Туда и обратно, или август 91

Пока мы тряслись в поезде, Эльдар и дядя Ринат уже вернулись домой. Ввалившись в квартиру, дядя Ринат сбросил рюкзак, как был — в грязных походных шмотках и вонючих башмаках — протопал в кухню, запустил руку в борщ, извлек оттуда шмат мяса и принялся с чавканьем пожирать его. Мама пришла в ужас — она привыкла, что супруг вкушает пищу торжественно и неторопливо, восседая за красиво накрытым столом. На робкие намеки, что хорошо бы сначала помыться-переодеться, он ответствовал только: «Жена, жрать давай скорее, после поговорим!» Впрочем, наевшись, дядя Ринат привел себя в приличный вид и созвал приятелей — потрясти их эпической сагой о невероятном путешествии, куда заманил его коварный сын. Говорят, повесть его пользовалась замечательным успехом, и годы и годы спустя в компании за домино он с удовольствием пересказывал избранные части. Друзья в Москве слушали наши байки с не меньшим интересом и ухахатывались над нашими голодными приключениями и недотепой-командиром. Эльдара же всерьез грызла мысль о нелепом промахе. Как он мог так ошибиться в расчетах? Он навел справки и выяснил, что та команда, чьим описанием мы пользовались, забрасывалась на вертолете! В отчете они скромно умолчали об этом. Что ж, мы учли свои ошибки и собирались избежать их на будущий год — но, увы, в Абхазии разразилась война, и Бзыбский хребет на долгий срок стал недоступен для туристов. Новая экспедиция к Графскому провалу состоялась лишь десять лет спустя. Мой половин принял в ней участие вместе со следующим поколением спелеологов — крепкими, ловкими, тренированными парнями с новым, куда более удобным снаряжением. Наученные нашим горьким опытом, ребята наняли в Адлере вертолет, что позволило им запастись изрядным количеством самой разнообразной пищи, вплоть до свежих огурцов и помидоров. В тот раз они ни в чем не знали недостатка, погода стояла прекрасная, и пещеру удалось пройти до дна. Правда, мой половин снова дошел только до полусифона на пятисотметровой глубине: к тому времени он малость заматерел, и узости давались ему с некоторым трудом, а главное, ему надо было вернуться в Москву раньше других. Половин сбрасывался в одиночку. В горах все еще рыскали вооруженные абхазы; пастух из коша возле Двух Бревен зазвал его в гости и, напившись чачи, предложил верхом на горячем коне мчаться в горы, чтобы отстреливать врагов. Половину пришлось притвориться в зюзю пьяным, иначе ему было не отбрыкаться от заманчивого предложения… Эх, много лет прошло с тех пор! Медленно, но верно мы приближаемся к дяде-ринатовому возрасту, и старшие дети у некоторых сами стали уже разгильдяями-студентами. Другие парни и девицы теперь таскают трансы с веревкой, тревожат светом и голосами кромешную тьму пещер. Наших друзей-спелеологов раскидало по всему миру; с кем-то мы встречаемся до сих пор, с кем-то — не виделись с того самого лета, когда вместе мерзли, мокли и голодали на Бзыбском хребте. Это был, пожалуй, самый тяжелый и неудачный наш поход. Но именно его мы вспоминаем чаще других, с неизменным удовольствием пересказывая друг другу старые байки и анекдоты. И с самым теплым и нежным чувством я вспоминаю нас тогдашних — молодых, безалаберных, оптимистичных и жизнестойких — и холодное, бесприютное, открытое всем ветрам нагорье Бзыбского хребта.