da Kooka — не уходи da Kooka — целуй меня da Kooka — умри, если меня не любишь (20) da Kooka — люби меня, люби da Kooka — летать
Шаг за шагом. До балкона всего двадцать и втрое больше ударов сердца. Трясущимися мокрыми руками вытащив пачку сигарет из помятых шорт, он обессилено разваливается на холодной плитке балкона, шипя от противных мурашек на липкой от пота и воды спине. Осознание всего приходит не сразу, только после четвертой или пятой затяжки. Тело ломает вязкий сигаретный дым, а Крис там, все еще в ванной, пытается отдышаться. Чанель сходит с ума, а Ву все терпит и только обещает, что никогда не уйдет, что бы ни случилось.Не уходи. Я за себя не отвечаю.
— Чанель, что такое? — взволнованно спрашивает Ифань, когда в ванной, кроме него, оказывается еще один человек. Обычно молчаливый скрип двери и тихие шаги ничего хорошего не предвещают, поэтому Крис сразу съеживается, пытаясь понять, удастся ли ему успокоить Еля в этот раз. Они столько уже пережили вместе, столько внутренних агоний вылилось наружу, но все равно есть чего боятся. Чанель медленно подходит к Ифаню и садится на бортик ванны. В стеклянном взгляде отражается страх Криса — до вздымающихся на затылке волос. Фань замирает в ожидании, как загнанная в угол жертва, пристально глядя в обезумевшие глаза хищника. Теплая вода в ванне не колышется, словно притаившись вместе с Фанем. В голове все повторяется одна и та же фраза, бьющая по черепной коробке изнутри и заставляющая еще больше вжиматься в керамическую белую стенку: Я боли не боюсь… В бледно-белом свете тонут города ифаневых надежд, когда Ель тянется руками к Ву, сжимая тонкими пальцами его шею. Никто не услышит крика о помощи и некому бежать на хриплый отчаянный зов. Тихо вскрикнув, Ифань погружается под воду. Не по своей воле, и это становится неважным, когда из холодных глаз по каменному лицу Чанеля текут слезы его боли. Время останавливается, и только брызги летят во все стороны, заливая пол. Одежда на Чанеле уже мокрая, сам он почти ничего не видит, но продолжает, отдавая все свои силы, душить своего парня под водой, сжимая губы в тонкую нить и игнорируя удары Фаня по его телу. Тот силится выжить любой ценой, до крови разбивая спину о шероховатый низ ванны, впиваясь ногтями в предплечья Чанеля, пытаясь отцепить от себя руки. Он из последних сил пытается зацепиться за свою утекающую вместе с разбрызганной водой жизнь. А Пак будто не здесь находится, не Ифаня убивает, не его виски сдавливает дикий крик внутреннего голоса. Просто ему невыносимо терпеть эти мучения, когда разрывают грудную клетку надорванные вздохи и крик, застывший в ушах. Крик его сестры, крик отчаянья и тихие всхлипы из-за утонувшего лучшего друга.Больно — не больно, страшно — не страшно, Всё что было раньше теперь уже не важно…
Ютящаяся в самых темных уголочках его изрешеченной души боль вгрызается в болевые точки, отрывая куски того, что осталось еще живым. Мир вокруг заполняется цветами вязких нефтяных рек, усыпается пеплом от сгоревших надежд. Тлеющая вера уже не греет, падая с высоты и разбиваясь о погруженный во мрак город. Последняя искра — и тонет в пожаре его жизнь. Их жизнь. Так прекрасно и завораживающе горит пламя прожитых лет. Яркими вспышками пожираются лучшие моменты. Летящие в стороны светящиеся пылинки попадают в широко раскрытые от восторга глаза, и слепнешь… слепнешь… слепнешь… Не хочется больше видеть того, как рушится вся жизнь.Нет больше боли, нет в моем сердце.
Медленно, медленно покидает сознание, и пульс в ушах барабанит уже не так остервенело. Кулаки разжимаются, и руки с шумом падают в воду и шум этот кажется грохотом. Крис роняет голову на самое дно, расслабляется и, выпуская последние пузырьки воздуха, без горечи и сожаления отдает Елю свою жизнь, раз тому она нужней. Не страшно. Я боли не боюсь… Мертвые мысли стекают по вспотевшей шее, растворяясь в капельках жидкости, и выжигают дорожки до груди, к сердцу. Пальцы Чанеля немеют, а скованное гримасой ненависти лицо будто отходит от наркоза. Под ладонями еще тихо бьется живая душа, отдаваясь еле заметным стуком пульса. Услышав ее трепыхание, Чанеля отпускает и он, отдергивая руки, резко отворачивается и бросается прочь из комнаты. В ушах застывает мозгораздирающий колокольный звон, а самому хочется сброситься с четырнадцатого этажа, перепрыгнув через железные перила балкона. Чанель отчаянно надеется, что Фань и в этот раз его простит, повторяя будто заведенный: не уходи, не уходи…Не уходи, пожалуйста, не сегодня.
Сигаретный дым жжет легкие, растворяя никотин в крови и разнося по всему телу медленно убивающий яд. Руки все крупней трясутся и глухим эхом застывают в воздухе надломленные вздохи. Город нефтяных рек все еще пылает ненавистным пламенем, все еще орет в голове боль. Погружаясь в себя, плохо получается слышать происходящее вокруг и Чанель совсем не замечает того, что Крис уже несколько долгих минут сидит рядом. Он уже до половины выкурил свою сигарету и выглядит спокойным, только вот пальцы дергаются в напряжении. Страх мертвой хваткой вкогтился в плечи, сковывая их подобно железным цепям. — Не уходи… — шепчет Ель, даже не смотря в глаза Фаня. Даже не пытаясь заглянуть в них, рассмотреть в них какие-то эмоции, найти там желание покинуть Чана, сдаться, не простить его. Чанеля начинает трясти от страха, что Фань уйдет. Уйдет, а Чанель останется в жутком одиночестве в их комнате с белыми стенами, с прозрачными окнами и вытекающей из ванны водой. Он боится воду, тянущуюся за ним, чтобы утопить его в его же страхах. — Могу только с балкона прыгнуть, если так хочешь моей смерти, — непринужденно отвечает Фань, отвлекая Чанеля от гнетущих мыслей. Он ведет себя так, будто ничего не произошло. Как всегда… От этого должно быть спокойней. — НЕТ! — вырывается у Чанеля прежде, чем он одергивает себя. Ель так боится остаться один на один со всеми своими привидениями, с отражением в зеркале его кричащих страхов. Их вопли разносятся по всей квартире, в каждом зеркале орет и рвется наружу призрак прошлого. Только Фань спасает от них. Своими объятиями, своими теплыми прикосновениями, своим присутствием. — Что случилось? — Кенсу… погиб. Он утонул… Несколько дней назад его тело выбросило на берег. Лучше бы я так и продолжал думать, что он пропал. В отражении черная река, серое небо и танцующие в психоделическом припадке вороны, их крики, их стоны. Захлебывающийся в холодной воде друг. Его мольбы о помощи и тянущаяся к небу мокрая рука. Крис прижимается губами к ледяному плечу Чанеля, успокаивающе обнимает его, чувствуя, как под пальцами бегут тысячи мурашек, как под губами бешено бьется пульс, гоняя ядовитую кровь. Фань чувствует, как жизнь возвращается к нему. Как истерзанная душа заживает. Он не уйдет никогда, ни за что. А Чанелю просто больно.Я умоляю. Люби меня, люби!
В небе летают призраки мертвых морей надежды, веры, любви. А перед глазами только медленно тянутся черно-белые картинки с тонущими людьми, с их вырывающимися из лап смерти серыми руками. Из ран вытекает кровью боль, с губ слетают молитвы и Фань ловит их своими, вжимая Чанеля в кровать. Мягко целуя, проникая языком в приоткрытый рот, Крис заставляет Чанеля забыться и довериться ему и только ему. Боль застывает. Затихают страдания, пока наслаждение волнами накатывает на парня, пробивая защитные барьеры, сотканные из отчаяния. Крис отдает всего себя, чтобы Чанелю было хорошо, чтобы мне лучше умереть больше никогда не звучало любимым голосом. Целуя запястья, поднимаясь выше по руке и прикусывая нежную кожу, Крис сам теряет рассудок от шумных вздохов Чанеля и его пальцев, путающихся во все еще мокрых волосах Фаня. Стираются все границы, когда Фань мягко проводит ладонями по внутренней стороне бедер, аккуратно цепляет теплыми пальцами коленки, раздвигая их в стороны. С окон чанелевой тюрьмы с грохотом падают решетки, и он уже не может сдерживать хриплые стоны от возбуждающих прикосновений губ Ифаня к вспотевшей коже. По стенам ползут трещины, приближаясь к зеркалам, в отражениях которых Крис медленно проникает в Чанеля пальцами, мучительно растягивая того. Чан жадно глотает воздух, впиваясь ногтями в плечи Ву, и ощущает всем своим нутром, как сладкая нега разливается по телу, вытесняя никотин. Чанель, доверившись самому близкому человеку, что у него остался, скрещивает ноги за спиной Криса и позволяет ему двигаться в нем так, как Фань захочет, только бы стены не так громко рушились.Я тебя научу, я тебя научу, Я тебя научу летать.
Начинают трескаться окна, когда Фань ускоряет темп, грубо целуя обветренные губы и прикусывая язык Чанеля. Яростное мычание только подогревает неистовое желание Криса уничтожить все стены между ними, разрушить тюрьму Чана и разбить, стерев в пыль, зеркала с искаженным отражением их душ. Пока не наступил рассвет, пока солнечные лучи не коснулись их тел, можно утопать в боли вместе. Захлебываться в крови разбитых зеркал и ранить друг друга осколками. В глазах читается столько эмоций, и с каждым толчком Ифана в Еле все дальше уходят картинки утопающих людей, сливаясь со стенами в личном аду. Лучи рассвета будут прожигать в них дыры, спасая Чанеля от чертей разума и убивая обезумевших птиц. Взрываясь всеми переживаниями и чувствами, в стороны летят обломки разрушившейся тюрьмы, когда Чанель находится на пике блаженства, запрокидывая назад голову и выгибаясь в спине. Руки сминают в ладонях влажную простыню и вырывающиеся из груди рваные громкие стоны заглушает звон бьющихся стекол. Пачкая себя молочной спермой, Чанель падает назад, представляя, как опускается в воду, и улыбается. Крис ложится рядом, позволяя изнеможению взять верх. Эмоционально истощен, зато тюрьмы больше нет. Фань в очередной раз освободил Чанеля из заточения страхов.Улетаю, рывками глотаю свободу…
С рассветом приходит спокойствие, заодно с тоской. Приходит вина, волоча за собой покалеченное раскаяние. Чанель нескладно тараторит извинения, а Крису они не нужны, он даже слушать их не хочет. — Только не уходи, — всхлипывает Ель. — Я за себя не отвечаю, — усмехается Крис. — Тебе решать. — Я тебя не отпущу. Никогда! Ты нужен мне… В таких живых глазах столько мольбы, столько любви. Крис прощает. Всегда прощает, обнимая, целуя, обещая не уходить… ведь он нужен.Целуй меня. Я ненавижу когда ты так нужен. Потом ведь все намного может быть хуже…