Куда ночь, туда и сон

Тики нечасто снились яркие сны, а сегодня привиделось, что идет он с шахты к небольшому домишке, а на крыльце ждет его женщина, тонкой рукой прижимая к себе ребенка. Девочка невелика, но ее красота уже отражает в себе импозантную внешность самого Тики — такого, как он сейчас, разодетого, холеного маркиза. Ухоженного и надушенного дорогими духами. И до того неуместным казались у дочери шахтера волосы как у куклы и кружева ручного плетения на отделке платья, что как-то врезалось в память, запало. И немного даже раздражало, что, кажется, он бы вовсе не возражал, случись все вот так. Даже учитывая, что ее матерью стала бы эта из Ордена... Миранда. Ночью она была реальностью, потом сном, а сейчас он уходил от нее навсегда, сетуя, что, кажется, не сможет забыть. Ее он встретил в кафе, хотя устранить намеревался в безлюдном, неожиданном месте. Она пила кофе и смотрела на чашку. Точнее — в саму чашку, на дне которой оставалась лишь гуща. Все ее мысли были написаны на лице. Жалкая, тихая тоска, одиночество. Девицы по остаткам в чашке часто гадают на женихов, но у этой явно не будет мужа, Тики это понимал. Ноги сами несли вперед — он подошел и присел за ее столик — угловой, словно она желала не привлекать внимания, отгородиться ото всех. К его изумлению, она не узнала его. Не узнала даже его голоса, лишь краснела, что-то невпопад отвечая. И как вышло, что он ее охмурил? Тики был, конечно, неотразим и заинтересовать мог любую. А для этой девушки его напор был просто ошеломительным, неожиданным, и она не стала проявлять стойкость — решилась и взяла от жизни все, словно этот день был последним. Впрочем, это по иронии почти соответствовало истине. И приказ устранить врага Миранду Лотто получил именно он, Тики, да только вот не торопился с исполнением. Они пили потом сладкий ликер и катались по городу, и держались за руки. А потом сняли меблированные комнаты, он сам ее раздевал, постоянно лаская. Ее хрупкость в сочетании с немного неловкими движениями заводили его и притягивали, от пышных волос слабо пахло корицей, которую он сам любил в кофе и сладостях. Она словно боялась постели, пока он ее туда не отнес, как боялась и спать, судя по тому, сколько кофе с ее слов она выпивает за сутки. Тики понял чуть позже, почему она опасалась. Он немного даже был удивлен, когда от боли под ним она вздрогнула и зажалась, как был удивлен потом ярким пятнам на простыне. Она была чистой и очень желанной, обладать ей было настоящим удовольствием. Было даже немного жаль, что такая вот девушка обречена в скором времени умереть. Тики даже подумал, что мог бы с ней жить, как Шерил живет со своей Трисией, если бы... Но на экзорцистке он жениться конечно не мог. Он уснул, прижимая ее к себе, а затем увидел во сне. И ушел как подонок — пока дама спала, — потому что не смог бы посмотреть ей в глаза. Мог бы тысячу раз убить ее — такую беззащитную во сне, но покуда — помиловал. Когда он уходил, к нему привязалась девчонка со светлыми полевыми букетами. Что-то там говорила — господин, мол, купите. Тики представил себе, как Миранда там спит — ее бледные щеки и темные тени под глазами, спокойно спит, возможно, впервые за долгое время. Не хватало лишь пошлых цветов. Тики остановился и пристально посмотрел на девочку. Чем-то она напомнила ему ту, увиденную во сне. Все такие козявки в мире чем-то похожи, не считая Роад. Тики все не мог изгнать из памяти навязчивый сон — на крошечной бедной веранде запах густого кофе отдает специями, а у его кудрявой дочери глаза цвета пьяного меда. Добрые, наивные, любящие глаза. Потом мысли его ненадолго перешли на будущий разговор с Графом — что он скажет ему? Вероятнее всего — ничего, в конце концов, Граф мудр, он многое понимает. И не так часто дает волю гневу, если разобраться. Покупая у довольной девчонки все цветы, Тики думал об Изе, а еще о своих людях-друзьях. И немного о том человеке, что носил смешные очки, курил вонючий табак, о том, кто еще где-то жил в нем, но больше не приносил удовольствий, а лишь тяготил своими мечтами, мешал. И еще почему-то о том, что некоторых пятен никогда не отмыть и не отстирать. Смятые лепестки смешной мишурой летели на мостовую. Под перчатками пальцы Тики тонко пахли корицей.