я молодец, все-таки. Премию Дарвина, пожалуйста — генофонд человечества только что потерял часть ущербных генов Учих. Осталось только придумать глупую смерть. Он нападает первым, и мы стукаемся зубами, неловко стискивая футболки друг друга. Хотелось бы, конечно, чтобы все было не так — но между нами слишком много эмоций, чтобы сейчас случилась красивая фальшь. На экране, там, по ту сторону, это возможно. А между нами — нет. Нет, и всё. Наруто выдыхает мне в губы, и мир тлеет где-то на краю иллюзии. Сон? Нет, не сон. Всё неправильно. Неправильно-короткое скольжение горячего языка по губе, неаккуратное столкновение носами, идиотский смех в его груди. Воздушный и шуршащий, хриплый, такой, что любому захотелось бы просыпаться и засыпать под этот звук. Кто целует — уже непонятно, ясно только, что нам обоим от этого так хорошо, как не было ни с кем и никогда. На краю ласки и борьбы, с поджатыми до боли пальцами на ногах, мы целуемся впервые. И, черт возьми, я рад, что мне выпал шанс узнать, каково это — чувствовать его так близко. Чувствовать обжигающее тепло и умопомрачительный запах, напоминающий хлеб и море. Интересно, как пахнет от меня? Дурью, наверное, черт бы побрал этого недоделанного наркомана в соседней комнате. Мысли растворяются в блаженстве, как акварель в воде — цветными пятнами. Так хочется удержать, заставить, сломать сопротивление, но это не выход. Я никогда не сломаю Наруто, только лоб разобью. — Саске… — юркая рука на моем плече. Пальцы поднимаются по коже, к шее, естественно, будто каждый день только этим и занимались. — Почему ты дрожишь? — Меня накрыло. А что поделать, если это правда. — Совсем неплохо… этот поцелуй. — Сакура лучше? — Сакура другая… Наверное, ему было любопытно. Я должен быть благодарен за этот миг, верно же? И ничего не испортить. Не ошибиться. — Твое любопытство удовлетворено? Любопытство любопытством, да только Наруто все еще держит мою шею в своих руках и гладит затылок, как будто я какая-то несчастная облезлая кошка, брошенная под крыльцом умирать в одиночестве.  — Мне… — он замолкает и прикусывает губу. Кожа блестит от влаги, чуть припухла. Сколько правды в его сомнениях — столько фальши в моем спокойствии. Сейчас прорвет. Сейчас прорвет и потечет кровью из носа… — Давай, решай уже. Что-нибудь решай. Чего ты хочешь от меня, чего хочешь сам? Вместо слов, Наруто опускает руку и, осторожно поддев край футболки, кладет ладонь мне на живот. Вот это он зря. — Давай встречаться? — Узумаки, ты больной? — Есть маленько. У меня от тебя в голове перемешалось. Ну все, хватит. Рывком опрокидываю его на другую сторону кровати и придавливаю к матрасу, чуть не запутавшись в пледе. Луч пробивается под тень, проскальзывает по испуганным и радостным синим глазам, бликом, вспышкой. В каждой мышце Наруто чувствуется напряжение и тяжесть беспокойства. Меня тоже клинит от волнения, но хоть не так заметно. — Саске, а ты чего хочешь? — Кадык не трогай. Мне неприятно. — Тоже мне, неженка. Может, я всегда хотел потрогать твой кадык. — Может, я всегда хотел тебя трахнуть, но не трахаю же. — А не к этому идет? — он смеется. Смеется же, идиота кусок! — Что, нервишки шалят? — Да нет, знаешь, я успел привыкнуть к этой мысли. Сама наивность сказанной фразы — апогей ситуации. Или идиот тут только я? — И что еще ты хотел потрогать, а, Узумаки? Дерзай, пока я не начал воплощать собственные желания. — А уверен, что выдержишь? — Пф, тоже мне. Удиви. Он немного расслабляется, перестает стискивать меня ногами. Первым делом тянет футболку вверх, намекая, что надо бы снять. Рискованный шаг — но я подчиняюсь. Неизящные, ломкие пальцы замирают над плечами. И снова меня пленит предательская мысль о том, что Наруто до невозможности искренний. Очень честный. Всегда был, но сегодня по-особенному. — У тебя очень красивое тело. И лицо. Всегда так думал, теперь выскажусь, раз представилась возможность. Знал бы он, какой он красивый с этим своим неидеальным подбородком и озорными линиями. И насколько мое лицо фальшивое рядом с его… — Так и быть, высказывайся. — Красивая кожа. Белая… и нежная. Даже на локтях, — он оглаживает мои плечи и невесомо придерживает на сгибе. — Запястья как у девчонки. И пальцы. Они тоже очень классные. Когда Наруто доходит до пальцев, я даю ему возможность поиграться, пощупать где угодно. Посгибать, помять. Зацепиться. — Ты хенд-фетишист? — А такие бывают? — Наверное бывают. Люди иногда и на уши дрочат. — Кстати об ушах… — О нет. Уши не трогай. — Почему? — Просто не надо. И всё. — Сам знаешь, что зря это сказал. Вырываться бессмысленно — я хочу этого так сильно, что перед глазами сплошное бельмо нетерпения. Наруто, кусающий мое ухо… Это край. Просто край. Теплый язык осторожно поддевает мочку. Затем Узумаки расщедривается на небрежный укус, и наконец, награждает опаляющим жаром дыхания. Мои мурашки могли бы захватить мир, если бы им было до него хоть какое-то дело. Приходится его остановить. Это уже не невинные исследования. — Ты заигрался. — Не нравится? О боже, нельзя таким быть. — Я тебе сейчас покажу не нравится… Несмотря на слова, мои руки спотыкаются о его джинсы, о пряжку, а потом и о пуговицу с ширинкой. Треклятое волнение. Лучше бы сразу дал сбежать. Хотя я давал, верно? Давал же… Наруто не сопротивляется. Точнее, не рискует лезть под руку и мешать еще больше. От прикосновения к животу — вздрагивает, жмурится. А потом моя рука добирается до искомого, и нам обоим становится страшно. Он горячий и твердый. Если всё тело Наруто — печка, то тут жерло вулкана, не иначе. И как он до сих пор не сгорел от собственного жара? — У тебя пальцы холодные, — нервно хихикает Узумаки. И замолкает, напряженный до кончиков волос. Неудобно. Ломит в спине, мышцы затекают, резинка трусов давит на запястье из-за чего движения получаются смазанными. Но мне еще никогда в жизни не было настолько пофиг на эти глупости. — Саске, мне страшно. — Я знаю. Мне тоже. Но вроде тебе приятно должно быть. Я в книгах читал, что если тут погладить, будет заебись. — Придурок, — он опять смеется, и тугой ком волнения в груди распускается глупой радостью. — Что еще вычитал?.. Остаток слова Наруто бубнит мне в губы, что, впрочем, ни капельки не мешает. Второй поцелуй похож на драку. Те же перестановки, те же тактики и удары, даже боль от укусов та же самая. Только одно изменилось — физическое удовольствие. Морального у нас и так всегда было навалом. Всё вспыхивает, когда я получаю стон. Стон в награду за годы мучений и безответной жажды. Мы как раз отрываемся друг от друга, и голос Наруто похож на ветер весенней ночью. Усевшись на пятки, освобождаю его от тканевых пут, стягиваю несчастные тряпки как попало, как получается. Естественно, процесс не может быть не обсмеян этим мелким засранцем с самого начала и до конца, до носков. Только вот смех отличается от того, что звучал раньше. — Наруто, ты действительно боишься? Если не уверен — давай не будем глупить, это ведь не исправить. И не забыть. — Когда дело касается тебя, я ни в чем не уверен. Ни в том, что я не гей, ни в том, что я этого боюсь. Я начинаю сомневаться, что я парень, хотя очевидно ведь! — Сомневаться, что ты парень? То есть ты… хочешь… Нет, зря Наруто это сказал. Очень зря — теперь я не могу думать ни о чем другом, кроме его восприятия моей роли. Узумаки неосознанно ставит меня на позицию ведущего, не так ли? Теперь, когда я смирился с мыслью, что неплохо будет хотя бы лечь под него — пытается сказать, что не против лечь сам? — Саске? Итак, на подушках валяется растрепанное полуголое тело, мои пальцы зацепились за резинку фееричных трусов с умилительным ромашковым узором. Это действительно происходит? В самом деле?.. — Я правильно тебя понял… — шепчу, более-менее собравшись с мыслями. Как бы помягче сказать, чтобы не шокировать? — Ты хочешь, чтобы я тебя отымел? Помягче не получилось. Наруто закрывает глаза рукой и думает-думает, как никогда в жизни, наверное, не думал. Приходится отпустить резинку, чтобы дрожащие руки не выдали волнения и тревоги. Слава богу, на мне остались шорты и под свободной тканью стояк не бросается в глаза. А то это могло бы стать решающим фактором, поскольку, надумавшись, Узумаки переводит взгляд именно туда. — Наверное, — спустя долгий миг ожидания, выдыхает он. — Только ты же понимаешь, я в этом ни черта не смыслю, я вообще… Приехали. Кое-кто начал городить чушь — верный признак полнейшей мыслительной прострации. Впрочем, данное состояние передается и мне тоже. Как «наверное»? Это правда? Слишком хорошо для правды. — Я хотел бы знать, что ты чувствуешь, — не знаю, хорошо это или плохо — допытывать дальше. Но вдруг скажет еще что-то интересное? — Мне нравится твоя настойчивость, — совсем жалостливо бормочет Узумаки. — Я был рад узнать, что нравлюсь тебе, хотя не сразу это понял. Разумом я растерялся, но в глубине души всё осознал. Я же не слепой и давно чувствую, что ты черпаешь в нашей дружбе все необходимое… если ты счастлив, мне тоже хорошо, тогда почему я должен притворяться? Не должен, так? — Не должен. Так значит, ты уже давно наслаждаешься тем, что я к тебе неравнодушен? — Не то, чтобы наслаждаюсь. Но меня не отталкивает эта мысль. Как и не отталкивает тот факт, что ты захочешь меня отыметь. — Захочу. Еще как. Время разговоров прошло. Теперь мне не нужно волноваться о чувствах Наруто — он же не слабак, тем более, давно всё решил. Поэтому я избавляю его от остатков одежды, не без удовольствия наблюдая за калейдоскопом эмоций на лице — то трепет, то страх, то смущение, то радость, то еще бог знает что. А потом, едва не скуля от удовольствия, позволяю себе прикоснуться. Сначала к груди, к притягательной впадинке между ребрами. Мне даже целовать не нужно — просто попробовать, ощутить, насытиться близостью. Надеюсь, со стороны я не выгляжу, как та голодная кошка, в поле зрения которой неожиданно появилась теплая рука с колбасой. Наруто запускает ладонь в мои волосы и гладит, перебирает, пропускает сквозь пальцы. Значит, все-таки выгляжу. Или ему просто нравятся волосы. — Почему они, блин, топорщатся? Это против законов гравитации. — Итачи как-то сказал, что мой отец — еж, а мама на это только посмеялась. Не согласилась, но и не опровергла. — Кстати говоря, а сюда никто не зайдет? — Нет. У нас так не принято. Не переживай, что бы мы ни делали, в дальней части дома ничего не услышат. Сколько мне нужно времени, чтобы хоть немного насытиться? Я могу изучать его тело сутками — была бы возможность. Вбирать, запоминать линии, на которые все это время приходилось лишь смотреть. Я не мог ощутить их даже в самом смелом сне. Это что-то совершенно новое о Наруто, как и его температурная аномалия. Хочется больше. Но и медлить не стоит. — Саске, щекотно же! — он опять смеется нервно, на выдохе, будто что-то давит на грудь. Как успокоить, как ликвидировать эти чувства? В голову приходит только один вариант. Отсосать ему хорошенько — это же мечта… — А сейчас соберись. Собрался? Тебе понравится — просто не дергайся. — Ты о чем? — Наруто привстает на локтях, смотрит испуганно, но всего одно прикосновение к члену лишает его желания выяснять, в чем дело. Я соскальзываю вниз, как змея, и мне достаточно секунды, чтобы подготовиться. На языке горячо, что уже стало нормой в отношении Узумаки — у него всегда так. И всегда море эмоций. — Саске! Ты… хах… Сработало, хотя и не сразу — несколько движений по всей длине члена, и он мечется, хрипит неразборчивое, изгибается, пытаясь то ли избежать ласки, то ли наоборот, подставиться, получить больше. И в самой смелой фантазии я не мог представить, насколько он страстный. Сколько энергии высвобождается, стоит немного пошатнуть сомнительное спокойствие Наруто, мне хорошо известно, но какую долю составляет страсть — вопрос на миллион. Слишком много удовольствий для подобного вечера — не должно было быть этого безумия. Шикамару, ублюдок. Вот что он затеял, стратег хренов. Распалять Наруто слишком сильно нельзя — тогда я сам сорвусь и наломаю бревен. Значит, пауза нам сейчас не повредит. Одарив член Узумаки прощальным поцелуем, спрыгиваю с постели вниз. Это подобие человека, походу собралось перекраснеть само себя. Наруто лишь встречается со мной взглядом — и сразу прячется за согнутыми в локтях руками. Но, однако, не забывает поинтересоваться: — Ты куда?.. — Презервативы у меня есть, — издевательски-спокойно разъясняю я. — А вот чем смазать? — И откуда презики, если у тебя нет девушки? — проигнорировав проблему, интересуется Наруто. — Чтобы постель не пачкать. Да, идиот, я тоже дрочу. Новость? — И о чем ты думаешь, когда это делаешь? О мужских задницах? — Об одной в частности. Судя по лицу Наруто, промелькнувшему между рук, моя улыбка выглядит ужасающе. — Саске, как давно это длится? — он пытается меня отвлечь, что ли? А вот не выйдет — я-то могу выполнять несколько дел одновременно. Так-с, крем подойдет? Наверное, нет. — Тебе в годах, днях, часах или в секундах? — В веках можно? — Ноль целых и тринадцать сотых. — Тринадцать? — о, мыслительный процесс. — С шести лет?.. Масло. Итачи как-то притащил бутыль замечательного источника витамина Е. Кто бы знал, что оно понадобится в подобной ситуации? — Как у тебя обстоят дела с витамином Е? Недоумение на лице Наруто стоит всех моих мучений, вот правда. — Нормально, вроде… Кидаю ему стеклянный пузырек и еще минуту трачу на выуживание презерватива из тумбочки. Так, хорошо, маленькая пауза сделала свое дело — голова снова на месте, мозг в работе. — Ну что, доктор прописал витамин Е в задницу. Приступим? — Саске, завязывай с шуточками! — А как с тобой можно без шуток, Наруто? Я же свихнусь. Мы оба замолкаем — Наруто с бутыльком, прижатым ко лбу, я — с квадратиком гондона в ладони. Проходит долгая минута, может больше, а потом Узумаки упирается в мою лопатку лбом. — А это очень больно, доктор? — С витаминами полегче будет. Маленечко. — Но вы же сделаете как надо, правда? — Конечно. Сглотнув, я мягко поворачиваюсь к нему лицом. — Честное слово, больше всего на свете мне нравится причинять тебе боль. Но не в этот раз. Тогда он кивает, и я, разрушив последнее внутреннее ограничение, снова оказываюсь между неловко разведенных ног. — Смотри в потолок, окей? — А что? — Я хочу надеть презерватив. Не стоит волноваться лишний раз. — Да что я там не видел?! Признаться, я надеялся на подобную реакцию. Процедура короткая, но смущающая до чертиков. Даже у меня кровь приливает к лицу, и усиливается ощущение странности происходящего. — И даже с членом тебе повезло больше, — трагично вздыхает Узумаки. — Мудак ты, Саске. — А смысл, если я житель голубой долины поднебесья? — Все равно! Это несправедливо… кому-то всё и сразу, а кому-то… — Ой, не ной. Рано еще ныть. Давай сюда витаминки. Он кидает бутылек наугад и метко попадает в висок. Вот же… — Ауч… — Ой, извини. Я специально. — Вот зря ты меня злишь. Я вообще-то намереваюсь поиздеваться над твоей задницей. — Эй, ты же не будешь прямо… — Наруто опять приподнимается на локтях, смотрит испытующе, пока я откручиваю крышку и проливаю масло на пальцы. Шутки не помогают — я точно сейчас свихнусь от волнения, и этот придурок следом за мной. Всё, хватит. Надо завязывать с паузой — иначе ничего не получится. Конечно же, он сжимается, стоит мне просто прикоснуться. Вздрагивает, трясет головой, сгоняя посторонние мысли и опять смотрит, чуть приоткрыв рот. Над нижней губой виднеется светлая полоска зубов — сексуально, прямо-таки откровение. Но отвлекаться нельзя, надо вести себя уверенно, быть внимательным, не торопиться, но и не растягивать подготовку в мутную нугу. — Буду, Наруто, — шепчу. — Я буду «прямо». Всё нормально? — Надеюсь. Мышцы плохо поддаются вторжению, но я терпелив, и все получается спустя два удара сердца. Один палец, всего один, но уже туго до ужаса. Что делать? — Пожалуйста, Наруто, перестань думать и бояться. Это же я. Только что ведь объяснил — не причиню вреда. — Да понял я. Это странно… чертовски странное ощущение… — Знаю. Дай мне минутку. Усевшись поудобнее, я надрачиваю ему свободной рукой — должно помочь. Отвлечь. И правда, помогает, хоть и ненадолго. С двумя пальцами сложнее и далеко не сразу удается надавить куда надо. Зато в благодарность за старания Наруто вскидывает бедра и удивленно вздыхает, словно не веря собственному телу. Это просто жестоко — быть таким сексуальным и желанным, изгибаться мягко и поддаваться безропотно. Неужели не будет никакого сопротивления, никакого отрицания? Может быть, он и вправду что-то чувствовал ко мне? Может быть, я надумал себе безответность, чтобы этого не замечать, не грезить наяву? — Саске, черт… как странно… — Больно? — Не понимаю… Расслабился. Отлично, еще немного, еще чуточку терпения. Хорошо, что я все это время тренировался мысленно. Случись нечто подобное раньше, я бы просто его изнасиловал. — Наруто? — А? — Я больше не могу, крыша шуршит. Пошути о чем-нибудь, а? — Доктор, ваши витаминки ощущаются так, как будто у меня чьи-то пальцы в анусе. Мы оба смеемся совсем как раньше, после особо жестоких драк — легко, устало. Всё будет нормально, даже если ничего не получится. Наруто меня простит, и я его тоже. Мы только никогда не сможем забыть. — Саске, всё нормально, — в подтверждение моих мыслей, улыбается Узумаки. — Я буду в порядке. Вытащив пальцы, я падаю сверху, даже не думая о пострадавшем от нападок рабочего стола нарутовском тельце. Если переживет секс со мной, значит и это тоже заживет, как на собаке. — Еще пошутить? — Уже хватит, но можешь что-нибудь ляпнуть напоследок… — наконец, я могу дышать с ним одним воздухом. Переживания и нервы позади. — «Быть оттраханым сыном ежа, член которого намазан витамином Е». Ачивка*. Блин, ну с кем еще я мог бы ржать перед столь важным делом? — Так, всё, повеселились и хватит. Теперь серьезно. Для начала… посмотри на меня. Он медленно открывает глаза — мы близко, непривычно и желанно. Грудь к груди, тело к телу и глаза в глаза. Короткий поцелуй, целомудренный и нежный. — Сейчас будешь рассказывать о своих ощущениях. Сразу говори, если что-то не так, понял? — Это квест? Зачем? — Я должен знать, что всё нормально. И перестань так стискивать меня ногами, суставы вывихнешь кому-нибудь. Ладно. Остановиться сейчас будет глупо. И для меня — невозможно. Холодок бежит по спине, когда я приставляю член в нужное место, и тенью в мыслях проскальзывает страх. Страшно нам обоим, это успокаивает, это вселяет уверенность, дает ощутить реальность мира. Сначала Наруто сдавленно скулит. Затем зло рычит сквозь зубы, продолжая смотреть мне в глаза, как договаривались. Зрачки расползаются глубокими мрачными каплями, но тут же прячутся за веками. Становится проще после первого медленного движения — и я оглаживаю его лицо ладонью, зачем-то умоляя слушать меня. Даже так, в такой момент, я чувствую каждый островок соприкосновения с ним — к мягкой влажной щеке, к груди с взбесившейся птицей за прутьями-ребрами, к животу, к дрожащим от напряжения ногам. В точке соединения мучительно приятно, горячо, ощущения острые до боли, даже сквозь тугой слой презерватива. Когда я толкаюсь до конца, упираюсь бедрами и задыхаюсь от удовольствия, Наруто выдает тоскливый стон. Нельзя не отметить, что ему чертовски идут такие стоны. Прижились, как родные. — Говори, слышишь? Вытащить? Что чувствуешь? — оказывается, мы оба задыхаемся. — Пиздец, как больно. Но лучше, чем я себе напридумывал. — А ты думал это, как ножом в живот, что ли? — Думал, умру нахрен, — слава богу, он способен смеяться. Страшное позади — осталось самое интересное. — Тогда не умри, пожалуйста. Первые толчки должны быть размеренными, спокойными, плавными. Погрузить его в сладкое страдание без капли фальши. Хотел бы я знать, каково это — быть распятым подо мной, в моей власти. Судя по изломам родного лица, мучительно. И как же, фильм заканчивается в такой момент. Пока начинается следующий, мы дышим, точнее, пытаемся надышаться, но бесполезно. Я не мог представить это в деталях. Наруто казался мне размытым, слишком ненатуральной копией. Сейчас он яркий, даже в полутьме. До рези, до гипнотического сияния. Или у меня просто защипало в глазах? Болезненные укусы в плечо, сдавленные стоны и царапины на спине, оставленные его короткими ногтями — так мелко я не фантазировал. И хорошо, что есть чем заполнить пробелы. Этого даже слишком… Жженая нуга кайфа течет по телу, лишая остатков воли и разума. Неправильные ощущения не оттолкнули — наоборот, кажется, лишь сплотили нашу связь, пролились расплавленным металлом на чувства, чтобы застыть, зафиксировать навсегда. Мне хочется увеличить темп, отбросить все ограничения, но если он начнет кричать, то даже Итачи может проснуться. Может быть, когда-нибудь удастся снова это провернуть? И тогда пусть не просит и не умоляет — пощады не дождется… Я теряю голову не из-за взгляда, не из-за выражения лица. Только тогда, когда Наруто хмурит брови и больно бьет меня в спину, давая выход переполняющим эмоциям. А я уже давно влюблен в золотую ярость Узумаки Наруто, может быть, даже больше, чем в него самого. В ответ на это придурок получает глубокие, жестокие толчки. Приходится привстать и упереться рукой в стену, чтобы кровать не скрипела на весь дом. Несмотря на вспышку агрессии, мы оба косеем от наслаждения, как волки, глотнувшие крови врага и насытившие желудок. Затем я укладываю его ноги себе на плечи, и Наруто охает, широко распахнув глаза. Одни только медленные покачивания выбивают чистый восторг, а сильный толчок становится последней ступенькой. Белесые капли растекаются по загорелому поджарому животу, и он сжимает меня изнутри, пульсирует, жжется, совсем как настоящий огонь в печи. Меня подхватывает этим лавовым течением — клубок нервов вспыхивает, сгорает в животе, рассыпаясь искрами оргазма. Не заляпать простыни не получилось, не шуметь — тоже, не наделать глупостей — подавно. Мы молчим, приводя в порядок дыхалку и стирая соленые капли со лба, с висков. Сердце клокочет в груди бешеным зверем, злым и счастливым одновременно. У Наруто даже вену видно на изгибе вспотевшей шеи — картинка отпечатывается на сетчатке и остается в моих глазах, когда слипаются ресницы. — Допроверялся, — слабым голосом бухтит мое личное помешательство. — Всё очень плохо. — Скажи еще «я так больше не могу». — Могу, но это жесть, Саске. Ты все еще внутри… а мне так хорошо… Хочется добавить: «Как не было никогда», но и повисшее в воздухе завершение фразы звучит неплохо. — Ты был прав, к этому шло. Тринадцать лет шло, между прочим. Что теперь скажешь, Наруто? — Хочу, чтобы ты был со мной. Саске, давай встречаться? Он улыбается во все пятьдесят восемь, и я чувствую себя сферическим идиотом в вакууме. — И все-таки ты больной. А давай. — Вот мудак. — От мудака слышу. *** По коридору Наруто крадется, прихрамывая и кряхтя, но все-таки стараясь быть тихим. Нам не нужны прощания, достаточно одного взгляда — завтра начнется другой виток жизни, завтра мы перевернем вверх дном наши миры. А пока надо выспаться. Суббота все-таки. Когда я возвращаюсь назад, на дверном косяке и с косяком в зубах висит Итачи. По обыкновению, волосы рассыпались по плечам и взгляд острый до безобразия. — Свершилось. Будешь праздничный? — он кивает на скрутку и смотрит с подозрением, мол, я знаю о тебе больше, чем ты сам. — Нет уж, сейчас я хотел бы остаться в трезвом уме, спасибо. Много слышал? — Начиная с «так-так, стоп» и заканчивая «мудак». И как, оправдал он твои ожидания? — Оправдал в полной мере. — Ну что ж, Саске, поздравляю с окончанием дрочки в подушку. — Пошел ты, наркоман. — Я не наркоман, я болею. — И вообще, какое окончание? Все только началось… Итачи, мазнув волосами по двери, пожимает плечами. — Фильм-то хоть интересный был? И я улыбаюсь почти как Наруто — во весь рот. — Да какая разница.