Змея в траве

Визерис. Визерис чувствовал, как сходит с ума. Медленно, мучительно, день за днем в голове будто трескалось, иногда и ломалось. Отцу точно было легче: он пыток можно свихнуться мгновенно. А всё эти сны. Не те, что снились ему в Дотраке. В этих не было ни поглощающего огня, ни рождения чего-то, ни пустоты. Напротив: эти были переполнены событиями. Брат о таком не предупреждал. Не говорил, что драконьи яйца — а что же это ещё могло быть — способны навевать подобные сновидения. Визерис видел самого себя. Каждую ночь в сотне новых ролей. Он был Визерисом, которого слуги Виллема Дарри продали королю-узурпатору, и который был казнен на Малой Площади, обезглавлен огромным палачом; он был Визерисом, который взял в жены Дейенерис и ненавидел её за первого и единственного ребенка-дочь; он был Визерисом, из которого вышел никудышный, истеричный король, и которого свергла собственная сестра, до конца жизни заточив в далёком замке. Он видел сотню, тысячу Визерисов; их чувства, их память, что оставались ему в подарок с рассветом, бурлили в нём потоком валирийской лавы — той, что уничтожила всю Валирию. Куда уж ему тягаться с такой мощью. Он приходил к Дени, чтобы рассказать ей очередную легенду, и не сразу мог сообразить: та ли это Дейенерис, что родила ему пятерых детей, или та, которая молча смотрела, как его обливают расплавленным золотом. Сегодня он видел Визериса, чья жена умерла при родах; проснувшись, он не сразу смог встать, переживая острую, рвущую боль в груди. Было сложно вспомнить, кто он на самом деле, но он справился, когда услышал радостные крики дотракийцев за тонкой стенкой шатра. Он все еще не понимал по-дотракийски почти ни одного слова, но в этот раз разобрал среди воплей одно, более-менее понятное: «кхалака». Сын кхала. Дени родила. Визерис тяжело поднялся, дыша через раз, и не вышел — почти выпал из шатра. Ноги подкашивались, не держали. Он осмотрелся; взгляд прыгал с одного дотракийца на другого. Те вели себя немногим более шумно, чем обычно: громко распевали незнакомые песни, дрались — вон, невдалеке свежая лужа крови. Надо бы повидать сестру, решил Визерис. На племянника посмотреть. Но к шатру сестры его и близко не подпустили: на входе стоял заслон из десятка, не меньше, дотракиек, все носящие или уже с ребенком на руках. Она набросились на него со злобными криками, оттеснили, сердито лопоча на до сих пор непонятном языке, оттолкнули и снова сгрудились у входа, отгоняя его жестами. Визерис пожалел, что не учил языка; ему и всего-то нужно было узнать, что с сестрой. Просто взглянуть, как она там — жива ли? В голове мгновением спустя вспыхнул сегодняшний сон — про погибшую вместе с ребенком жену. У Визериса под ногами закачалась земля, фантомная боль накрыла с головой, померк свет перед глазами; Визерис сжал голову руками и понесся, не разбирая дороги, подальше от сестринского шатра, в высокие заросли призрак-травы. От кхаласара от убежал не слишком, но достаточно далеко. Не так, чтобы потеряться, но так, чтобы шепот травы заглушил дикарские вопли. Выдохнувшись от бега, Визерис рухнул на землю, как подкошенный, и закрыл галаза. Если хорошенько сосредоточиться, можно представить, что он снова на Матери Гор, а поблизости стоит брат, который только что точным ударом меча отправил его на землю. Но с такой фантазией вышло не очень: на Матери Гор не земля была — камень, а здесь, в степи, и лежать было мягко. Немного отлежавшись, Визерис сел, снова сжав голову руками. Мучение, сплошное мучение отведено ему судьбой. Мог бы, уже давно оседлал лошадь да сбежал из кхаласара, по протоптанной сотней ног и копыт дороге вернулся бы в Вейес Дотрак или куда угодно, но подальше от каменных яиц, навевающих ему проклятые сны-воспоминания. Но нет — нельзя. Нельзя бросать племянника, нельзя оставлять сестру. Если выдержал столь долгие скитания и унижения, сможет выдержать и такие сны. Визерис опрокинулся на спину, посмотрел на нависшее над ним небо, светлое и безмятежное. Ему не хватало Рейегара. Не хватало стычек, словесных и на мечах, не хватало его язвительных злых замечаний. Слишком привык ходить к нему за советом и считать живее всех живых. Сейчас Визерису уж точно нужен был совет: как избавится от навязчивых снов и нужно ли вообще от них избавляться. Рейегар бы живо разложил все по полочкам, попутно обозвав брата как-то по-особому обидно. Но Рейегара больше не было, и Визерис должен справляться со всеми проблемами сам. Визерис просидел в беловатых зарослях, пока не стемнело. Замерз, но прочистил голову достаточно, чтобы не бродить по кхаласару с безумным видом, сжимая голову. С наступлением ночи затих шепот травы и смолк гомон дотракийцев. Уставшие от празднования дикари повалились кто где, Визерис обходил их и перешагивал, подбираясь к шатру сестры, который больше не охраняли сердитые женщины. Визерис постоял с минуту, прислушиваясь к звукам в шатре. Тишина… Разве маленькие дети ведут себя тихо? В голову снова полезли самые дурные мысли. Он одернул себя: не стали бы дотракийцы праздновать, если бы что-то случилось. И, не оставляя себе времени для лишних размышлений, постучал по опоре шатра. Постучал раз, другой: не получив ответа, Визерис разволновался и бесцеремонно засунул голову между занавесей. И почти сразу выдохнул с облегчением. Дени, живая и вполне здоровая на первый взгляд, одной рукой прижимала к груди ребенка, а другой — палец к губам. — Тшшш! — изобразила она губами. — Тише! Он спит. Дени поманила его рукой, и Визерис, пригнувшись, зашел в шатер. Мужа сестры не было видно, сама Дени едва высовывалась из нагромождения подушек. Визерис присел на подушки у сестры в ногах и спросил негромко, как и призывала Дени: — Как ты, милая сестрица? Дейенерис слабо улыбнулась. — Не так плохо. Я даже слышала, как ты пытался прорваться ко мне днём. Визерис поморщился. — Эти дикие орали так, что я едва не оглох. Почему меня не пустили? Даже близко подойти не дали. Дейенерис кивнула на посапывающего сына. — Над ребенком сразу после рождения проводится множество ритуалов. Это женские часы, особые таинства. Женщинам не разрешено подниматься на Матерь Гор, а мужчинам — заходить в шатер роженицы. Голос у сестры был слабый, губы — искусаны. Визерис покачал головой и немного придвинулся, чтобы заглянуть в лицо племяннику. Маленький, красный, с зажмуренными глазами и маленьким носом. Хоть это и было давно, но Визерис вспомнил саму Дейенерис в этом возрасте. Её он увидел на следующий день после рождения, и подивился тому, какая она была мелкая, пятнистая и некрасивая. Её сын был такой же. И, почему-то казалось Визерису, был очень похож на мать. Племянник. Третий Таргариен на всем белом свете. Законный наследник престола, второй в очереди после самого Визериса. Визерис провел ладонью над светлым с золотым отблеском пушком на голове племянника, не решаясь прикоснуться. — А назовешь как? — спросил он, сообразив, что еще ни разу не слышал предпологаемого имени и называл племянника в мыслях просто «племянник». — Так ещё в Вейес Дотраке решили, — удивилась Дейенерис. Визерис понимающе кивнул — тогда понятно, почему он не знал. Не до того ему было в Дотраке. — Рейго. В честь Рейегара. Визерис устремил на неё удивленный взгляд. Вот уж от Дейенерис он менее всего мог ожидать почтения к памяти погибшего брата. Она же и не знала его вовсе. Приняв его замешательство за недовольство, Дейенерис спросила: — Не нравится? Мне казалось, это хорошая идея. — Нравится, — развеял её сомнения Визерис. — Только не понимаю, почему ты выбрала именно такое имя. Дени только улыбнулась. — По твоим же рассказам наш брат был отличным воином, умным наследником и хорошим человеком. Я хотела бы, чтобы мой сын унаследовал эти его качества. Визерис не стал её ни разубеждать, ни напоминать о том, чем кончил и брат и почему. Вместо этого он растянул губы в чуть неловкой улыбке: — Рейегару бы понравилось. Он и правда так думал; как же жаль, что Матерь Гор так далеко, и Визерис не может поделиться со старшим братом новостью. Сестра прямо-таки расцвела: разулыбалась, крепко прижимая сына к груди. — Правда? — Правда, — подтвердил свои слова Визерис. Он уже поднялся на ноги, когда заметил в углу шатра тот тяжелый, заполненный песком сундук, в котором Дени хранила драконьи яйца — и не понять, проклятые или благословенные. Визерис подошел к сундуку, положил руку на черное яйцо. Обернулся, сказал из-за плеча: — Когда-нибудь они вылупятся, и каждый из нас получит по дракону. Дени посмотрела на него, на яйца, и на лице у нее выступило такое детское, растерянное выражение: — Но это же просто камни. Из них никто уже не вылупится. Визерис передернул плечами, когда это услышал. Еще немного подержал ладонь на яйце и пошел к выходу. Уже поднимая полог шатра, он кивнул сестре: — Посмотрим. Дейенерис ничего ему не ответила, убаюкивая сына. Визерис вышел из шатра, отошел и поднял голову к небу. Чужие звезды блестели в вышине, и Визерис неожиданно для себя расплылся в широкой, довольной улыбке. — Посмотрим.