Маски

Переворачиваюсь на спину и натягиваю одеяло чуть ли не до подбородка. Меня знобит, хотя окно закрыто и в комнате тихо шумит обогреватель. Провожу рукой по второй половине кровати. Пусто. Я закрываю глаза, а потом начинаю быстро-быстро моргать, прогоняя непрошеные слезы. Как часто я просыпаюсь так и нахожу себя одна в постели? Часто, поэтому стараюсь заснуть и не открывать глаз до самого утра. Когда ты придешь и нежно проведешь пальцами по моему оголенному плечу и прошепчешь милые глупости на ухо, а потом пойдешь на кухню готовить завтрак и попутно ругаться с Бродягой. Еще не рассвет. Полагаю, что около трех ночи. Вот как всегда, как по часам просыпаюсь, чтобы измучить себя догадками. Где ты? Как ты? Жив ли ты? Мазохистка. Режу без ножа, причиняя боль не только себе. Провожу замерзшими пальцами по, уже, выпуклому животу. Усмехаюсь воспоминаниям. Ты был рад, безумно. Ребенок был твоей мечтой, частичка нашей любви, которая уже совсем скоро будет бегать по этому дому. А будет ли? Не знаю. Я была не так рада этому. Ребенок во время войны - что может быть хуже? Я была в шоке, когда узнала. Подвергать свою жизнь опасности - ничего не стоит, но когда ты носишь под сердцем маленького человечка, ты уже не можешь распоряжаться своей жизнью так легкомысленно. Разумеется ты запретил мне выбираться на бои. Говоришь, что не простишь себе, если с нами что-то случиться. А прощу ли я себе, если после таких ночей, ты не придешь домой? Нет. Конечно нет. Меня убивает эта война. Пожирает изнутри и иногда кажется, что лишила способности чувствовать хоть что-нибудь, кроме страха. Я просыпаюсь с криками и в холодном поту. Ты мигом подскакиваешь следом и обхватив руками, укачиваешь, как маленького ребенка. Чувствую себя паршиво. Беспомощно и паршиво. А ты просыпаешься каждый день с улыбкой. Джеймс, милый Джеймс. Ну скажи как? Как у тебя получается? Твое чертово самообладание доведет меня! Ты хватаешь меня за плечи и мягко, как тряпочную куклу встряхиваешь и шепчешь:Лили, Лили не сдавайся, ради малыша, ради меня. И когда ты в очередной раз улыбнешься, той яркой и безупречной улыбкой, которая будто говорит:Смотри, я, мать его, Джеймс Поттер! Со мной ты в безопасности! , мне захочется заорать, завыть во весь голос. Подвести тебя к окну и показать, что там сейчас твориться. Нет! Больше не будет так, как было в школе. Прекращай свой маскарад, снимай маски! Это война, всем плевать, какие стены ты соорудил вокруг себя. Ты помнишь то письмо? Письмо о убийстве семьи МакКиннонов. Бедный Сириус. Он был как раз у нас, а это письмо окончательно разрушило его жизнь. Забавно, как чернила на бумаге могут наносить такие раны, будто ржавым гвоздем воткнули в сердце и с ухмылкой прокрутили внутри. Помнишь, как Сириус выбежал под дождь и стал рвать ногтями кожу на груди, будто хотел вырвать сердце и избавится от невыносимой боли. Смотреть на это не менее больнее. И до неунывающих людей доходит старуха смерть. Знаешь,все же твое самообладание дало трещину. По твоим мимолетным взглядом, усталой, иногда улыбки, по быстрым движениям, по гулко стучащему сердцу, я понимаю, тебе страшно. Ведь теперь, когда Бродяга почти стал зомби после смерти Марлин, а Люпин больше не вызывает доверия, ты стал тем, на ком все держится. Прости, я не так сильна, чтобы помочь тебе выдержать это. Но я постараюсь, честно. Откидываю одеяло и выхожу из комнаты. Спускаясь по лестнице,замечаю мигающий свет. Подхожу ближе и вижу Сириуса спящего на диване. Заботливо накидываю на него покрывало и выключаю торшер. Он улыбается во сне, и я провожу пальцами по его волосам. Пусть спит. Если Бродяга дома, значит и ты никуда не уехал. Брожу по дому, но безуспешно, тогда выхожу на задний двор, там я замечаю тебя. На плетеном стуле, ты сидишь в кругу осколков разбитого зеркала и просто сморишь в даль. Ничего, родной. Война не терпит масок.