Рокировка

      Чанель сидит в баре на окраине Сеула и откровенно надирается. В стельку, вдрызг, кому как удобнее, или просто в дерьмо, потому что дела идут хуже некуда.       "Это просто пиздец," - думает он, опрокидывая очередной бокал с ядерной жидкостью. Алкоголь течёт по венам, затуманивая разум, который и без того не чист от злости. Чан с громким стуком буквально роняет стакан на барную стойку, и тот звенит толстым прозрачным дном. Виски расплескивается за края стакана и попадает на запястье, от чего парень только сильнее злится.       Как же его все достало. Он сам, его дурацкие чувства, в которых нет взаимности, и Бэкхен, который является причиной этих самых чувств. Чанель опирается на руку, и вся тяжесть, которая засела в его голове, делает её весом с тонну.       Чан никак не может понять, почему не нравится Бэкхену. Ведь он красивый, высокий, подкаченный, а самое главное, весёлый и очень добрый, но Бена это совершенно не интересует. До недавнего момента у Чанеля была дружба, хотя бы какое-то утешение за неимением любви. Дружба как возможность быть рядом с Бэкхеном. Эта гребанная дружба и сейчас у него есть, правда, кое-что изменилось.       Бэкхен стал проводить все меньше времени с Чанелем. А все этот проклятый концерт, на котором Тэен-нуна впервые предложила Бену по-дружески прогуляться ночью на набережной. Эти прогулки "по-дружески", были они таковыми или нет, стали день за днём занимать все больше времени. И теперь Чан и вовсе видит Бэкхена только на выступлениях.       Пак чувствует себя неудачником потому, что упустить тот самый переломный момент - верх идиотизма. Так просто отдать Бэкхена этой нуне было огромнейшей ошибкой. Чану действительно очень жаль, что он не умеет управлять временем. Способности Тао, хоть и выдуманные, так кстати бы сейчас ему пригодились.       Чанель просит у симпатичного бармена снова наполнить стакан до краев. И, захлебываясь, резко осушает его, заливая все внутренности, чтоб они наконец перестали жечь. Горечь алкоголя так приятна, ощущать её на языке все равно, что чувствовать глоток живительной влаги, который возвращает к жизни, или впитывать бальзам, который своим чудесным действием заживляет все раны, помогая им затянуться.       Чан думает о том, что Бэкхен, наверное, сейчас проводит время с нуной, веселится, улыбается ей так, как никогда не будет улыбаться ему. Будь проклят тот день не возврата, и будь проклят тот день, когда Чанель влюбился в своего одногруппника. Влюбиться - как спрыгнуть с крыши. Еще секунду назад ты смотрел вниз на огни ночного города, наслаждался видом, млел от свежести весеннего ветра, а потом раз - и ты уже летишь головой вниз, задыхаясь от неожиданного прилива адреналина в крови. Воздуха так много, что ты давишься им, на высоте он тяжёлый, и лёгкие не могут втянуть его, ты пытаешься ухватить хотя бы немного, но не можешь. Ещё секунду назад ты наблюдал за этой красотой издалека, а теперь ты падаешь в неё, и она поглощает тебя, сжирая жадно, как голодный зверь, кусая оголенные нервы своими острыми зубами, и жалит сильно и беспощадно.       Чанель никогда не забудет тот день, когда ему пришлось испытать сразу два невероятно сильных чувства - эйфорию от влюбленности и боль от разочарования, потому что любовь его оказалась, увы, не взаимной. Получить отказ - значит закончить свой полёт падением, разбиться забитой птицей о твёрдый асфальт, тяжёлой тушей хлопком о поверхность, превратиться в бесформенную массу и остаться там лежать. Все так и случилось.       Их отношения вообще были неправильными, потому что Чанель влюблялся, а Бекхен дружил. Все просто. И тут некого винить, ведь невозможно заставить человека полюбить себя. А жаль.       Чанель вспоминает тот день.       Он впервые на репетиции за долгое время до их дебюта позволил себе задержаться взглядом на Бэкхене. Этот мужественный, но при этом очень утончённый парень обладал таким притяжением, что даже планеты бы стали ближе к Земле, если бы они только знали о существовании такого существа, как Бен. Он словно вакуум окружает своей аурой, заливает ею тебя с ног до головы, как волны безбрежного лазурного моря, и ты в миг очарован этим морем, и ты плывешь в нем, смеешься вместе с Бекхеном, сочувствуешь ему, хочешь быть ближе, стать частью его жизни.       А потом Бэкхен отталкивает тебя, и море вместе с ним. Оно становится холодным, покрываясь коркой льда, а вода его настолько соленой, что ты больше не можешь плыть, и оно выплевывает тебя на берег, отрешенно и как-то брезгливо. Все, кажется, так и было.       И вот теперь Чанель сидит в баре на окраине шумной столицы и просто напивается, дабы стало легче. Противная музыка волнами раздражения затекает в мозг, и Чан был бы рад не слышать писклявый голос симпатичного вокалиста, но слова его песни с размаху молотом бьют по нервам. Злиться нет толку, но пьяному мозгу не объяснишь, и потому непослушные ноги ведут Пака к сцене, где миловидный парень поёт грустную песню. Чанель идёт туда и просто набивает морду этому мальчишке, который так нагло поёт о его любви без взаимности. Почему Чан решил, что песня именно о нем, не знает никто, но сам пьянчуга уверен в этом на все 200%.       Чанеля выкидывают на улицу вовремя подоспевшие амбалы из охраны, а милое личико, раскрашенное теперь синяками, уводят за кулисы. Пак отборно матерится, поднимаясь с холодного асфальта, отряхивает джинсы и, пошатываясь, идёт в ближайший круглосуточный магазин, естественно, покупать спиртное. Завтра интервью и какая-то передача, на которой снова будут визжать фанаты, так громко, что после голова будет болеть целый день. Но сейчас Чанелю плевать на свою работу, в том числе и на менеджер-хена, который звонил ему уже, кажется, раз пятьдесят. Он, в конце концов, достаёт мобильник и берёт трубку, потому что надоевшая вибрация в заднем кармане брюк невыносимо действует на нервы.       - Да.       - Нет, хен.       - Нет, я не дома.       - Нет, не в общежитии.       - Да, не нуди, хен, - Чанель недовольно орет в трубку, стоя посреди освещённой фонарями улицы.       - Нет, хен, я не пьян, и нет, я не вернусь в общежитие. Все, пока.       А потом он выключает телефон.       На улице весна уже вступила в свои права и свежий воздух заполняет лёгкие. Так приятно вдыхать его полной грудью, что хочется выть. Хочется любви и вина... "Любви и вина," - думает Чанель, как молоденькая захмелевшая барышня. Хочется петь и танцевать, раскидывать в воздухе руки, разгоняя весеннюю прохладу. И Чан кружится посредине злосчастной улицы, ошалело смотря куда-то вверх на тёмный небосвод. Звезды так ярко светят, зовут прикоснуться к ним, земное притяжение кажется так легко преодолеть, стоит только протянуть руку - и ты коснешься звезды, почувствуешь ее, удивляясь холодности небесного тела.       Чанель смеётся над собой, от своей наивности его просто тошнит, слишком открытой душой он обладает. С одной стороны хорошо, а с другой плохо. Любишь всех, даришь себя всего, так просто, а они плюют в душу. И становится так нестерпимо горько. Ему снова нужен бальзам, хоть он и так набрался, но его разбитое сердце требует еще.       Пак спускается вниз по улице и заходит в магазин, покупает бутылку соджу и возвращается на то же место. Пьяная голова думает совершенный бред, подсказывая, что звезды ждут его, но почему именно там, он не знает. Он ложится на деревянную скамейку прямо под фонарем и продолжает думать о Бэкхене, осушая бутылку большими глотками. И через пару мгновений уставший мозг отключается, перенося его в мир снов.