Ложь, ложь

Медиатор касается струн, и раздаётся резкий, далеко не мелодичный звук. Гитара оживает. Возможно, кто-то бы лишь недовольно поморщился: "Фи, разве это музыка? Где мелодия, где техника игры?" Но не я, нет, не я. Сегодня всё то, что окружает нас, можно выразить лишь в этом надрывно звенящем звуке, песне, сродни воплю отчаяния, но никак не нежной приятной мелодией. Чего они хотели? Взгляните, мир давно перестал походить на прекрасную юную деву, которую всё ещё малюют улыбчивые демократы, светло-розовой краской выводя нежные черты на корке запекшейся бурой крови. Не дева - старая карга с грубой кожей, почерневшей от пороха и дыма вечных войн и катастроф. Лишь взгляните в её глаза: они сверкают безумием, алчным желанием вырвать не загрубевшие ещё сердца из груди каждого ребёнка, упиваться тёплой солоноватой кровью, капающей с кончиков костлявых пальцев, поглотить всё ещё алеющую жизнь и заменить душу пыльной пустотой. Они устанут от жизни в свои шестнадцать, сами вспорют кожу лезвием, выпуская тёплый багрянец на кафельный пол ванной комнаты, добровольно расставаясь с самым дорогим, тем, что, казалось бы, нельзя отнять. Младенцы кричат, но лишь из-за того, что чувствуют: их конец ближе, чем кто бы то ни было думает. Они умрут в два-три года, отдав свои души блестящим девайсам с красочными персонажами внутри: "Поиграй со мной!" Из этой игры не выйти. Она поглощает. Она похищает. Она убивает. И вот, смешной сиреневый заяц смеётся, слизывая с усов горячую кровь: "Молодец! Ты вышел на новый уровень!" А уродливая старуха шевелит челюстями, обнажая потемневшие зубы. Но нет, это не недосмотр стоматолога. С жёлтых, как то золото, что в баснословных количествах хранится в банках Швейцарии, зубов стекает нефть, мешаясь с кровью. Сирия. Ирак. У влиятельных политиков длинные руки и бездонные карманы, а значит, они будут вытягивать отовсюду столько дрянного чёрного золота, сколько смогут, как ненасытные вампиры, не брезгуя ничем. Человеческая жизнь - ничто. Вы знаете, сколько дохода приносит одно месторождение? Явно больше, чем простая крестьянская семья. От ненужного стоит избавляться, а значит, совесть не станет мучить очередного государственного мужа, если ещё десяток-другой тел будет свален в канаву где-то недалеко от новой нефтяной вышки или брошен на жаре. Медленно гниющие трупы, утопающие в вонючей слюне великанши, то там то тут виднеются между зубов. А журналисты будут подпевать политикам, создавая мелодию, превращающую надрывные мольбы о помощи во вполне приятную песню, пригодную для прослушивания всей семьёй. Мы ведь не хотим травмировать детскую психику, верно? Отравление разума и разрушение мозга давно не являются преступлением, отупение - норма, если ты не заинтересован в покупке инновационного телефона, но беспокоишься о судьбе людей в далёкой стране - ты ненормальный. Если ты находишь в себе смелость критиковать существующий порядок - ты просто глуп и не понимаешь своего счастья. Голливудские улыбки ведущих с экрана - разве это не признак того, что всё прекрасно? Шаблонные речи стали истиной, которая устраивает всех, мы платим налог на то, чтобы ощущать спокойствие, самолично затыкаем уши ватой и с улыбкой читаем в газетах о том, как знаменитости проводят время и тратят своё состояние, восхищаемся их приветливыми жестами в адрес обделённых так, словно это подвиг. Я бы назвал героем не актёра, купившего мороженое маленькому мальчику на улице, не подправленную силиконом женщину в дизайнерском платье, подарившую безделушку фанату, а того, кто смог бы стереть с их лиц пластиковую ухмылку. Ведь несчастный - это, по сути, не бездомный, которому купил кофе именитый спортсмен. Это старушка, просившая этим утром мелочь, держа стаканчик в дрожащих руках, это инвалид из соседнего подъезда, кутающийся в прохудившуюся куртку, девушка, неделю не бравшая ничего в рот, лишь бы походить на куклу с глянцевой обложки, это мальчишка, который звал на помощь, когда никто не пришёл. Что? Вы не видели их? Взгляните на седые волосы ветхой твари, стоящей за этим, на эти пушистые лохмы, развевающиеся на ветру. Они закрывают вам глаза, опутывают ненавязчивой паутиной, откуда, тем не менее, выбраться невозможно. Наши лидеры знают об этом - и они умело направляют эти путы в нужное русло, надеясь, что эфемерные сети не отпустят народ. К слову, они правы - гораздо проще поддаться, чем упрямо барахтаться среди белёсых нитей и звать на помощь, ведь всё равно прийти некому. Рано или поздно сизый туман обратится в реальность, и ужасающие картины жизни покажутся гротескными, нереалистичными, словно сцены из антиутопии безумного автора. "Ложь, - скажешь ты. - Мир вокруг нас отнюдь не такой." Верно, ложь. Туман вокруг тебя - это ложь, ложь, ложь, ложь! Впрочем, кое в чём неправы даже сильные мира сего: посмотрите на пальцы этой старой карги, на костлявые отростки, испачканные в копоти и крови. Ими она сжимает крошечные упитанные фигурки в парадных костюмах, едва не выжимая из них жизнь, так, словно те - лишь муравьи в руках маленького ребёнка. Наши дорогие политики, верно. Они жадно слизывают капли нефти, пытаются сгрести в свои карманы побольше золотых монеток, сродни детскому конфетти, думая, что всё это - дары жизни, которые они, благодаря своей хитрости и влиянию, вправе получить. Эти люди думают, что держат само бытие за шкирку, хотя старуха задумчиво перекатывает их меж пальцев, способная ненароком раздавить или уронить. Всё будет так, как вздумается ей, а не большим шишкам в костюмах. Все мы сдохнем подзаборными собаками, растоптанные жизнью: богатые, святые, старики, преступники, бездомные, актёры и дети. Бытие отравит своим гнилостным дыханием каждого. Финальный аккорд - какой-то хриплый, даже немного фальшивый. Финальный. Больше сказать нечего. - Неплохо играешь, парень, - говорит какой-то мужчина, проходя мимо. - Тебе бы ещё немного поучиться... И о дно футляра от гитары со звоном ударяется пригоршня мелочи.