Дурман

Боль. Боль пронзила всё тело. Каждая клеточка, каждый нерв ощущает это. Не чувствую тело. Прошу, помогите, я хочу осознавать, что происходит, видеть, что со мной делают. Почему так темно и страшно? Я умер? Но почему тогда чувствую эту боль. Нет, не хочу. Пожалуйста, выпустите из этого мрака. Хах... Как же низко ты пал, умоляешь неизвестно кого о помощи. Мне холодно и страшно. Это он, он во всём виноват. Сломал меня, унизил, втоптал в грязь. Я отомщу. Я порежу его на маленькие кусочки. Задушу, разорву и сожру, и мне даже плевать на то, что он гуль. Опять же глупые мысли. Я лгу сам себе, лгу всем. Я не смогу и пальцем до него дотронуться, хотя бы дотронуться. Слишком слабый, нужно стать сильнее и тогда, может быть, в будущем, я смогу тебя убить, Канеки? Физически восстановился, но в душе будто всё сломано и помято. Ненавижу его! Ненавижу Канеки Кена. Я сделаю с ним то, что он сделал со мной. Этот полу-гуль не заслуживает жалости, он такой же, как и моя слабая сестра. Я буду искать его – найду и убью. Буду бить пока не захлебнется своей собственной треклятой кровью. Сломаю каждую косточку и мы вместе их посчитаем, начиная от тысячи и постепенно приближаясь в фееричному финалу, к самому нулю. Спасибо, Канеки Кен, ты ещё тот мастер устраивать представления. Но ты ведь не будешь против, если я на некоторое время займу твоё место? Поверь, тебе понравится, так же, как и мне тогда. Наверное, интересно наблюдать за реакцией публики на твои фокусы, видеть их жалкие лица, искажённые в гримасах боли и отчаяния. Я выглядел тогда так жалко, был всего лишь зрителем у которого не было другого выхода, кроме как смотреть. Шоу, с нами в главной роли, было чудесным, но поменявшись местами оно станет ещё лучше, я прав? Сейчас, сидя в этом подземелье, новом «убежище» Аогири – в заброшенном особняке, я думаю о Канеки. Моя месть всё ещё не погасла, моя боль не утихла. Никогда не утихнет, пока я не отомщу. Я тренируюсь, сбивая в кровь кулаки, колени. Я стремлюсь достигнуть твоего уровня и растоптать тебя, вытереть о твою физиономию ноги. Мокрого места на тебе не оставлю, Канеки Кен. Надежда на возмездие немного утихла, когда Аогири предстояли новые дела и я отвлекся на них. Забыл о нём, забыл о беловолосом ублюдке. Это даже хорошо, не буду больше терзать себя моральными лезвиями. С жадностью поедаю тело очередной жертвы. Руки в крови, всё тело в крови. Обожаю это чувство, словно эйфория. Это как наркотик, словно... дурман. Пронизывает каждую клеточку, посылая волны наслаждения. Это чувство похлеще самого шикарного оргазма. Ни с чем не сравнить. Вырываю сердце сладостно причмокивая губами, слизывая с них свежую кровь, и впиваюсь зубами в него. По горлу течёт горячая кровь. Так тепло. Дурман – трава Дьявола. Завлекает наслаждением и своей сладостью прекрасного мгновения. Только момента. Затем начинается настоящий Ад. Свет, что недавно освещал твоё лицо, пропадает и тебя поглощает тьма. Каждую конечность пронизывает невыносимая боль, как когда тебе медленно переламывают каждую кость по очереди. Счастье мазохиста. Я хочу быть мазохистом в такие моменты. — Аято? Слышу где-то то отдалённо от себя. Я слышу, слышу. Радуюсь не понятно чему и поворачиваюсь на голос. Такой знакомый голос, такой холодный. Вижу силуэт, расплывчато, но вижу. Он приближается ко мне и я протягиваю к нему руку, надеюсь почувствовать хоть что-нибудь. Мою руку берут в свою. Так холодно. Холодный. В мои глаза пристально всматриваются. Что? Интересно смотреть на такого меня? Не на серьёзного, а на тупо улыбающегося, похожего на психа, гуля. — Это не ты... другой. Согласен. Я всегда с ним согласен. Улыбка не сползает с лица. В груди что-то закололо, я что – скучал по нему? Я должен его ненавидеть. Он слабак. Слабаки не должны жить. Так почему ты жив, Канеки Кен? Меня заключают в объятья и шепчут что-то на ухо. Не разбираю слов, не хочу слушать, хочу просто чувствовать его холод, прижаться к нему. Проводят рукой по спине, размазывая кровь по одежде. Холодная ладонь пробралась под кофту и пересчитывала каждый позвонок, тщательно исследуя и нежно поглаживая. Пытается успокоить? Не понимаю его, но верю. Почему я слепо доверяю ему; тому, кто меня чуть не убил, сломив меня. Поцелуй в шею – такой кроткий и в тоже время уверенный. Я расслабляюсь и отдаю ему своё тело. Опрокидывает на грязный, покрытый кровью, деревянный пол. Раздвигает ноги и садится между ними, удобно пристроившись. Ощущаю некий бугорок у своего паха. У него уже встал? Возбуждает мой настоящий вид? Над этим нужно задуматься. Снимает с нас всю одежду, не оставляя ничего. Не чувствую ни стыда, ни позора – я хочу этого, значит всё хорошо и правильно. Главное вовремя остановиться, но он похоже не знает этого, ну и пусть. Сейчас мне на всё наплевать, наплевать на те горы трупов, которые вокруг нас, на прилипающую к спине кровь, которая быстро засыхает, неприятно стягивая кожу и, наконец, на этот противный запах гнили и мертвечины, заполнивший нос. Я не вижу, что он делает, белая пелена стоит перед глазами. Доверяюсь только ощущениям. Он проталкивает мокрые пальцы в меня, которые успел смочить в своей слюне. Недовольно поскуливаю и пытаюсь отстраниться, но он не даёт, крепко держа за бедра. Двигает рукой, пока не решает, что уже достаточно. Проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, нежно дотрагиваясь к раковине ушка пальцами. Прижимаюсь к ладони и прикрываю глаза, отдаваясь во власть ему и его воле. Чувствую горячую головку около ануса... странно, ведь всё его тело такое холодное. Входит резко, заставляя вскрикнуть от боли. Успокаивает, поглаживая по плечам. Через некоторое время начинает двигаться. Даже боль с ним мне приятна. Я готов наслаждаться ей всегда и его холодом, и жаром. Канеки единственный, кто сочетает в себе эти качества – поэтому он особенный, особенный для меня. Вбивается уже с большей силой и скоростью. Я вижу его желание обладать мной и покорить себе, прогнуть меня под своё тело. Это эгоистично с его стороны, но я признаю, что и сам не против такого. Мы на моменте пика наслаждения. Волнами накатывает жар и возбуждение. Хочу, чтобы это мгновение длилось вечно. Ощущаю в себе его горячее семя... оказывается, оно тоже горячее. Глубоко вдыхаю воздух и открываю глаза. Отчётливо вижу его взгляд, полный удовлетворения. Он забрал меня, забрал из этой тьмы. Теперь перед моими глазами нет пелены лжи и обмана. — Канеки... Шепчу почти неслышно и тяну безвольную руку к его лицу, в попытке вновь прикоснуться к такому желанному телу. Вижу его улыбку, она такая... добрая что ли. Почему-то перед глазами возник образ отца. Его мягкая улыбка всегда согревала меня, помогала не бояться, ощущать себя в безопасности. Канеки, теперь ты будешь защищать меня? Не уйдёшь, не оставишь одного? — Идём домой, сестра давно ждёт твоего возвращения. А вот и слова, доказывающие то, что меня больше не оставят в одиночестве. С души упал тяжелый камень, разум не заполняли глупые мысли. Коротко киваю и отдаюсь в сладкие путы Морфея, где-то на конце сознания ощущая, что меня бережно берут на руки.